Студенческие байки

[Маевка]

Давайте рассказывать. Мне есть, чем поделиться.

Преподаватель-легенда - Е.П. Кучборская

5235930_800.jpg

Истории Андрея Самохина, выпуск 1988 года

Елизавета Петровна принимает экзамен по античной литературе. В аудитории солнечно. Входят студенты, рассаживаются за столами. Одного из студентов в дверях останавливает возглас Кучборской:
– Молодой человек, стойте! Повернитесь вот так, чуть-чуть в профиль. Аполлон! Вашу зачетку!

***
Как-то студент сдает зачет по античной литературе, и зачем-то приплетает марксизм, ленинизм и прочее. Кучборская слушает его молча, потом расписывается в зачетке, закрывает ее и отдает. Он, радостный, выходит – зачет! Но, открыв ее на глазах у однокурсников, обнаруживает там вместо «зачет» – «Дурак. Написанному верить» и роспись Кучборской. Он краснеет, бежит в учебную часть, оттуда приходит инспектор:
– Ну, Елизавета Петровна, так же нельзя!
– А что? Я правду написала! – недоумевает Елизавета Петровна.

***
Студентка отвечает на экзамене, Елизавета Петровна слушает ее, потом говорит:
– Милочка, дайте, пожалуйста, Вашу ручку.
Студентка протягивает ей ручку, Кучборская берет ее и водит ручкой по батарее, взад и вперед:
– Вам приятно это слушать?
– Нет, – отвечает студентка.
– А мне это приятней слушать, чем ваш ответ.

***

Был на журфаке такой студент по фамилии Папанидзе, который учился из рук вон плохо. Как-то он пришел сдавать экзамен Кучборской, ничего не зная. Ему рассказали, что Кучборская любит творческий подход, «жесты» со стороны студентов.
Он, взяв свой билет, пошел отвечать. Откинувшись, заломив руки, он воскликнул:
– О! Гомер!!!
И, застыв в своей эффектной позе, ждал, когда Кучборская ему подыграет.
– Ну и что? – равнодушно спросила Елизавета Петровна.
Папанидзе ушел с трояком.

***
Елизавета Петровна очень любила французскую литературу. Как-то студент сдает ей зачет, ему попадается билет про Диккенса, которого он знает плоховато. Студент начинает говорить:
– Так. Диккенс. Представляете: викторианская Англия, Лондон, туман, Тауэр. Скользкие ступени в тумане, вы поднимаетесь по ступеням, рядом с вами рыцарские доспехи, призраки прошлого. Вы поднимаетесь по этим ступеням, все выше и выше. Вы доходите до последней ступени, перед вами – окно. Вы смотрите в окно и видите English Channel, который по-другому называется La Manche, и, когда небо проясняется, вы видите берег милой Франции, где в это время живет и творит великий писатель Эмиль Золя…
И дальше идет рассказ об Эмиле Золя. Кучборская принимала такие выходки на «ура».

***
На экзамене по античной литературе Кучборская попросила Олю Клевцову перечислить известные ей трагедии Софокла.
– Ну, «Антигона», – бойко начала Оля, – «Электра»… Еще этот, как его, «Эдип в Коломне»…
– Где, извините? – тихим и страшным голосом переспросила Кучборская.
– «Эдип в Коломне».
Елизавета Петровна молча взяла со стола Олину зачетку, встала, подошла к двери, открыла ее и выбросила зачетку в коридор. Потом повернулась к студентке и воскликнула:
– Вон отсюда!

***
Ходили слухи, что Кучборская ценит честность и якобы прощает за нее даже незнание материала. Студент Женя М., обнаружив, что не может ответить на заданный вопрос, честно признался:
– Знаете, Елизавета Петровна, я Гомера не читал: такой большой список всякой литературы, не успел…
– Боже, как я вам завидую! Идите, дружочек, читайте и наслаждайтесь. А потом приходите и поделитесь впечатлениями.

***
Рассказывают, что однажды Кучборская, выведенная из себя каким-то особенно идиотским ответом студента, выбежала из аудитории (это было еще в старом помещении факультета), рванула по узкому коридорчику в направлении учебной части и... наткнулась на Засурского.
– Что случилось, Елизавета Петровна?
– Ясен Николаевич! Дурак на факультете!
– Успокойтесь, Елизавета Петровна, голубушка… Эка невидаль — дурак. У нас-то, на факультете…

***
В конце первого семестра, перед сдачей античной литературы, прошел слух, что Кучборская любит эмоциональные ответы. Одна из студенток решила на этом выехать и начала вздыхать, подвывать и всякими иными способами выражать свои эмоции.
Елизавета Петровна, послушав эту истерику минуты три, участливо спросила:
– Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? Ну, идите, отдохните, полечите нервы – и приходите пересдавать.

***
Перед экзаменом по античной литературе находчивые студенты одной из групп купили игрушечного троянского коня, вытащили оттуда всех солдатиков и вместо них положили зачетки. Коня поставили на стол экзаменатора и стали ждать.
Елизавета Петровна заходит в аудиторию, видит троянского коня. Это ее заинтересовала, она открыла коня и нашла там стопку зачеток. Кучборская всем поставила автоматы.
Когда она раздавала зачетки, пришел опоздавший:
– Елизавета Петровна, я тоже из этой группы! Тоже хочу автомат!
– Молодой человек, Вашей зачетки не было в Троянском коне, – возразила Кучборская. – Тяните билет!

***

Как-то на коллоквиуме Кучборская задала вопрос:
– А кто основал музей изобразительных искусств на Волхонке?
Все молчат.
– Как, вы не знаете?! – изумилась Кучборская. – Вы меня не разыгрываете?
Молчание.
– Вся группа не знает?! Мне с вами неинтересно!
Кучборская резко встала и ушла из аудитории. Студенты пошли на кафедру, просили ее вернуться.
– Я же сказала: мне с вами неинтересно, – отрезала Елизавета Петровна. – Я не буду вести у вас коллоквиум. Уходите!

***
Однажды пришла на экзамен к Елизавете Петровне спортсменка, ничего не знает. Кучборской это совсем не понравилось. Елизавета Петровна спросила ее:
– Девушка, вы что, бегунья?
Студентка говорит:
– Нет, пловчиха.
На что получила решительный ответ Кучборской:
– Ну и плывите отсюда!

***
Пятерки Елизавета Петровна Кучборская ставила достаточно часто и любила уместную дерзость. Например, один парень как-то сдавал ей экзамен, рассказывал про образ Прометея в мировой литературе, очень хорошо отвечал, но пришел к выводу, что матерью Прометея должна была быть Афина Паллада. Кучборская ему возражает:
– Молодой человек, но ведь Афина Паллада была девственницей! У нее не могло быть детей!
А парень блеснул глазами и говорит:
– Нас это не должно смущать: такому сыну она могла бы стать матерью!
– Блестяще! – воскликнула Кучборская и поставила ему «отлично».

***
Был на журфаке студент, который в общей сложности учился восемнадцать лет. Первый раз он «сломался» на Кучборской: на экзамене по античной литературе допустил такую неосторожную фразу:
– В поэме «Илиада» великий Гомер пытался показать…
– Молчите! – перебивает его Кучборская. – Это вы пытаетесь сдать экзамен, а великий Гомер не пытался: он знал, что пишет!
У студента хватило дерзости с ней поспорить: мол, Гомер не знал, что он будет великим. Кучборская была еще более возмущена:
– Вон отсюда, вы оскорбили Гомера, вон отсюда! Не буду у вас принимать экзамен.

***
На коллоквиуме Кучборская спросила студентов:
– А кто взял Трою?
Никто не смог ответить.
– А если кто-нибудь из вас не будет знать, кто взял Трою, то встреча со мной на экзамене будет носить лиро-эпический характер! – пообещала Елизавета Петровна.

