jannet » 06 фев 2021, 00:58 Нет, это как раз неплохо — что даже этот жирный боров , спрятавшийся в заграницах признаёт это, но только рядовым романтичным юношам и девушкам, не светит ни компенсация в биткоинах, как их лидерам-крысоловам, весьма призрачными становятся и учеба (если образование бюджет и они засветили своё уч.заведение), и работа в госсекторе.
Вот истории «политической» (на самом деле , нет - просто бунтующей, как свойственно), молоди:
[+]
Скрытый текст
Это лето запомнится чередой массовых протестных акций — в поддержку спецкорреспондента «Медузы» Ивана Голунова и против фабрикации уголовных дел, в защиту независимых кандидатов в Мосгордуму. На митингах, маршах, пикетах задерживали тысячи людей, были возбуждены сотни административных и десятки уголовных дел. Несколько осужденных на административный арест, рассказывают, что происходит в спецприемниках и может ли это заставить людей не выходить больше на митинги
Аглая Шатова, 18 лет
Задержана 3 августа на несогласованной акции в поддержку независимых кандидатов в депутаты Мосгордумы. Провела в спецприемнике 10 суток.
«Весь июль я собирала подписи за независимых кандидатов и понимала, что это довольно сложная работа, которую многие из них проводили честно. То, что большинство [кандидатов] не зарегистрировали, меня очень сильно разозлило, поэтому я начала выходить на митинги.
3 августа мы с друзьями встретились на Смоленской, пошли к Арбату, чуть-чуть погуляли там, покричали “Путин — вор”. На акции также был мой папа. Когда я увидела, как его задерживают, подошла к полицейским, попросила представиться и объяснить основания задержания. В итоге меня тоже затащили в автозак. Они [сотрудники полиции] попросили меня открыть рюкзак и увидели там листовки с призывами выходить на митинг 3 августа и флажки — обычный триколор. Это и стало основанием для задержания, хотя и никак не повлияло на мою статью, потому что всему нашему автозаку в итоге дали 19.3 [КоАП “Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции, военнослужащего, сотрудника органов федеральной службы”].
К слову, почти все задержанные, которые там [в автозаке] сидели, не сопротивлялись полиции. Многие рассказывали, что ОМОН силой хватал их под руки, несмотря на то что они просто шли и говорили, что не собираются убегать и сопротивляться. Я же сопротивлялась, только когда в автозаке у меня попытались изъять телефон, потому что я знала, что это незаконно. По сути, мне ничего не предъявили, но телефон изъяли. Меня это возмущало. По пути в ОВД полицейские обзывали нас “зомби”, говорили, что мы проплачены, якобы нам платят по 3,5 тысячи рублей за выход [на митинг].
В итоге нас привезли в ОВД по Арбату. Позже пятерых из нас, в том числе меня, увезли в ОВД Лужники. Там мы переночевали, и утром нас увезли в ОВД Мещанское, где мы провели еще целый день, и на следующий день нас опять привезли в ОВД Лужники, а оттуда — в Пресненский суд. В ОВД Лужники к нам приезжала [политолог, член Совета по правам человека] Екатерина Шульман. Она выясняла, почему нас так долго держат, спрашивала, при каких обстоятельствах задержали, и говорила, что все отделаются штрафами. Мы тоже на это надеялись, но так не получилось. В итоге у меня статья 19.3 [КоАП] и мне выписали 10 суток [ареста]. Папе, кстати, дали 15 суток.
Я сидела в первом спецприемнике у метро “Нахимовский проспект”. Кроме меня, в камере была еще одна девушка с акции 3 августа. Еще с нами сидели одна наркоманка, две девушки, которых задержали за распитие [алкоголя], и, кажется, одну девушку задержали за тонировку [автомобильных стекол] на шесть суток. Постоянного количества человек в нашей камере не было, но максимально в один момент нас сидело семеро.