***
На первом курсе сдавали Кучборской экзамен по античной литературе. Я вытянула билет. Села. Не знаю, о чем рассказывать, никак не пойму толком вопроса. О чем тут говорить? Соседа спросила, тот только плечами пожал. Посидела немного. Ну, думаю, все равно двойка! Так что пойду отвечать, чтобы побыстрей...
Взяла пустой листок. Села. Елизавета Петровна смотрит на билет и спрашивает:
– Ну что вы можете мне рассказать?
И при этом перефразирует вопрос по-своему. В тот же момент мне стало ясно, о чем пойдет речь. Вспомнилась ее лекция. И я на радостях так увлеклась, что начала по ходу этой лекции говорить ее интонациями и использовать ее жесты, совершенно ничего кругом не замечая. Она меня слушает, не перебивает.
Вдруг я увидела, что студентки в аудитории, глядя на меня, тихонько хихикают. Я решила, что мелю несусветную чушь, и остановилась. Кучборская вручила мне закрытую зачетку и сказала:
– Учти, в следующий раз буду спрашивать поближе к первоисточнику, а не только по лекции.
Сердце у меня упало: я поняла, что завалила экзамен.
Вышла в коридор. Девчонки под дверью вырывают зачетку, спрашивают, что получила. Я грустно отвечаю:
– Пару.
И вдруг кто-то открывает зачетку и говорит:
– Ну, Козлова, ты шутница! Отхватила пятерку и над нами издевается!
Я беру зачетку и глазам своим не верю. Там действительно стоит «отлично»! Вот чудеса! Значит, правильно я все говорила. А те, которые со мной в аудитории были, объяснили потом, что улыбались и хихикали именно потому, что я вся в этот момент в Кучборскую перевоплотилась: глазки закатывала, руками размахивала, ладони к груди прижимала! И неплохо получалось! Тут уж Кучборской не могло не понравиться. Только они думали, что я это специально. А я-то случайно в роль вошла.

***
Девушка сдавала зачёт Кучборской. Она настолько перезанималась, что ответила:
– Бальзак написал роман «Шагреневая шкурка».
Кучборская на это сказала:
– Ну, можно по-разному трактовать этот ответ. Будем надеяться, что вы имели в виду кожу.
И поставила зачёт.
Рассказала Алла Королёва, выпускница 1978 года.

***
Елизавета Петровна любила оригинальное мышление. В 1980-е годы была одна нашумевшая история. На факультете училось много спортсменов, которые выступали за сборную СССР. Учились они, мягко говоря, формально. Один чемпион приехал на экзамен по античной литературе, мало что знал об этом периоде. Решил проявить смекалку и творчески подойти к сдаче экзамена. Молодой человек купил в «Детском мире» набор игрушек: шлем, щит, меч и пластмассовую лошадку. Он был баскетболист, ростом около двух метров, представляете, в таком виде предстал перед Кучборской и прокричал:

–Это я, Одиссей!

Знал, видимо, только эту фразу. Профессор стояла как громом пораженная, но через некоторое время сказала:

– Вот он, мой герой! Иди, пять!

***

Дарья Донцова

Преподаватель предмета «Теория и практика советской партийной печати», в просторечии «тыр-пыр», обычно стоял на кафедре и тихо бубнил что-то скучное. В качестве теории мы изучали статью В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература», а из практики я помню только названия шрифтов.

Полной противоположностью «тыр-пырщику» была дама, преподававшая античную литературу, Елизавета Кучборская. На её лекции мы приходили как на спектакль. Во-первых, Кучборская великолепно знала материал, во-вторых, каждое её выступление на кафедре напоминало спектакль. Кучборская переживала, плакала, топала ногами, злясь на Ахилла, возмущалась вредному характеру Елены Прекрасной и тихо презирала Пенелопу. Она могла заявить:

– Этот Минотавр! Гнуснее животного мне не пришлось более никогда встретить!

И вы начинали верить в то, что преподавательница не так давно убегала от Минотавра, путаясь в лабиринте, сидела в Троянском коне, плыла вместе с Одиссеем между Сциллой и Харибдой, сражалась с Циклопом и заливала уши воском, дабы не услышать пения коварных сирен. Я частенько забывала записывать её лекции, просто сидела, развесив уши. Одно плохо: вы никогда не знали, чего ждать от неё на экзаменах. Однажды Кучборская выбросила в окно зачётки всей нашей группы, просто обозлилась на кого-то и пошвыряла синенькие книжечки за подоконник. Мы ползали потом по клумбам, собирая их.

Однажды у нас приключился казус, после которого вся группа чуть не побила меня. Нам предстояло сдавать экзамен Кучборской. Студенты расселись за столами, ожидая преподавательницу.

Я же, накануне решив поэкспериментировать с цветом волос, купила краску, тщательно соблюдая инструкцию, развела её, подождала полчаса, смыла и… О ужас! Увидела вместо лёгкой рыжины иссиня-чёрные пряди. Продавщица перепутала упаковки, вместо «лесной орех» выдала мне «чёрный бархат». Поэтому я стала похожа на ворону. Смыть краску оказалось невозможно, и пришлось идти на испытание в образе цыганки Азы.

Кучборская, как всегда, вихрем влетела в аудиторию, побежала по проходу и замерла около меня.

– Господи! – воскликнула преподавательница, – вот так, на мой взгляд, должна выглядеть Маргарита. Роковая брюнетка, женщина, при виде которой Фауст потерял весь ум. Да, не блондинка, ни в коем случае! Только черноволосая, с голубыми глазами. Удивительно, прекрасно, волшебно, нет слов! Груня, я ставлю тебе пятёрку, молодец, заслужила, можешь уходить. Остальных попрошу взять билеты.

В полном изумлении я выпала в коридор, мне никогда не удавалось ни до, ни после этого случая получить «отлично» за цвет волос. Но Кучборская была совершенно нестандартна.

Всем остальным в группе она поставила «два»! Причём, расписываясь в зачётках, вздыхала и повторяла:

– Нет, вы не Маргарита, вы пудель!

Сами понимаете, какое острое желание надавать мне тумаков испытали все мои сокурсники, им пришлось идти на переэкзаменовку. Но какой бы непредсказуемо капризной ни казалась Кучборская, преподавателем она была гениальным. Описание щита Ахилла я помню наизусть до сих пор.

(Из книги «Записки безумной оптимистки»)

***

Сессии, "хвосты", ночные посиделки, распевание под гитару и распивание дешевого вина - все это было в жизни каждого студента. А еще у любого студента в запасе есть пара-тройка баек. Студенческие байки передаются из поколения в поколение, обрастают новыми подробностями и никогда не вымрут как жанр. На журфаке МГУ античную литературу преподавала легендарная Елизавета Петровна Кучборская, на лекции которой приходили даже с других факультетов. Елизавета Петровна утверждала, что человек, читавший Гомера, даже внешне отличается от не читавшего, и не признавала римской литературы, считая ее вторичной после древнегреческой. Кучборская умерла в 1988 году, но легенды о ней рассказывают до сих пор. Например, про студента, который, не придя в себя после вчерашнего, пытался прорваться на экзамен по "античке". Инспектор курса всячески пыталась помешать этому, но студент все же сумел пробраться в аудиторию, где шел экзамен. Вслед за ним туда влетела разгневанная инспектриса. - Он не может присутствовать на экзамене, Елизавета Петровна! - А почему это он не может? - поинтересовалась Кучборская. - Ну как! Посмотрите, он же пьян! - Ах, юноша пьян?! Какая прелесть! Давайте же вашу зачетку, - и Кучборская поставила похмельному студенту зачет. А вот другой студентке не повезло. Спортсменка и гордость факультета решила в промежутке между сборами и соревнованиями сдать экзамен. - Я вас не видела ни на одной лекции, - сказала ей Кучборская. - Но я спортсменка, я защищала честь факультета на соревнованиях, мне не до лекций было, - ответила студентка. - А каким же спортом вы занимаетесь? - Прыжками в воду. Тут Кучборская вышла на балюстраду и со словами: "Вот и прыгайте!", выбросила зачетку спортсменки со второго этажа.

***
У «зеленых» журфаковцев первая сессия. Сюжет развивается перед началом зачета по античной литературе. Кучборская уже в аудитории. У двери в аудиторию – группа студентов. Кто-то дрожит от страха, все валится из рук. В буквальном смысле:один из студентов роняет на пол зачетку. Его «лучший друг» залихватски зафутболивает ее под дверь, в аудиторию. Пока студенты выясняют между собой отношения, проходит минуты три.
Хозяин зачетки не знает, что предпринять: непредсказуемый характер Елизаветы Петровны ему известен. Вдруг из-под двери выползает его зачетка.
Студент поднимает зачетку, раскрывает ее...
-- Зачет!, -- торжествующе кричит он, демонстрируя всем подпись Елизаветы Петровны с лихим росчерком.
Его «лучший друг», пожелавший оконфузить товарища, разочарован... Но ему приходит в голову новая «блестящая» идея: не долго думая, он зафутболивает в аудиторию и свою зачетку...
Вскоре ее выталкивают обратно...
-- Незачет! – говорит он в полной прострации. Рядом с подписью Кучборской – несколько слов, написанных ее рукой: «Хитрость по сути своей примитивна!!!»
Пересдавать зачет «лучший друг» ходил к другому преподавателю...

***
"Дурак!"- недрогнувшей рукой могла написать в зачетке Кучборская. После чего несчастному студенту приходилось заново переоформлять зачетную книжку. Проставлять оценки после такой записи было бы немыслимо. Получался абсурд - дурак в третьей или четвертой степени? Любая оценка приклеилась бы к этой характеристике.

***
История с журфака МГУ. Однажды Е. П. Кучборская — преподаватель древней литературы — принимала экзамен. Девушка-студентка ну совсем ничего не знает. Кучборская, уже отчаявшись, спрашивает: — Девушка, может, вы скажете, кто "Илиаду" написал? Девушка, ничтоже сумняшеся, отвечает: -Одиссей... Елизавета Петровна побагровела и говорит: — Вы дура! — взяла ее зачетку и сбросила с балюстрады. Девушка начала возмущаться: — Что вы делаете, как так можно? А Елизавета Петровна ответила: — Вы хотите, чтобы я бросалась туда от ваших ответов?

Мой отец тоже учился у Кучборской и рассказывал, что при нем была такая же история. Кучборская написала в зачетке "Дурак" и швырнула на шкаф.

***
Валерий Агафонов, взяв билет, посидел пять минут и отказался от ответа. Е.П.: – У вас счёт в швейцарском банке? – ?.. – Что же вы одним махом отказываетесь от своей стипендии? – Да вот, так, я не подготовился. Ушёл. Саша Плотников, сокрушаясь, говорит: – У него жена в больнице, и сын маленький, приходится работать фельдшером, он медучилище закончил, у него очень плохое положение сейчас. – Е.П.: – Верните его! Лассо ему на шею! – Агафонова привели. Е.П.: – Вы знаете, я всё-таки не верю, что у вас счёт в швейцарском банке. Обещайте, что в первый же день после каникул придёте ко мне и ответите. Дайте зачётку.

И поставила ему четвёрку!

***
Фирменная фраза Елизаветы Петровны звучала так: «Я всегда отличу человека, читавшего «Илиаду», от того, который ее не читал!» Молодым людям могла поставить «отлично» или «зачет» за экспрессию, отросшую бороду, как у Зевса, или нарисованного на листочке вместо ответа на вопросы грека, за пластику, грацию или незаурядную внешность, как у Аполлона, наконец, за нестандартный ответ или жест.

Говорят, что Кучборская была гениальным лектором и читала свой предмет так, как будто выступала на сцене. А «зачет» у нее был четырех видов: «зачет (о)» – осёл, «зачет (м)» – молодец, «зачет (пд)» – полный дурак и «зачет (!!!)» – наивысшая оценка, которая ставилась далеко не каждый год.

[Маевка]

Легенды и байки журфака МГУ

На одной из первых лекций по зарубежной литературе Нинель Ивановна Ванникова сказала студентам ни в коем случае не читать Боккаччо по хрестоматии. «Декамерон» нужно прочитать полностью, а в хрестоматии всего три новеллы. Ванникова сказала, что если от кого-нибудь услышит на зачете эти три хрестоматийные произведения – сразу будет выгонять.
Один хитрый студент хорошо запомнил это «напутствие» преподавателя, поэтому решил хрестоматию не читать, а прочитал три других новеллы, не по хрестоматии.
И вот наступает пора сдачи зачета. Естественно, на слова Нинель Ивановны не все студенты обратили внимание. Какой-то девушке попался билет по Боккаччо.
Ванникова спрашивает ее:
– Вы прочитали всего Боккаччо?
– Да, конечно! Я всё прочитала!
– А какие новеллы вам больше всего запомнились?
Студентка называет одну из хрестоматии.
– Насколько я помню, – говорит Ванникова, – это из хрестоматии. Что вам еще запомнилось?
– Нет, я прочитала всё, – настаивает студентка.
И называет вторую хрестоматийную новеллу.
– Хорошо, – кивает экзаменатор, – это второе произведение из хрестоматии. Там всего три новеллы. Назовите мне третье произведение, и мы посмотрим, что же вы все-таки запомнили.
Девушка начинает тушеваться и все-таки называет третье произведение тоже из хрестоматии.
– Так! – повысила голос Ванникова. – Это третья новелла из хрестоматии! Больше вы не запомнили ничего! Значит, вы читали хрестоматию! А я вас просила не читать хрестоматию!
Девушка что-то лопочет, что прочитала весь «Декамерон». Но Ванникова непреклонна:
– Вы меня обманываете! Приходите на пересдачу!
Следом садится отвечать другая студентка. Девушка отвечает по билету, хорошо отвечает, между прочим. Нинель Ивановна задает дополнительный вопрос:
– А прочитали ли вы Боккаччо?
– Конечно! – отвечает студентка.
– Вы же помните, что я просила вас не читать хрестоматию? – напоминает Ванникова.
Студентка клянется, что читала все новеллы. Ванникова снова спрашивает, какие же все-таки произведения ей запомнились. Эта студентка, как и предыдущая, называет все три новеллы из хрестоматии.
– Вы свободны! Вы не выполнили того, о чем я вас просила! Я же просила всех, не читать хрестоматию, а читать произведения! Приходите на пересдачу!
Затем Нинель Ивановна бросает взгляд на того хитрого студента, который не читал хрестоматию:
– Идите отвечать вот, вы, молодой человек.
Студент садится перед ней и спрашивает:
– Вы меня, наверное, тоже сейчас по Боккаччо будете спрашивать?
– И вы хрестоматию читали? – снова огорчилась Ванникова.
– Да, читал, хрестоматию…– смутился студент. – Я читал хрестоматию до того, как вы просили ее не читать, и потом я пошел в библиотеку и перечитал всего Боккаччо. Поэтому я не буду вам рассказывать про три несчастные хрестоматийные новеллы.
Далее этот хитрый студент стал говорить о том, как ему понравился Боккаччо, как его впечатлило его творчество, и рассказал о тех трех прочитанных новеллах не из хрестоматии. Ванникова похвалила студента, поставила ему зачет и отпустила с миром.

***
Студент второго курса работал в газете «Комсомольская правда», где сделал материал к столетию «Капитала» Карла Маркса. Наступает время сессии, и этот студент как раз сдает экзамен по политэкономии, отвечает билет, причем неплохо отвечает. Неожиданно преподаватель задает ему вопрос:
– Это вы написали статью в «Комсомольской правде» о «Капитале»?
Студент, уже мечтающий об автомате, отвечает:
– Да, я, я!
На что преподаватель, ехидно улыбнувшись, говорит:
– Ну, значит, вы должны хорошо знать «Капитал».
После этого студент называет какую-то необходимую цитату, а преподаватель интересуется:
– Так, это в каком томе, на какой странице было?
До студента внезапно доходит, что преподаватель его просто-напросто валит, причем красиво представляя себя перед сидящей группой девушек.
Но студент тоже был заинтересован в хороших взглядах девушек. Поэтому, когда в очередной раз преподаватель спросил, на какой странице какого тома находится цитата, студент четко понял, что политэкономию он сегодня не сдаст, и полюбопытствовал:
– Простите, а вы читали мой материал?
Преподаватель слегка напрягшись:
– Да, читал.
Студент:
– Вы знаете, я там упоминаю, сколько изданий «Капитала» было на русском языке. Вы не помните?
Это было уже полной наглостью по отношению к преподавателю. Он молчит, а студент продолжает:
– Их было 179, вы какой имеете в виду?
Студент был с треском выгнан с экзамена. В итоге политэкономию он сдал только с четвертого раза на тройку, найдя преподавателя в буфете на юрфаке…

***
Экзамен по историческому материализму. Принимает молоденькая преподавательница. Студент заходит, а она у него требует конспекты.
– Это на зачет нужны конспекты, а у нас экзамен, – пытается оправдаться студент.
– А я требую и на экзамен конспекты! – строго сказала преподавательница.
– Ну, так предупреждать надо, они у меня дома, – соврал студент: конечно, дома никаких конспектов не было.
– Вот и езжайте домой за конспектами, – советует экзаменатор.
– Но ведь я могу не успеть… – растерялся студент.
– Пока я принимаю экзамен, у вас есть время!
Студент выскакивает из аудитории, ищет хоть кого-нибудь на факультете с конспектами, находит одну только девушку. Открывает ее конспекты. А там кружева, а не подчерк. Но, тем не менее, это конспекты.
Студент бежит по магазинам в поисках обложки для тетрадки, чтобы написать свою фамилию на ней. Но тетрадка какая-то попалась странная, ни одна обложка ни в одном магазине не подходила. А время уже поджимает.
Неожиданно студент оценил прелесть обучения в здании факультета журналистики МГУ. Он взял конспекты, оторвал обложку, последние листы пережал и согнул, красиво написал свою фамилию и начал тереть конспекты о колонну. Если сами Кант и Гегель не пользовались этими конспектами, то, во всяком случае, стало видно, что записи эти весьма старые. Единственное, студент не мог повторить почерк из этих конспектов. Запыхавшись, он приходит на экзамен, тянет билет.
– Вы извините, я выйду покурить, – говорит экзаменатор.
– А можно я с вами? – не растерялся студент.
Выходят курить, студент рассказывает преподавателю несколько аккуратных анекдотов. Потом они вместе заходят в аудиторию. Уже стемнело. Преподавательница спрашивает:
– Свет включить?
– Да нет, – говорит студент, – я все равно в темную сдаю.
Свое «хорошо» этот студент в тот день все-таки получил.