Аглая Шатова
Это [содержание в спецприемнике] чем-то похоже на плохой хостел — там тоже двухъярусные кровати. Правда, из спецприемника тебя выпускают несколько раз в день — погулять, забрать передачку или позвонить. Там плохой туалет, не очень хорошая еда. Но позволяют читать книги, курить. Но в целом жить можно. В шесть часов [утра] нам приносили завтрак, чаще всего мы его игнорировали и продолжали спать. Позже приходили сотрудники спецприемника — пересчитывали нас, проверяли, нет ли у нас запрещенных вещей и убрана ли камера. Затем был примерно час свободного времени, в течение которого выделялось 15 минут на звонок кому-нибудь. После чего нас выводили на прогулку, кормили обедом. На завтрак — каша, на обед — первое и второе. Проблема в том, что я и моя знакомая — вегетарианки, поэтому нам было не очень удобно питаться в спецприемнике. Еда была либо с мясом, либо с молочными продуктами. Кроме того, четыре дня с нами сидела Ольга Шалина из “Другой России”. Она заметила, что большинство блюд нам приносят в пластиковой посуде — очень много пластика выбрасывается. Оля написала от руки петицию, под которой мы все подписались: во-первых, чтобы восстановили столовую, потому что все время еду нам приносили прямо в камеру, во-вторых, чтобы организовали раздельный сбор мусора. Петицию передали сотрудникам
Люди [работающие в спецприемнике] были очень разные, в том числе и те, кто все запрещал, например. Но в целом все было нормально. Кстати, с нами сидел Алексей Навальный, поэтому, наверное, все прошло без инцидентов. Мы каждый день с ним о чем-то переговаривались, он нам передавал газеты во время прогулок. Много говорили о политике, о людях, который сейчас идут по уголовке, о Егоре Жукове, [Данииле] Кононе например.
Мне показалось, что сидеть не очень страшно. Нас не пытали, не морили голодом, на допросы не водили. Конечно, ты понимаешь, что сидишь ни за что — ты не избивал полицейских, не грубил им.
Но пережить это можно. Сейчас меня очень многие предостерегают, что следует вести себя аккуратнее, потому что третье административное нарушение может повлечь за собой уголовное дело. Я постараюсь больше не попадаться ОМОНу и сотрудникам полиции, но на митинги собираюсь ходить».
Павел Сайгин, 20 лет
Задержан 12 июня на марше в поддержку Ивана Голунова. Провел в спецприемнике 10 суток.
«У меня не было возможности участвовать ни в пикетах, ни в поездке к суду, поэтому я решил воспользоваться последней возможностью и прийти на марш [в поддержку Ивана Голунова]. Пошли мы туда с товарищами по Либертарианской партии — я являюсь ее действующим членом, — мирно гуляли. Когда мы уже решили расходиться, я пошел по пешеходному переходу и увидел, как “вяжут” молодого человека, а на фоне этого кричит женщина, защищая его. Вокруг, как мне казалось, не было никого из ОМОНа, поэтому я крикнул: “Вам квартиру не дадут”, и они материализовались вокруг меня. Так я оказался в автозаке. Позднее меня привезли в ОВД Якиманка и выпустили оттуда со статьей 20.2 часть 6.1 [участие в несанкционированных собрании, митинге, демонстрации, шествии или пикетировании, повлекших создание помех функционированию объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры, связи, движению пешеходов и (или) транспортных средств либо доступу граждан к жилым помещениям или объектам транспортной или социальной инфраструктуры].
В ленивом порядке я периодически заглядывал на сайт суда, проверял, когда по мне заседание. Сначала информации не было, но я надеялся, что мне позвонят — я оставлял свой номер. Заседание, назначенное на 21 июня, не состоялось. В итоге утром 28 числа я вышел на работу. На улице меня встретил сотрудник полиции, спросил фамилию, я спросонья назвал. Меня “упаковали” в белый автобус и доставили в суд. Я до последнего не верил, что будет арест, всем [задержанным на митинге] ведь выписывали штрафы. Я даже жене не успел позвонить. В итоге суд дал мне 10 суток.
Около девяти вечера меня привезли в спецприемник — это такое трехэтажное здание, на первом этаже которого административные помещения и душ, на втором — камеры и что-то еще на третьем. Все личные вещи изъяли: я сложил все в рюкзак, а рюкзак — в ячейку. Причем какие-то ценные вещи сдавались под опись, например кредитные карты, а остальные просто на доверии. Также сняли отпечатки пальцев и отправили в камеру, но сначала спросили, курю я или нет. Я как раз тогда пытался бросить, поэтому сказал, что немного. Так я попал в трехместную камеру для некурящих, но на входе меня встретил сонный курящий мужчина.
Павел Сайгин
Сначала я сидел с каким-то молодым парнишкой из Таджикистана. Кажется, его “приняли” похмельным и не в первый раз. Но мы мало общались. На второй день я просто взял разворот тетради, разрисовал его линиями 8 на 8 клеточек, мы нашли какие-то листочки разных цветов и играли в шашечки, потому что скучно было. Через пару дней к нам заехал мужчина — когда-то гражданин Таджикистана, но сейчас уже Российской Федерации. Фамилию его не помню, но называл я его Сабирыч. Служил в КГБ, Афган прошел два раза, где он только не воевал. Много историй [услышанных в спецприемнике] было связано с его жизнью. Теперь я лично знаком с одним из людей, который штурмовал дворец Амина.