***
Студент выходит после экзамена у Рожновского и говорит:
– Я даже не ожидал, что вопрос будет таким легким!
Друзья интересуются у товарища:
– А что он спросил?
– «А почему вы ничего не знаете?»

***
В семидесятые годы на журфаке учился студент Хадрик Кануф из маленькой африканской страны Сьерра-Леоне. Это был смешной парень, который очень любил выпить со своими русскими друзьями. А еще он все гордился, что его дядя Стивенс – президент Сьерра-Леоне.
Вдруг в один из дней однокурсники услышали в новостях по радио, что в Сьерра-Леоне случился переворот и дядю расстреляли. Они приходят к Хадрику высказать свои соболезнования. А он веселый, довольный и опять пьет.
– Хадрик, ты, наверное, не в курсе, ты знаешь, в Сьерра-Леоне переворот, твоего дядю расстреляли, – обращаются к нему студенты.
– Да нет, – говорит Хадрик, – в курсе! Другой дядя президентом стал!

***
Картофельные истории
Дело было на картошке. Студент Андрей оказался на внутренних обслуживающих работах в лагере, где жили все журфаковцы. Этот студент был поваром третьих блюд. И ему нужно было готовить компот. Повару выдали на кухне огромный бак с надписью красными буквами «Отходы». Повар бак помыл, почистил, сварил в нем компот и выставил на раздачу. Как раз в это время на кухню зашел доктор, который постоянно приходил с проверкой санитарных норм. Увидев в кастрюле с надписью «отходы» компот, доктор чуть не упал в обморок. Он велел немедленно исправить это недоразумение. А повар взял и три буквы стер. Получился компот под названием «Оды». Название так понравилось, что его сразу же внесли в меню.

***
Работа на кухне не требовала такой физической отдачи, как в поле. Кушали работники кухни хорошо, даже ставили опыты над товарищами. Была в лагере сухопарая девушка-спортсменка, лыжница. Все время спортсменка была голодной, поэтому каждый раз она подходила и спрашивала:
– А добавки нет?
Удивительно, сколько ей ни давали добавки, она всегда всё съедала. Однажды, повар с другом решили поставить над этой девушкой опыт: сколько она съест. Так как продуктов на кухне было много, то поэтому они не переживали, что она сможет все их поглотить.
В один из подходов девушки за добавкой друзья предложили ей хлеб с маслом.
– Конечно! – обрадовалась она.
Девушке сказали, что, как съест, пусть подходит еще. Она быстро съела хлеб с маслом и с голодными глазами опять подошла за добавкой. Друзья дали ей еще хлеба с маслом. В конце концов, она села за столик, и друзья приносили ей чай и порции хлеба с маслом. Они ждали, ну когда же она наестся. В итоге, съев 36 порций масла и выпив 10 стаканов чая, девушка сказала:
– Ребят, я больше не хочу, можно мне с собой?
– С собой мы не даем, – был ответ экспериментаторов.

***
Как-то старший повар сказал, что на завтрак приготовили мало омлетов, и надо раздавать омлеты по чуть-чуть. Для этих целей был выбран студент Гриша, потому что он наглый и с ним не поспоришь – бесполезно. Поставили его на раздачу, а все работники кухни спряталась от народного гнева.
Гриша кричал тем, кому не давал омлета:
– Кончились продукты!
Завтрак закончился, все поели и разошлись. Тут вышли спрятавшиеся. Старший повар заглядывает в бидон с омлетом и чуть в обморок от удивления не падает:
– Ребята, – кричит он, – смотрите: у нас было два подноса с омлетом, их не должно было хватить, а Гриша раздал всего один! И у нас еще один остался!

***
Студентов, работавших при кухне, все время упрекали студенты, работавшие в поле: мол, повара ничего не делают, а только едят. Отчасти это была правда. Однажды для лагеря закупили арбузы, которые надо было порезать и красиво разложить по тарелочкам. И вот экономному студенту Грише и хитроумному повару Андрею поручили эту важную миссию. Но при разрезании арбуза оттуда вываливается серединка, которую красиво на тарелочку не положишь, поэтому двум трудящимся пришлось все серединки из пятидесяти арбузов есть. В конце рабочего дня Андрей и Гриша еле-еле, с большим трудом, добрались до своей комнаты и легли на кровати.

Когда на территории лагеря никого нет, поскольку все уехали на картошку, обслуживающему персоналу можно и пошалить.
Работал на кухне студент грузин Реваз. Он был ответственный за разделывание мяса на заднем дворике кухни. А перед кухней было много кустов, продравшись через которые, можно было оказаться на центральной площадке перед въездом в лагерь. Сзади кухни располагался дворик для разделывания мяса. Именно там грузин Реваз рубил коровью тушу, ему в этом помогал студент Андрей, он же хитроумный автор компота «Оды». Андрей решил взять себе голову коровы, обрубил рога и продолжал выделывать дальше. Реваз спросил, почему это Андрей забрал себе рога. Может быть, Реваз хотел повесить их у себя в комнате, и вообще он отвечает за мясо.
Андрей ответил, что он первый взял. А Реваз:
– Я тоже хочу рога!
О том, кому же принадлежат рога, однокурсники спорили минут пять. Реваз говорит:
– Я их у тебя сейчас заберу!
Андрей:
– Я тебе их не отдам. Я их выделал.
Реваз устал разделывать мясо и захотел пошалить, побегать. Он схватил рога с разделочного стола Андрея и с криком «Мои рога!» убежал. Естественно, Реваз побежал через кусты, чтобы убежать от Андрея по свободной площади. Андрей недолго думая, поднял топор, с которым работал, и, крича «Гад, убью!», побежал догонять Реваза.
Надо сказать, что обычно в это время в лагере никого не бывает, но так получилось, что буквально пару минут назад на автобусе с проверкой приехал Ясен Николаевич вместе с Любовью Васильевной Кашинской (заместителем декана), а с ними – еще несколько человек. Проверяющие вышли из автобуса, спокойно стояли на центральной площади и осматривались.
Вдруг из кустов выскочил Реваз с криком «Аааааа!». Но, заметив группу прибывших, быстро ретировался обратно в кусты. Студент Андрей этого не видел. В белом халате с кровавыми пятнами и с большим окровавленным топором, которым только что разделывал мясо, он выскочил из-за кустов с криком «Убью!» и едва не столкнулся с так некстати приехавшим начальством.
Что остается делать бедному студенту? Он сказал:
– Здравствуйте, Ясен Николаевич!
И быстро шмыгнул обратно в кусты.
Самое интересное, никого из этих двух студентов потом не наказали.

***
Работая на картофельном поле, два студента решили готовиться к голодной зиме в общежитии. Каждый день они с поля приносили в карманах картошку. Специально для нее они завели огромную сумку под кроватью. К концу картофельных работ студенты наполнили свою сумку до краев. Картошки получилось, по скромным подсчетам, шестьдесят килограммов. Друзья решили: чтобы никто не увидел у них картошку, уехать не со всеми вместе на автобусе, а добраться до ДАСа общественным транспортом. Помучаются, зато картошку ещё ползимы можно будет потом есть.
Кто-то из приятелей этих двух студентов решил над ними пошутить. В последний день, когда ребята куда-то пошли, он выложил часть картошки из сумки, а взамен положил штук тридцать кирпичей и сверху заложил их картошкой.
В день отъезда эти два студента, согнувшись под тяжестью картошки, шли три километра к автобусной остановке, потом от автобуса к электричке. Но самое пакостное было то, что они жили на пятнадцатом этаже в ДАСе. Когда они туда приехали, в общежитии сломался лифт. Уставшие после столь дальней дороги, но согреваемые мыслью о сытой зиме, они эту сумку доволокли на свой этаж. Поставили под диван и еще долго сидели на полу. А ровно через два месяца они нашли кирпичи…

***

Один студент сдавал предмет «Литературное редактирование» Ирине Борисовне Александровой пять раз. В первый раз это происходило так:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– Я пришел.
– Хорошо. Тяните билет.
– Я пришел!
– Я вижу, что Вы пришли. Тяните билет.
– Ну ладно, я, пожалуй, пойду.
Студент ушел. На следующей пересдаче повторилось то же самое. Когда студент уже в пятый раз пришел к Ирине Борисовне, сказал свое коронное «Я пришел!» и получил в ответ уже привычное «Тяните билет», студент вытянул-таки дрожащими руками билет и что-то ответил.
– Вот видите, Вы же можете учиться! – сказала ему Ирина Борисовна.
– Когда я вижу Вас, я немею, – ответил студент.
– А было бы хорошо, чтобы при виде меня Ваше красноречие расцветало пышным цветом!