Камера. Сначала нас поселили в совсем небольшую комнатушку с желтыми стенами. Мы с Сабирычем пошутили на тему Достоевского, потому что маленькая комната с желтыми стенами — это прям ирония. Там стояли три койки, стол, было одно окно. Небольшая полудверь — фанерка метр на метр на петельках — отделяла туалет и раковину от всей остальной камеры. Туалет по какой-то причине был размещен на постаменте — вот эта вот стандартная дыра как на вокзалах, но почему-то на уровне чуть выше моего колена со ступеньками. Потом нас перевели в камеру немного побольше.
В душ водят раз в неделю по воскресеньям — в течение всего дня по два человека. Вас запирают в большой комнате, в которой есть две душевые кабинки, отделенные друг от друга перегородкой, дают какое-то стремное синее мыло. Я им не воспользовался, мне сразу [родные] передали шампунь. Обычный душ, на самом деле. Периодически, кстати, я мыл голову прямо в камере в раковине, потому что у меня длинные волосы.
Подъем в спецприемнике около 8 утра. На завтрак обычно каша — довольно жиденькая, но в целом есть можно, кусок хлеба и чай. С собой можно попросить несколько пакетиков чая и наполнить большую пятилитровую бутылку кипятком, чтобы пить в камере. Случалось, конечно, что пакетиков не хватало, приходилось заваривать один по пять раз, потому что хотелось чего-то чаеобразного. Но так было буквально два дня. Около 10 утра проверка комнат. Строго было первые пару дней, потом уже во время проверок никого металлоискателями не проверяли. Между 11 и 13 часами мы выходили гулять на час в небольшой дворик. По размерам точно не скажу, но я как-то насчитал 30 на 8 шагов — небольшой такой прямоугольник. Затем примерно до 14:00 15 минут на звонки. Нас по очереди отводили в комнату на этаже, где полицейский выдавал под роспись телефоны и зарядки, у кого они были. По регламенту в эти 15 минут можно только звонить. Но в действительности же мы спокойно пользовались интернетом. Был только один раз, когда нам запретили, но в целом это справедливо, потому что по регламенту телефон можно использовать только для звонков. Все остальное время все было лояльно. Там все строится на каком-то человеческом отношении. После звонков был обед. Первое — это обычная миска супа, почти всегда мясное, пару раз был даже неплохой куриный бульон. Второе — не самое лучшее, но тоже обычная столовская еда: макароны, пюре, рагу, рыбная или мясная котлета. После обеда никаких активностей нет, до ужина ничего не происходит.
Если вам предлагают работу в спецприемнике — соглашайтесь. Об этом рассказывали другие [арестанты]. Сама работа несложная, говорят, как правило, это помощь в подготовке еды к завтраку, обеду и ужину. За это делают послабление, например в виде неограниченного использования телефона. Политическим обычно не предлагают — мне как раз не предложили.
За время в спецприемнике что я, что Сабирыч стали очень много курить, потому что скучно. Тем не менее я прочитал три книги — Герман Гессе “Нарцисс и Гольдмунд”, Фридрих фон Хайек “Дорога к рабству”, Филип Дик “Человек в высоком замке”. А еще от руки написал курс лекций по математическому анализу — по образованию я физик и читаю лекции детям в летней школе. В общем, очень продуктивно провел эти 10 суток».
Владислав Дерпов, 21 год
Задержан 3 августа на несогласованной акции в поддержку независимых кандидатов в Мосгордуму. Провел двое суток в одиночном изоляторе до суда и сутки в спецприемнике.
«Я как пресс-секретарь [московского отделения молодежного демократического движения] “Весны” вел текстовую трансляцию акции у нас в телеграм-канале и, конечно, не хотел быть задержанным. На рожон лезть не собирался никто, митинг был абсолютно мирным. Люди [вышедшие на акцию] просто ходили по бульварам, гуляли. Было достаточно сложно отличить их от просто отдыхающих москвичей. Предполагалось, что будут задержания, поэтому после завершения какой-то активной фазы акции мы с товарищами договорились, что будем носить передачки задержанным, но по злой иронии передачки им пришлось приносить мне.