***
Студент отвечает билет по Дон Кихоту, и преподаватель, уже готовый отпустить студента с положительной оценкой, задает ему последний вопрос:
– Как звали коня Дон Кихота?
– Ренессанс!

***
Елена Николаевна Корнилова слушала ответ студента по «Илиаде» Гомера и, устав от той бессмыслицы, которую он говорил, задает ему, казалось бы, элементарный вопрос:
– Скажите, пожалуйста, какие два войска сражались под Троей?
– Троянцы и ахинейцы, – ответил студент.

***
Довольно старательная студентка отвечает билет по «Илиаде». Очень волнуется, краснеет, дрожит. «Илиаду» рассказывает подробно, с самого начала.
–…И Аполлон наслал на их лагерь мор, от чего ахейцы покрылись прыщами.
Корнилова удивленно смотрит на нее, представляя Ахилла – идеала греческого воина, покрывшегося прыщами.
– Откуда Вы это взяли?
– Ну как же, у Гнедича же написано: «Прыща стрелами…».

***
Студенты иностранного отделения изучают на журфаке, помимо прочего, русское искусство, в том числе русскую иконопись. На экзамене преподаватель показывает студенту из Китая икону Георгия Победоносца и спрашивает, кто на ней изображен.
Студент, увидев икону, оживляется и радостно говорит:
– Я знаю, это герой России!

***
Студент по электронной почте присылает преподавателю объяснительную, где рассказывает о причинах своего плохого поведения на лекции. Он пишет, что вел себя на лекции дурно, потому что…, и вставляет цитату из лермонтовского «Паруса»: «А он, мятежный, просит бури».
Но то ли по ошибке, то ли специально, вместо буквы «б» оказалась «д»: «А он, мятежный, просит дури…»

***
Студент отвечает на экзамене по «Очарованной душе» Роллана, рассказывает что-то очень уверенно.
– Скажите, а о каком романе вы говорите? – интересуется экзаменатор.
– «Отверженная душа».
– Как-как?
– А, не отверженная... Отчаянная!

***
Студент сдает экзамен, отвечает по Томасу Манну. Сияя, начинает быстро лепетать что-то, но совсем не в тему.
– А вы читали роман? – интересуется преподаватель.
– Читал.
– И кто же такой был доктор Фаустус?
– Ну... Был такой доктор, лечил людей.

***
Студент сдает Балдицыну экзамен, отвечает билет по «Гекльберри Финну» Марка Твена.
– И плывут они с негром Джимом на плоту в Каир... – рассказывает студент.
– По чему плывут? – спрашивает Павел Вячеславович, желая услышать название реки Амазонка.
– По океану, конечно!

***
Студент отвечает билет по «Гроздьям гнева», где главные герои держат путь в Калифорнию. А преподаватель возьми да и спроси:
– А где находится Калифорния?
– На севере, – говорит студент.
– Как же на Севере? А с какой страной Америка граничит на Севере?
– С Россией! – уверенно заявляет студент.

***
Студент отвечает билет по произведению Данте, но у преподавателя начинают закрадываться сомнения, что студент это произведение не читал.
– Скажите, а вы вообще читали Данте?
– Конечно, читал, в оригинале! – бодро отвечает студент.
– Да? И на каком же языке? – интересуется преподаватель.
– На английском, конечно!

***
Профессор Борис Иванович Есин прочёл заочникам двухчасовую вводную лекцию по истории русской журналистики.
– Вопросы будут? – спросил Есин студентов.
Все молчат.
– Значит, всем всё ясно?
Тут девушка, сидящая за самой дальней партой, поднимает руку:
– Не могли бы Вы вкратце рассказать, о чём Ваш курс?
И Есин ещё час читал им всем лекцию.

***
Как-то на журфаке снимали фильм о событиях 1905 года. Студентам выдали тужурки, им нужно было под красными знаменами пройти от ворот к зданию факультета мимо Горьковской библиотеки. Режиссер сидит на возвышении, все оцеплено, милиция. И тут в ворота проходит какой-то дядечка, одетый как-то по-старинному, чуть ли не в пенсне, явно собирающийся в читальный зал библиотеки и не подозревающий о съемках. Сначала его никто не заметил, режиссер уже крикнул «Мотор!», и тут появляется это чудо прямо перед объективами камер. На него тут же налетела милиция, начинают ему руки крутить, а дядечка кричит писклявым фальцетом:
– Беззаконие! Сатрапы!
Операторы в смущении, а режиссер им говорит:
– Все хорошо, снимайте, снимайте!

***
Как-то пакистанец сурового вида с рабфака сдает философию.
– Скажите, каких вы знаете римских философов? – спрашивает его преподаватель.
Студент отвечает с восточным акцентом, голосом, не терпящим пререканий:
– Зенон, Платон и Посейдон!

***
В 70-е и 80-е годы романы вроде «1984» Джорджа Оруэлла были строго запрещены, и за их хранение можно было понести наказание. Но студентов журфака это не останавливало. Как-то один из них сидит на скамейке с добытой книгой Оруэлла и читает ее девушке. Он остановился на эпизоде, когда Джулия и Уинстон стояли около окна и разговаривали:
« – Мы покойники, – сказал он.
– Мы – покойники, – послушно согласилась Джулия.
– Вы покойники, – раздался железный голос у них за спиной».
И в этот самый момент на плечо студента опускается тяжелая рука, он оборачивается и видит за собой милиционера. В голове студента пронеслись сотни мыслей о том, что они действительно покойники, что теперь все кончено: счастливая студенческая жизнь, светлое журналистское будущее.
– Простите, там, за углом, ДТП произошло, вы не могли бы свидетелями быть? – вежливо попросил милиционер.

***
На лекции по истории КПСС преподавательница внезапно прерывает свою речь и обращается к студентам:
– Видите закат за окном?
Студенты, недоумевая:
– Да.
– Это багровый закат империализма!

***
Истории Людмилы Коваленко
На кафедре русского языка был преподаватель Б. – очень полный, симпатичный, демократичный и… постоянно опаздывающий на занятия. Довольно долго он оставался холостяком но, наконец, женился. На другой день после свадьбы группа, где Б. вел семинар первой парой, привычно ждала запаздывающего преподавателя.
– Опаздывает, – заметил кто-то. – Понятно, молодожен.
– Интересно, – задумчиво сказал другой, – с какими словами он вошел в первую брачную ночь в спальню?
– Наверное, с теми же, с какими сейчас к нам зайдет, – философски ответил третий.
В этот момент распахнулась дверь, и вошел запыхавшийся и румяный с холода преподаватель, в пальто и с портфелем в руках.
– Что, заждались? – приветливо спросил он студентов. – Ну, сейчас разденусь – и начнем!

***
Английский язык в нашей группе вела замечательная и очень терпеливая Фаина Михайловна Неклесса. На занятиях она стремилась впихнуть в нас как можно больше и упорно общалась с нами исключительно на английском, хотя время от времени ей и приходилось переходить на русский.
Однако моя байка – не о занятиях. Мы с моим будущим мужем учились в одной группе и поженились на третьем курсе, в пятницу, 13 сентября. Мало того, что первые почти две недели занятий мы пропустили, охваченные предсвадебными хлопотами, так еще и вся группа прогуляла не только пятницу, но и субботу.
В понедельник счастливым молодоженам вместо медового месяца пришлось-таки идти на факультет. Первой, кого мы встретили в коридоре, была Фаина Михайловна:
– Accept my congratulations on wedding and the best regards! – И без всякой паузы: – А напропускали-то!

***
Однажды абитуриентка, не сдав вступительное сочинение, подала на апелляцию. И вот собралась апелляционная комиссия: профессора, доценты. Входит эта девушка и капризно так говорит:
– Мне вот поставили двойку, а у Розенталя в учебнике написано вот так-то и так-то, прямо как я написала в сочинении!
А в уголке сидит старичок, он ей возражает:
– Нет, девушка, у Розенталя не так написано.
Абитуриентка топнула ножкой:
– Я лучше знаю, я же наизусть учила! У Розенталя вот так-то написано!
– Нет, девушка, вы не то правило цитируете, – снова попытался возразить старичок, но она снова заткнула ему рот.
Тут одна преподавательница не выдержала:
– Девушка, да перед вами Розенталь!
Девушка открыла рот, присела на стульчик и ошарашенно говорит:
– Как? А я думала, он умер давно!
Розенталь улыбнулся:
– Нет, еще не умер, и даже осмеливаюсь с вами спорить.
Девушка тут же выбежала, и вопрос об апелляции отпал сам собой.