Азат Гайнутдинов вышел из тюрьмы в 2004 году. Встал на ноги, нашел работу, а потом начал помогать устраиваться на работу своим тюремным знакомым
Меня задержали на пересечении 2-го Колобовского переулка и Петровки. Там было довольно много ОМОНа. Подойдя к оцеплению, я поинтересовался, можно ли здесь пройти, на что получил ответ, что я задержан. Все 30 человек, с которыми мы дошли до этой точки, оказались в автозаке. Потом нас перевели в полицейский автобус и отвезли в ОВД по Даниловскому району. К нам приезжал следственный комитет, всех оформленных отводили в кабинет к следователю для дачи показаний еще и по акции 27-го числа. Адвокат, которого к нам, кстати, пустили, дал рекомендацию не отказываться от показаний, а ссылаться на 51-ю статью Конституции (“Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом”). Все [и я в том числе] этим и воспользовались, как я понял.
В итоге оформили на меня часть 8 статьи 20.2 [повторное совершение административного правонарушения], так как у меня было повторное задержание в течение года. Статья арестная. Я снял шнурки — это обязательное правило, отдал телефон, и меня отвели в одиночную камеру до суда. Там почти не было света. Я попытался почитать две книжки, которые были с собой, но решил, что зрение дороже, и просто лег спать.
На следующий день мне принесли передачки — я не уверен, от кого точно, возможно, от “ОВД-Инфо” или от граждан, которые состоят в чатах по передачкам.
Из минусов — не было туалета. Приходилось стучать в дверь, пока не откроют, а открывали, разумеется, не мгновенно, а минут через 20-30. Тем не менее каких-то глобальных неудобств не было, но провести 40 часов в темноте не очень приятно. Спасибо всем, кто делал передачки и информационно освещал, потому что полицейские видели активность и понимали, что за мной есть какая-то поддержка.
Владислав Дерпов
В суд меня повезли под полицейским конвоем. Мне дали 10 суток административного ареста в спецприемнике в ОВД по району Бирюлево Западное. Плюсом была относительная малочисленность камеры — всего четыре человека: двое так называемых политических — я и 62-летний мужчина, один мужчина из криминальной среды, который “приехал в Москву воровать, а попался на пьяной драке”, как он сам сказал, четвертый — узбек, который понимал по-русски, но особо не говорил. В целом было нескучно, время там летит быстрее, чем в одиночной камере. У них есть собственный распорядок — отбой, например, в 22 часа. Тем не менее никто не засыпает, все продолжают общаться. Как раз в это время я примерно и приехал. Ужин мне уже не полагался. Мой сокамерник, который провел 20 лет в лагерях, уговорил охранника выдать мне кипятка, поделился чаем, сахаром. Подъем примерно в 6 часа. На завтрак давали вполне съедобную кашу — что-то типа “дружбы”, когда смешивают две каши — пшенную и рисовую. К тому же, когда ты три дня до этого не ел ничего горячего, она зашла на ура.
Сама камера достаточно старая, переоборудованная из обезьянника. Единственное — не было бросающейся в глаза облупленной штукатурки и битой плитки. Камеры маленькие — три подряд, почти вплотную, кровати, около третьей — четвертая, небольшой шкафчик, тумба и лампочка. Наверху под потолком маленькое окошко. Стандартный туалет — дырка в полу, которую приходилось затыкать бутылкой, чтобы не проникали запахи. В камере довольно душно, а если в ней курят, то вещи моментально пропитываются запахом. Пришлось их перестирывать два раза. На 15 минут в день дают телефон, правда, я этим правом не воспользовался, так как у меня на следующий день после приезда было заседание суда. Но сокамерники рассказывали, что дают позвонить, кому-то написать. Кто-то даже успевал просмотреть по диагонали ленту “Ютьюба”.
Мой опыт в спецприемнике оказался непродолжительным. На следующий день у меня было назначено обжалование в Мосгорсуде. В ходе заседания суда первой инстанции были допущены грубейшие нарушения норм процессуального права, поэтому Мосгорсуду не оставалось ничего, кроме как вернуть мое дело на пересмотр. Кроме того, 48 часов с момента моего задержания уже давно истекли, и меня освободили в зале суда, выдав расписку, что я обязуюсь явиться в суд на следующий день. Благодаря своим друзьям я добрался до спецприемника и забрал свои вещи — в Мосгорсуд меня отвезли без шнурков, телефона и денег.
На следующий день судья признала меня виновным в совершении правонарушения по статье 20.2 часть 8, но дала уже не 10, а трое суток — ровно столько, сколько я уже отсидел. Так я уже окончательно оказался на свободе.