***
Раньше на вступительном экзамене по русскому языку абитуриентам предлагали разбор предложений. И вот одна девушка, которой уже выдали ее предложение, попросилась как бы в туалет, а на самом деле стала искать помощь. Хотела побежать вниз, где ее ждала мама-учительница, но там стояли парни из приемной комиссии и никого не пускали.
И тут мимо нее проходит какой-то старичок, невысокого роста, скромный такой.
– Дедушка, Вы понимаете что-нибудь в разборе предложения?
– Немножко, – улыбнулся он.
– Нет, немножко мне не подходит! – отрезала девушка и ушла искать кого-нибудь более компетентного.
А потом ей сказали, что это был Дитмар Эльяшевич Розенталь.

Как-то раз Антонине Андреевне Новосельцевой сдавал политэкономию социализма студент Петя Толстой – очень веселый и остроумный человек. И вот что-то они с Антониной Андреевной схлестнулись.
– Толстой, вы не понимаете сущности социализма! – возмущается Новосельцева.
– Антонина Андреевна, – говорит Петя басом, – социализм может мне обеспечить обувь 48-го размера?
На дворе стоял 1990-й год, и говорить уже можно было всё что угодно, не боясь неприятностей.
– Толстой, вы грубый материалист! – не выдержала экзаменатор. – Социализм еще не исчерпал своих резервов! Вот в Бельгии недавно издали собрание сочинений Маркса, представляете! Толстой, я вам ставлю «четыре».
– На память о социализме, да? – пробасил Петя.
– Толстой, повторяю: вы не понимаете сущности социализма! Вот Маркс писал в письме Кугельману…
И давай ему цитировать…
Это была, кажется, единственная четвёрка у Пети в дипломе.

***
Один раз студент сдавал экзамен профессору Андрею Александровичу Чернышеву. На лекции он не всегда ходил. Чернышев это понял по его плохому ответу. И спрашивает:
– Какие стихи Пушкин посвятил Анне Петровне Керн?
– «Я помню чудное мгновенье…», – отвечает студент.
– Так, хорошо, – кивает головой Чернышев. – А еще?
Студент думал-думал, и говорит:
– А, ну да, как же я мог забыть: «Люблю тебя, Петра творенье!».
– Браво! – закричал Чернышев и поставил ему «отлично». Он ценил оригинальность.

***
Однажды профессор Владислав Антонович Ковалев приходит в 201-ю аудиторию, бросает портфель на кафедру и ложится. И лежит. В аудитории триста человек. Сначала раздается хохот, потом студенты начинают волноваться (ведь он был пожилой, мало ли что).
И когда уже первые ряды собрались идти на кафедру или в учебную часть, Ковалев встает, подходит к микрофону и говорит с расстановкой:
– Вот так Илья Ильич Обломов проводил всю свою жизнь.
Лекция по творчеству Гончарова началась…

***
Профессор Ковалев жаловался, что студенты часто называют его не Антоновичем, а Анатольевичем.
– Запомните, – учил он студентов, – я сын Чехова, а не Луначарского!

***
Второй курс. Бегу на экзамен по зарубежной литературе. Принимает Ванникова. Строга. Боюсь. Накануне перечитала массу книг и учебник. В голове полная каша. Получаю вопрос: «Творчество Расина». Фу! Камень с плеч! Учила. Помню. Зрительная память у меня чудесная. Перед глазами сразу разворот учебника возник, как на фото. На левой стороне сверху вижу выделенные жирным шрифтом три периода творчества. И под каждым периодом произведения, написанные в это время. Ура, ура! Сразу напишу это, а затем о каждом произведении поподробнее. Биографию тоже вроде бы помню. Так, ее все-таки расскажу вначале. Составляю подробный план. Ну все, ответ готов. Иду сдавать.
Рассказываю биографию. Ванникова молчит, головой кивает. Значит, все правильно. Начинаю о периодах творчества. Вижу, она брови приподняла и слушает с каким-то удивленным вниманием. Я как орешки щелкаю, произведения в периоды вставляю и о каждом рассказать пытаюсь, но преподавательница останавливает:
– Где это вы о периодах творчества прочитали?
Не моргнув глазом, отвечаю, что в учебнике.
– В каком?
– Который рекомендован – «История зарубежной литературы».
На что Ванникова спокойно мне говорит:
– Ну, что ж, если вы мне это покажете в вашем учебнике, я вам зачет поставлю. Если нет, приходите потом. Потому что в моих учебниках я такого не встречала.
Я вся в возмущении, я уверена в своей правоте! Я зрительно все вижу перед собой! Ругая в душе Ванникову не очень лестными словами, бегу в читальный зал и беру учебник. Очень быстро нахожу нужную страницу, так как зрительно даже помню первые две цифры ее номера. Вот! Три периода творчества жирным шрифтом! Только… произведения другие… Оказалось, это был не Расин, а Корнель.
Переворачиваю страничку назад. Точно – Корнель. Вот тебе и сдала зачет!

Рассказы Георгия Выгалова, выпускника 1980 года
-------------------------------------------------------------------
«Дедушка и внучек»
Дитмар Эльяшевич Розенталь одевался довольно скромно и старался держаться вообще незаметно. Слава знаменитого ученого жила словно отдельно от него. Иногда это приводило к курьезным недоразумениям. Помнится, однажды, в зимнюю сессию на втором курсе, мы готовились к зачету по стилистике русского языка. Вместе с нами, вечерниками, были и заочники. Среди них выделялись двое – красавец морской офицер с Северного флота и кудрявый, хулиганистого вида парень Шурик из Подмосковья, напоминавший чем-то знаменитого канадского хоккеиста Бобби Кларка. Они готовились к зачету вместе, разложив учебники на широком подоконнике возле кафедры стилистики русского языка. И надо же так случиться, что кто-то из наших шутников указал им на проходившего мимо Дитмара Эльяшевича как на человека, невероятно сведущего в русском языке. Ни имени-отчества, ни тем более должности при этом, разумеется, названо не было. Неразлучная парочка стала поджидать «секущего в русском», и едва лишь Д.Э. появился в коридоре, как бравый Шурик тотчас взял быка за рога.
– Дед, ты, говорят, в русском петришь? – начал он без долгих церемоний.
– Кое-что понимаю, – уточнил Д.Э.
– Тогда скажи, вот что это здесь такое? – Он ткнул в учебник пальцем.
Д.Э. объяснил
– А здесь что еще вот это за филькина грамота?
Д.Э. вновь объяснил, растолковав целый ряд непонятных мест
– Дедушка, а как тут разобраться? Вы не подскажете? – задал свой вопрос морской офицер, также получив исчерпывающий ответ.
Когда «консультация» подошла к концу, Шурик с удовлетворением выдохнул:
– Ну ладно, дед, ну, иди. Молоток!
И Д.Э. двинулся дальше, на кафедру.
Там и происходил зачет, и принимать его по иронии судьбы вместо Солганика почему-то выпало как раз на долю Розенталя. Увидев за столом заведующего кафедрой «дедушку», морской офицер мгновенно встал по стойке «смирно» и моментально утерял дар речи.
– А, внучек! – воскликнул, увидев его, Д.Э. – Ну, с прибытием на зачет.
– Как, это Ваш внук?! – хором воскликнули сотрудницы, с интересом оглядывая двухметрового истукана.
– Да, вот послал Господь, когда уж и не чаял, – прозвучало в ответ.
…Стоит ли говорить, что зачет представитель нашего славного ВМФ благополучно сдал. Как сдал его, само собой, и «Бобби Кларк». Говорят, будто потом они даже выпили за здоровье Учителя. Если так, то оба, безусловно, «молотки».

***
На зачете по диалектическому материализму, диамату, экзаменатор спрашивает студента:
– Ну-с, батенька, кем был наш Гегель?
– Философом, – отвечает студент.
– А каким?
– Немецким.
– А по направлению кто? Материалист? Идеалист?
Студент на секунду задумывается.
– Идеалист.
– А какой? Объективнывйц или субъективный?
– Субъективный.
– А вот и неправда ваша! – радостно восклицает экзаменатор, поймав испытуемого на ошибке. – Он был-то объективным идеалистом.
– Да я и сам знаю, – после некоторой паузы отвечает студент.
– А чего ж тогда сразу-то не сказал? – поражается экзаменатор.
– Дай, думаю, шуткану напоследок…

***
«Удовл» по «античке»
Один из заочников, весьма немолодой товарищ, сдавая экзамен Кучборской по античной литературе, обнаружил свое, оригинальное видение одной из сторон знаменитой Троянской войны.
– И вот, Лизавета Петровна, – с жаром говорил он. – Десять лет они дубасят друг дружку почем зря, и все из-за Елены Прекрасной. А она за то время, поди, совсем уж не той стала. Сдала, так сказать. «Червонец» для женщины – это, доложу вам, срок!
– Боги, какой нигилизм! – почти прошептала Кучборская. – Ни слова больше!
И тут же вписала в зачетку – «удовл».

***
Конкурсный отбор в телегруппу всегда принимал заведующий кафедрой телевидения Георгий Владимирович Кузнецов. Собеседовал он как-то с одной девушкой. И всякие ей вопросы задавал с подковыркой. А девица то ли сама не очень сообразительная была, то ли от волнения никак не могла толково ответить: все краснела, мялась и в тему не попадала. В какой-то момент Кузнецов не выдержал:
– Девушка, скажите, а борщ варить вы умеете?
Студентка, подобрав отпавшую челюсть, робко ответила, что, мол, да, умеет.
– Так вот, идите домой и варите борщ, – недобро сказал Кузнецов. – А про журналистику и думать забудьте!

прислала Ольга Яковина

***
Решили меня отчислить с журфака. По традиции, пригласили к Засурскому на «последнее слово». Я понял, что надо что-то делать, или мне конец. Там ещё присутствовал Станислав Илларионович Галкин – руководитель моего курса. Я говорю:
– Ясен Николаевич, понимаете, я знаю точно, что я без журналистики не проживу и журналистика без меня тоже. А Станислав Илларионович это вам подтвердит.
Галкин удивился такой наглости, но всё-таки покивал головой. Меня оставили учиться на журфаке дальше.
Рассказал Игорь Чернышков, выпускник 1979 года.

Истории Инессы Рассказовой, выпускницы 1998 года

Моей подруге и однокурснице Юле Минаковой на вступительном собеседовании был задан вопрос:
– Кого из современных, действующих журналистов вы считаете образцом гражданского мужества и верности свободе слова?
– Степана Гаврилова, – не моргнув глазом, ответила абитуриентка. – Политического обозревателя «Волгоградских ведомостей».
Преподаватели со смешком переглянулись. Никто из них ни минуты не сомневался, что никакого Степана Гаврилова, да и газеты с таким названием нет и никогда не существовало в природе. Но реакция абитуриента им пришлась по душе. С усилием сделав серьезные лица, кивнули и продолжили спрашивать как ни в чем не бывало. Юля Минакова была допущена к экзаменам.
***
Приходит одна студентка под конец семестра на семинар по современному русскому языку.
– О Господи! – с притворным ужасом всплескивает руками преподаватель. – Словно явилась не студентка, а ни дать ни взять, кентервильское привидение. Как ваша фамилия?
– Рассказова.
– М-да-а, студентка Рассказова. Плохи ваши дела. Ноль контрольных работ, ноль курсовых, ноль рефератов, стопроцентная непосещаемость. Вы получите у меня на экзамене «неуд». Да я, впрочем, вас к нему и не допущу.
– А я в университет не за оценками пришла, - сообщает студентка с вызовом.
Преподаватель взглядывает на нее с неподдельным интересом:
– Оригинальное заявление! Вам оно, может быть, и зачтется. Так зачем же вы пришли, позвольте полюбопытствовать?
– За знаниями, – под дружный хохот группы изрекает студентка. – И, поверьте, они у меня есть.
– Так-так, – все более оживляется преподаватель. – Занятно. Верить вам я не собираюсь, но проверить ваши утверждения хочу. Садитесь. И возьмите у своих одногруппников темы письменных работ, номера упражнений.
К следующему занятию я жду от вас все, что вы мне задолжали. Другого выхода у вас нет.
– Спасибо, – пробормотала она.
– Но все-таки! Почему вы прогуливаете?
– Я работаю. В ежедневной газете. Ничего не успеваю. Вернее, на работе успеваю, а на учебу меня уже не хватает. Катастрофически.
– В какой газете?
– «Сегодня».
– Ну что ж. «Сегодня» я выписываю. Поищу там ваши статьи.
На следующем семинаре преподаватель сказала:
– Я прочла статьи Рассказовой. Вы действительно великолепно владеете русским языком. Я допущу вас к экзамену, прощу все ваши прогулы. Но к остальным прогульщикам это не относится! Гонять буду как сидоровых коз!

***
История из разряда «нарочно не придумаешь». Все произошло настолько стремительно, что студентка даже не успела вникнуть в детали. Один из экзаменов на четвертом курсе она сдала на «хорошо», так и не уяснив для себя ни фамилий принимавших экзамен преподавателей, ни самого названия предмета!
В разгар сессии эта студентка влетела в здание факультета. Понеслась по лестнице наверх, прыгая через две ступеньки. На балюстраде мелькнули знакомые лица: однокурсники что-то напряженно учили, кто-то строчил шпаргалки.
– Где сдаем? – выдохнула она, не удосужившись даже поинтересоваться: а что, собственно, сдаем?
Каков вопрос, таков и ответ. Несколько рук указали в сторону одной из аудиторий.
Постучавшись, ничего толком не соображая от быстрого бега (она мчалась на всех парах из редакции, только-только сдав первополосный текст, а впереди еще было назначено два интервью), она вошла в аудиторию. За столом сидели двое убеленных сединами преподавателей.
Студентка положила перед ними свою зачетку.
– Ох-хо-хо, – прозвучал привычный для ее ушей упрек. – Сплошные пропуски на семинарах, несданные письменные работы. Да как же мы вас допустим к экзамену? Простите, юная леди, но это совершенно невозможно!
– Возможно, – поддавшись порыву неясного вдохновения, с напором сказала она, улыбаясь как можно обаятельнее. – И не спрашивайте меня ни о чем! Я все равно ничего не знаю, а списывать, пользоваться шпаргалками не хочу. И времени писать рефераты, курсовые у меня нет. Поставьте мне, пожалуйста, оценку, и не будем мучить друг друга. Ну что вам, в конце концов, жалко, что ли?!
Последняя фраза их сразила, похоже, просто наповал.
– Ну, ты когда-нибудь что-нибудь подобное слышал? – спросил один почтенный преподаватель другого, смахивая выступившие от смеха слезы.
– Тридцать лет в университете работаю, – отозвался его коллега, сотрясаясь от разбиравшего его беззвучного хохота. – Думал, что все уже видел. Все слышал. Рассказы о страшных, смертоносных болезнях с цитатами из анамнезов на латыни, трагедии с близкими родственниками, разыгранные в лицах… Но таких предложений, прямо… ха-ха-ха!... обезоруживающих своей простотой и искренностью, мне до сей поры не поступало. «Вам что, жалко что ли?». Ха-ха-ха! Да уж, развеселили вы нас, девушка. Все нас боятся, как прокаженных, слезы перед нами льют ручьями, прямо надоело уже. А вы… Нет, мне, пожалуй, не жалко! Давай поставим ей, а? Просто так.
– И мне не жалко, – согласился второй преподаватель. – И я бы поставил. Без тени сомнения. Если бы это был зачет. Но у нас экзамен. Какую же оценку вам прикажете поставить?
– Я предлагаю «отлично». К чему мелочиться? – объявила студентка, чувствуя, что симпатична преподавателям, и оттого все более расходясь.
Они опять рассмеялись:
– Нет, «отлично» вы не заслужили. Но и тройкой портить вам зачетку жалко. Словом, ставим «хорошо». Готово! Забирайте зачетку. Но постойте… Письменные работы все-таки привезите нам на кафедру. Хотя бы в течение двух недель.
Она тяжело вздохнула:
– Извините меня, пожалуйста, но я не могу вам этого обещать. Человек слаб. Не буду я вас обманывать. Раз уж оценка у меня в кармане, то о каких письменных работах теперь может идти речь? Ну, скажу я вам «привезу», а сама уже сейчас знаю, что не привезу и не сделаю ничего.
– Верно! – отчего-то обрадовано воскликнули они. – И правда: все в таких случаях обещают, но никто ничего не приносит. Успехов вам! И оставайтесь такой подольше: искренней, непосредственной… Вы сами не понимаете, как вы прекрасны. Ах, молодость, молодость… Неужели и мы с тобой когда-то были такими…