В свете того, что [гражданского активиста Константина] Котова (обвиняется в неоднократных нарушениях на массовых мероприятиях) отправили под арест по так называемой дадинской статье, наверное, не хотелось бы третий раз за год попадать в такую историю. Тем не менее, наверное, не стоит говорить, что я или кто-то другой как-то пугается и прекращает свою гражданскую деятельность. Такое может случиться с каждым».
Аглая Шатова, 18 лет
Задержана 3 августа на несогласованной акции в поддержку независимых кандидатов в депутаты Мосгордумы. Провела в спецприемнике 10 суток.
«Весь июль я собирала подписи за независимых кандидатов и понимала, что это довольно сложная работа, которую многие из них проводили честно. То, что большинство [кандидатов] не зарегистрировали, меня очень сильно разозлило, поэтому я начала выходить на митинги.
3 августа мы с друзьями встретились на Смоленской, пошли к Арбату, чуть-чуть погуляли там, покричали “Путин — вор”. На акции также был мой папа. Когда я увидела, как его задерживают, подошла к полицейским, попросила представиться и объяснить основания задержания. В итоге меня тоже затащили в автозак. Они [сотрудники полиции] попросили меня открыть рюкзак и увидели там листовки с призывами выходить на митинг 3 августа и флажки — обычный триколор. Это и стало основанием для задержания, хотя и никак не повлияло на мою статью, потому что всему нашему автозаку в итоге дали 19.3 [КоАП “Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции, военнослужащего, сотрудника органов федеральной службы”].
К слову, почти все задержанные, которые там [в автозаке] сидели, не сопротивлялись полиции. Многие рассказывали, что ОМОН силой хватал их под руки, несмотря на то что они просто шли и говорили, что не собираются убегать и сопротивляться. Я же сопротивлялась, только когда в автозаке у меня попытались изъять телефон, потому что я знала, что это незаконно. По сути, мне ничего не предъявили, но телефон изъяли. Меня это возмущало. По пути в ОВД полицейские обзывали нас “зомби”, говорили, что мы проплачены, якобы нам платят по 3,5 тысячи рублей за выход [на митинг].
В итоге нас привезли в ОВД по Арбату. Позже пятерых из нас, в том числе меня, увезли в ОВД Лужники. Там мы переночевали, и утром нас увезли в ОВД Мещанское, где мы провели еще целый день, и на следующий день нас опять привезли в ОВД Лужники, а оттуда — в Пресненский суд. В ОВД Лужники к нам приезжала [политолог, член Совета по правам человека] Екатерина Шульман. Она выясняла, почему нас так долго держат, спрашивала, при каких обстоятельствах задержали, и говорила, что все отделаются штрафами. Мы тоже на это надеялись, но так не получилось. В итоге у меня статья 19.3 [КоАП] и мне выписали 10 суток [ареста]. Папе, кстати, дали 15 суток.
Я сидела в первом спецприемнике у метро “Нахимовский проспект”. Кроме меня, в камере была еще одна девушка с акции 3 августа. Еще с нами сидели одна наркоманка, две девушки, которых задержали за распитие [алкоголя], и, кажется, одну девушку задержали за тонировку [автомобильных стекол] на шесть суток. Постоянного количества человек в нашей камере не было, но максимально в один момент нас сидело семеро.
Аглая Шатова
Это [содержание в спецприемнике] чем-то похоже на плохой хостел — там тоже двухъярусные кровати. Правда, из спецприемника тебя выпускают несколько раз в день — погулять, забрать передачку или позвонить. Там плохой туалет, не очень хорошая еда. Но позволяют читать книги, курить. Но в целом жить можно. В шесть часов [утра] нам приносили завтрак, чаще всего мы его игнорировали и продолжали спать. Позже приходили сотрудники спецприемника — пересчитывали нас, проверяли, нет ли у нас запрещенных вещей и убрана ли камера. Затем был примерно час свободного времени, в течение которого выделялось 15 минут на звонок кому-нибудь. После чего нас выводили на прогулку, кормили обедом. На завтрак — каша, на обед — первое и второе. Проблема в том, что я и моя знакомая — вегетарианки, поэтому нам было не очень удобно питаться в спецприемнике. Еда была либо с мясом, либо с молочными продуктами. Кроме того, четыре дня с нами сидела Ольга Шалина из “Другой России”. Она заметила, что большинство блюд нам приносят в пластиковой посуде — очень много пластика выбрасывается. Оля написала от руки петицию, под которой мы все подписались: во-первых, чтобы восстановили столовую, потому что все время еду нам приносили прямо в камеру, во-вторых, чтобы организовали раздельный сбор мусора. Петицию передали сотрудникам
Люди [работающие в спецприемнике] были очень разные, в том числе и те, кто все запрещал, например. Но в целом все было нормально. Кстати, с нами сидел Алексей Навальный, поэтому, наверное, все прошло без инцидентов. Мы каждый день с ним о чем-то переговаривались, он нам передавал газеты во время прогулок. Много говорили о политике, о людях, который сейчас идут по уголовке, о Егоре Жукове, [Данииле] Кононе например.
Мне показалось, что сидеть не очень страшно. Нас не пытали, не морили голодом, на допросы не водили. Конечно, ты понимаешь, что сидишь ни за что — ты не избивал полицейских, не грубил им.
Но пережить это можно. Сейчас меня очень многие предостерегают, что следует вести себя аккуратнее, потому что третье административное нарушение может повлечь за собой уголовное дело. Я постараюсь больше не попадаться ОМОНу и сотрудникам полиции, но на митинги собираюсь ходить».
Павел Сайгин, 20 лет
Задержан 12 июня на марше в поддержку Ивана Голунова. Провел в спецприемнике 10 суток.
«У меня не было возможности участвовать ни в пикетах, ни в поездке к суду, поэтому я решил воспользоваться последней возможностью и прийти на марш [в поддержку Ивана Голунова]. Пошли мы туда с товарищами по Либертарианской партии — я являюсь ее действующим членом, — мирно гуляли. Когда мы уже решили расходиться, я пошел по пешеходному переходу и увидел, как “вяжут” молодого человека, а на фоне этого кричит женщина, защищая его. Вокруг, как мне казалось, не было никого из ОМОНа, поэтому я крикнул: “Вам квартиру не дадут”, и они материализовались вокруг меня. Так я оказался в автозаке. Позднее меня привезли в ОВД Якиманка и выпустили оттуда со статьей 20.2 часть 6.1 [участие в несанкционированных собрании, митинге, демонстрации, шествии или пикетировании, повлекших создание помех функционированию объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры, связи, движению пешеходов и (или) транспортных средств либо доступу граждан к жилым помещениям или объектам транспортной или социальной инфраструктуры].
В ленивом порядке я периодически заглядывал на сайт суда, проверял, когда по мне заседание. Сначала информации не было, но я надеялся, что мне позвонят — я оставлял свой номер. Заседание, назначенное на 21 июня, не состоялось. В итоге утром 28 числа я вышел на работу. На улице меня встретил сотрудник полиции, спросил фамилию, я спросонья назвал. Меня “упаковали” в белый автобус и доставили в суд. Я до последнего не верил, что будет арест, всем [задержанным на митинге] ведь выписывали штрафы. Я даже жене не успел позвонить. В итоге суд дал мне 10 суток.
Около девяти вечера меня привезли в спецприемник — это такое трехэтажное здание, на первом этаже которого административные помещения и душ, на втором — камеры и что-то еще на третьем. Все личные вещи изъяли: я сложил все в рюкзак, а рюкзак — в ячейку. Причем какие-то ценные вещи сдавались под опись, например кредитные карты, а остальные просто на доверии. Также сняли отпечатки пальцев и отправили в камеру, но сначала спросили, курю я или нет. Я как раз тогда пытался бросить, поэтому сказал, что немного. Так я попал в трехместную камеру для некурящих, но на входе меня встретил сонный курящий мужчина.
Павел Сайгин
Сначала я сидел с каким-то молодым парнишкой из Таджикистана. Кажется, его “приняли” похмельным и не в первый раз. Но мы мало общались. На второй день я просто взял разворот тетради, разрисовал его линиями 8 на 8 клеточек, мы нашли какие-то листочки разных цветов и играли в шашечки, потому что скучно было. Через пару дней к нам заехал мужчина — когда-то гражданин Таджикистана, но сейчас уже Российской Федерации. Фамилию его не помню, но называл я его Сабирыч. Служил в КГБ, Афган прошел два раза, где он только не воевал. Много историй [услышанных в спецприемнике] было связано с его жизнью. Теперь я лично знаком с одним из людей, который штурмовал дворец Амина.
Камера. Сначала нас поселили в совсем небольшую комнатушку с желтыми стенами. Мы с Сабирычем пошутили на тему Достоевского, потому что маленькая комната с желтыми стенами — это прям ирония. Там стояли три койки, стол, было одно окно. Небольшая полудверь — фанерка метр на метр на петельках — отделяла туалет и раковину от всей остальной камеры. Туалет по какой-то причине был размещен на постаменте — вот эта вот стандартная дыра как на вокзалах, но почему-то на уровне чуть выше моего колена со ступеньками. Потом нас перевели в камеру немного побольше.
В душ водят раз в неделю по воскресеньям — в течение всего дня по два человека. Вас запирают в большой комнате, в которой есть две душевые кабинки, отделенные друг от друга перегородкой, дают какое-то стремное синее мыло. Я им не воспользовался, мне сразу [родные] передали шампунь. Обычный душ, на самом деле. Периодически, кстати, я мыл голову прямо в камере в раковине, потому что у меня длинные волосы.
Подъем в спецприемнике около 8 утра. На завтрак обычно каша — довольно жиденькая, но в целом есть можно, кусок хлеба и чай. С собой можно попросить несколько пакетиков чая и наполнить большую пятилитровую бутылку кипятком, чтобы пить в камере. Случалось, конечно, что пакетиков не хватало, приходилось заваривать один по пять раз, потому что хотелось чего-то чаеобразного. Но так было буквально два дня. Около 10 утра проверка комнат. Строго было первые пару дней, потом уже во время проверок никого металлоискателями не проверяли. Между 11 и 13 часами мы выходили гулять на час в небольшой дворик. По размерам точно не скажу, но я как-то насчитал 30 на 8 шагов — небольшой такой прямоугольник. Затем примерно до 14:00 15 минут на звонки. Нас по очереди отводили в комнату на этаже, где полицейский выдавал под роспись телефоны и зарядки, у кого они были. По регламенту в эти 15 минут можно только звонить. Но в действительности же мы спокойно пользовались интернетом. Был только один раз, когда нам запретили, но в целом это справедливо, потому что по регламенту телефон можно использовать только для звонков. Все остальное время все было лояльно. Там все строится на каком-то человеческом отношении. После звонков был обед. Первое — это обычная миска супа, почти всегда мясное, пару раз был даже неплохой куриный бульон. Второе — не самое лучшее, но тоже обычная столовская еда: макароны, пюре, рагу, рыбная или мясная котлета. После обеда никаких активностей нет, до ужина ничего не происходит.
Если вам предлагают работу в спецприемнике — соглашайтесь. Об этом рассказывали другие [арестанты]. Сама работа несложная, говорят, как правило, это помощь в подготовке еды к завтраку, обеду и ужину. За это делают послабление, например в виде неограниченного использования телефона. Политическим обычно не предлагают — мне как раз не предложили.
За время в спецприемнике что я, что Сабирыч стали очень много курить, потому что скучно. Тем не менее я прочитал три книги — Герман Гессе “Нарцисс и Гольдмунд”, Фридрих фон Хайек “Дорога к рабству”, Филип Дик “Человек в высоком замке”. А еще от руки написал курс лекций по математическому анализу — по образованию я физик и читаю лекции детям в летней школе. В общем, очень продуктивно провел эти 10 суток».
Владислав Дерпов, 21 год
Задержан 3 августа на несогласованной акции в поддержку независимых кандидатов в Мосгордуму. Провел двое суток в одиночном изоляторе до суда и сутки в спецприемнике.
«Я как пресс-секретарь [московского отделения молодежного демократического движения] “Весны” вел текстовую трансляцию акции у нас в телеграм-канале и, конечно, не хотел быть задержанным. На рожон лезть не собирался никто, митинг был абсолютно мирным. Люди [вышедшие на акцию] просто ходили по бульварам, гуляли. Было достаточно сложно отличить их от просто отдыхающих москвичей. Предполагалось, что будут задержания, поэтому после завершения какой-то активной фазы акции мы с товарищами договорились, что будем носить передачки задержанным, но по злой иронии передачки им пришлось приносить мне.
Азат Гайнутдинов вышел из тюрьмы в 2004 году. Встал на ноги, нашел работу, а потом начал помогать устраиваться на работу своим тюремным знакомым
Меня задержали на пересечении 2-го Колобовского переулка и Петровки. Там было довольно много ОМОНа. Подойдя к оцеплению, я поинтересовался, можно ли здесь пройти, на что получил ответ, что я задержан. Все 30 человек, с которыми мы дошли до этой точки, оказались в автозаке. Потом нас перевели в полицейский автобус и отвезли в ОВД по Даниловскому району. К нам приезжал следственный комитет, всех оформленных отводили в кабинет к следователю для дачи показаний еще и по акции 27-го числа. Адвокат, которого к нам, кстати, пустили, дал рекомендацию не отказываться от показаний, а ссылаться на 51-ю статью Конституции (“Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом”). Все [и я в том числе] этим и воспользовались, как я понял.
В итоге оформили на меня часть 8 статьи 20.2 [повторное совершение административного правонарушения], так как у меня было повторное задержание в течение года. Статья арестная. Я снял шнурки — это обязательное правило, отдал телефон, и меня отвели в одиночную камеру до суда. Там почти не было света. Я попытался почитать две книжки, которые были с собой, но решил, что зрение дороже, и просто лег спать.
На следующий день мне принесли передачки — я не уверен, от кого точно, возможно, от “ОВД-Инфо” или от граждан, которые состоят в чатах по передачкам.
Из минусов — не было туалета. Приходилось стучать в дверь, пока не откроют, а открывали, разумеется, не мгновенно, а минут через 20-30. Тем не менее каких-то глобальных неудобств не было, но провести 40 часов в темноте не очень приятно. Спасибо всем, кто делал передачки и информационно освещал, потому что полицейские видели активность и понимали, что за мной есть какая-то поддержка.
Владислав Дерпов
В суд меня повезли под полицейским конвоем. Мне дали 10 суток административного ареста в спецприемнике в ОВД по району Бирюлево Западное. Плюсом была относительная малочисленность камеры — всего четыре человека: двое так называемых политических — я и 62-летний мужчина, один мужчина из криминальной среды, который “приехал в Москву воровать, а попался на пьяной драке”, как он сам сказал, четвертый — узбек, который понимал по-русски, но особо не говорил. В целом было нескучно, время там летит быстрее, чем в одиночной камере. У них есть собственный распорядок — отбой, например, в 22 часа. Тем не менее никто не засыпает, все продолжают общаться. Как раз в это время я примерно и приехал. Ужин мне уже не полагался. Мой сокамерник, который провел 20 лет в лагерях, уговорил охранника выдать мне кипятка, поделился чаем, сахаром. Подъем примерно в 6 часа. На завтрак давали вполне съедобную кашу — что-то типа “дружбы”, когда смешивают две каши — пшенную и рисовую. К тому же, когда ты три дня до этого не ел ничего горячего, она зашла на ура.
Сама камера достаточно старая, переоборудованная из обезьянника. Единственное — не было бросающейся в глаза облупленной штукатурки и битой плитки. Камеры маленькие — три подряд, почти вплотную, кровати, около третьей — четвертая, небольшой шкафчик, тумба и лампочка. Наверху под потолком маленькое окошко. Стандартный туалет — дырка в полу, которую приходилось затыкать бутылкой, чтобы не проникали запахи. В камере довольно душно, а если в ней курят, то вещи моментально пропитываются запахом. Пришлось их перестирывать два раза. На 15 минут в день дают телефон, правда, я этим правом не воспользовался, так как у меня на следующий день после приезда было заседание суда. Но сокамерники рассказывали, что дают позвонить, кому-то написать. Кто-то даже успевал просмотреть по диагонали ленту “Ютьюба”.
Мой опыт в спецприемнике оказался непродолжительным. На следующий день у меня было назначено обжалование в Мосгорсуде. В ходе заседания суда первой инстанции были допущены грубейшие нарушения норм процессуального права, поэтому Мосгорсуду не оставалось ничего, кроме как вернуть мое дело на пересмотр. Кроме того, 48 часов с момента моего задержания уже давно истекли, и меня освободили в зале суда, выдав расписку, что я обязуюсь явиться в суд на следующий день. Благодаря своим друзьям я добрался до спецприемника и забрал свои вещи — в Мосгорсуд меня отвезли без шнурков, телефона и денег.
На следующий день судья признала меня виновным в совершении правонарушения по статье 20.2 часть 8, но дала уже не 10, а трое суток — ровно столько, сколько я уже отсидел. Так я уже окончательно оказался на свободе.
В свете того, что [гражданского активиста Константина] Котова (обвиняется в неоднократных нарушениях на массовых мероприятиях) отправили под арест по так называемой дадинской статье, наверное, не хотелось бы третий раз за год попадать в такую историю. Тем не менее, наверное, не стоит говорить, что я или кто-то другой как-то пугается и прекращает свою гражданскую деятельность. Такое может случиться с каждым».
[ закрыть ]
Неправда в том конкретном ролике лишь в том, что Волков , похоже, все это говорил не в контексте нынешнего, а раньше. может когда в мундепы избирались.
![[?]](/ajax_preview_window/view.gif)
но возмущённых криков было много.