***
Владимир Владимирович Шахиджанян, легендарный автор харизматического бестселлера «1001 вопрос про ЭТО», столь популярного у студентов старшего поколения, вел, помимо всего прочего, на курсе 90-х годов такой скромный и неброский предмет, как «Машинопись».
Конечно, одной машинописью этот оригинальный человек не ограничивался. На семинарах, именовавшихся «Психология журналистского мастерства», Шахиджанян устраивал прямо куперовские приключения. Студенты, например, получали от Шахиджаняна задания: «Пробиться на громкую премьеру в «Современник» без билета». И кто-то ведь пробивался!
Шахиджанян был потрясающим психологом. Неслучайно он много лет проработал научным сотрудником в лаборатории знаменитого психиатра Арона Исааковича Белкина, президента Общества психоаналитиков РФ.
Две однокурсницы и соседки по комнате в ДАСе пришли сдавать машинопись.
Шахиджанян бросил на них беглый взгляд.
– Вы многое пережили, – обратился он к одной из них. – И я вам поставлю зачет. Можете ничего и не сдавать.
В состоянии глубокого изумления, почти прострации, она протянула свою зачетку.
– А вы, – сказал он ее подруге, – понятия не имеете о трудностях. И я вам их устрою. Сдавать мне будете и пересдавать. До кровавого пота! Вы будете злиться, ненавидеть меня. Ничего. Я привык. Но когда-нибудь, возможно, и скажете слова благодарности. Потому что сама жизнь вам рано или поздно преподаст жестокий и суровый урок. Так лучше это сделаю я. И, будьте покойны, в гораздо более мягкой форме.
Самое удивительное, что Шахиджанян угадал. На долю первой студентки в самом начале учебы выпало немало трудностей. Временами она откровенно голодала, т.к. ее мама, жившая на Украине и работавшая в НИИ, получала зарплату иногда мукой, иногда крупой, а то и обувью, но не деньгами, и не имела возможности помогать дочери. А родители ее подруги находились недалеко, в трех часах от Москвы, и каждые выходные проведывали дочку с полными сумками продуктов. Конечно, однокурсницы жили дружно и ели продукты вместе. Но каков Шахиджанян! Как, каким образом он в одно мгновение столь многое о них понял?!

***
Матрена ходила в университет в тренировочном костюме, синем таком, шерстяном, с широкими белыми лампасами и буквами "СССР" во всю грудную клетку. Сверху она нахлобучивала бежевый плащ, на ногах белели кроссовки. В руке нередко болталась авоська, где блаженно побулькивала, ожидая скорой расправы, початая бутылка водки «Привет» и пара хорошо вымытых помидоров.
Матрена была знаменитой якутской поэтессой. Приезжая на каникулы на родину, в республику Саха, она давала интервью тамошним репортерам прямо у трапа самолета. Я смутно припоминаю заголовки: «Матрена Григорьева: «Я хочу фантастической любви!». Или: «Матрена Григорьева: «Один – ноль в мою пользу». С любовью понятно, ее все хотят, а вот о чем шла речь в «Один-ноль в мою пользу», хоть убейте – не соображу. Разве только... Курсе на третьем мы сдавали государственный экзамен по английскому языку, Матрена иноземным наречиям принципиально не обучалась, и поэтому, подсев к комиссии, неразборчиво залепетала по-якутски. Экзамен у нее приняли с оценкой «хорошо», видимо, просто решили, что у человека плохо с дикцией. Какие, право, деликатные люди. Мне, окончившей английскую спецшколу, тоже поставили «хорошо». Я, впрочем, была не в претензии.

Истории Ивана Алексеевича Панкеева
На первой лекции представляюсь:
– Имя и отчество запомнить легко: меня зовут, как Бунина.
Тишина. Сначала подумал, что все знают, потом усомнился и решил по-иному, проще:
– Как Бунина, то есть Иван Алексеевич.
... Прошло два месяца. Начало сессии. Быстро иду по коридору – опаздываю в издательство. В коридоре больше никого. За мной кто-то бежит. Слышу:
– Извините, пожалуйста, Антон Павлович!
Подбегает девушка и начинает что-то говорить о досрочной сдаче.
– Но почему – «Антон Павлович»? – прихожу в себя.
– Но вы же сами сказали, что вас зовут, как этого...
– Кого?
– Ну, как классика!
– Тогда и зовите так – Александр Сергеевич.
– Как Пушкина? – уточняет она.
– Нет, как Грибоедова.
– А он что, тоже Иван Алексеевич? – вдруг вырывается из ее подсознания.

***
Известно, что хороший слух на экзамене – незаменимое подспорье. Но только тогда, когда что-то знаешь. Иначе... Молодой человек знает романы Горького, но не может вспомнить ни одного рассказа. Сзади девушка что-то подсказывает. Он быстро записывает, лицо его светлеет. Подходит к столу экзаменатора, садится, отвечает:
– «Старуха Изз-еэргиль» и «Челкаш»!
Экзаменатора насторожило, как студент произнес «Изергиль». Он посмотрел в лежащий перед студентом листок. Там было написано «Старуха из Эргиля».
– Прошу, отвечайте.
– Жила старуха в Эргиле... – начал студент.
– Всё понятно, – остановил его преподаватель. – А что скажете о Челкаше?
– Ну, это был начальник...
Экзаменатор смотрит: на листке студент написал, как услышал: «Челкаш был боссом». Девушка, вероятно, подсказала – «босым».

***
Зная, что я люблю балет, студент решил оправдать пропуск семинарского занятия так:
– Редкий случай: подарили билет на балет, не мог пропустить...
– И что же смотрели? – интересуюсь я.
– «Хованщину»!
– В следующий раз сходите на «Князя Игоря» – советую студенту. – Там тоже неплохо танцуют.

***
– О каком времени повествуется в «Дон Кихоте»? – интересуется у студента экзаменатор.
– Это было давно, очень давно, когда точно – не помню, – вздыхает студент.
– А помните, как звали лошадь Дон Кихота?
– Кажется, Рислинг...
– Но почему Рислинг? – удивился экзаменатор, помня, что так называется сорт лёгкого вина.
– Понимаете, это была такая кляча, без всякой крепости в ногах...
– Ясно. А была бы с «крепостью», то назвали бы коньяком?

***
Диалог на экзамене.
– Итак, «Бедная Лиза». Кто автор? – интересуется преподаватель.
– Карамазов! – уверенно отвечает студентка.
Отметив про себя, что «Карамзин» и «Карамазов» действительно в чем-то похожие фамилии, преподаватель всё же уточняет:
– И кто же из братьев?
– Каких братьев? – не поняла студентка. – Он один был.
– Странно, – вздохнул преподаватель, – у меня о Карамазовых другие сведения. А о чем произведение?
Девушка начинает смущаться, потом вздыхает и говорит, мудро обходя ситуацию с фамилией писателя:
– Он, автор то есть, описывает, как умеют любить крестьянки.
– Допустим, селянки, – уточняет экзаменатор. – И что же – не так, как горожанки?
– Нет! – объясняет девушка. – Дело в том, что селянки, они после ЭТОГО, ну вы понимаете... они обычно топятся...
Сквозь смех в аудитории слышен чей-то бас:
– Поэтому никого уже в деревне и не осталось.

***
– К следующей лекции прошу сравнить несколько разных изданий «Декамерона».
– Как-как? – не расслышала студентка.
– «Де-ка-ме-рон», – повторяет по слогам преподаватель.
Студентка выводит в конспекте – «Д.К. Мирон».
Преподаватель в ужасе:
– Что вы написали?
– Что вы продиктовали, то я и написала.

***
Устная подсказка на экзамене – дело опасное. Забыла студентка блоковскую строку из стихотворения «На поле Куликовом» («И вечный бой! Покой нам только снится»), кто-то подсказал через два стола, в результате получилось: «И вечный бой покойным только снится».
Впрочем, этому эффекту много лет. В мои студенческие годы (более тридцати лет назад) сокурсник, к ужасу преподавателя, несколько раз Дульсинею Тобосскую отчетливо называл Тобольской.

***
Если своими глазами не видел напечатанное – не верь уху. На диктанте звучит: «Поэта дом опальный, о Пущин мой, ты первый посетил». В тетрадке студента появляется: «Поэта дом опальный опущен мой…».
Остается только догадываться, почему это стало возможным.

***
Желая украсить ответ на экзамене выражением «замок из слоновьей кости», студент громко произносит:
– Писатель предпочитал жить в своем замке из слоновьих костей.
Разница вроде бы не очень большая, а представить страшно.

***
Преподаватель русской стилистики Рахманин принимает зачет у заочников.
- Вы ничего не знаете, милая барышня. - Я вынужден поставить вам неуд.
На это Ада Мак, студентка из Одессы, надавила свою грудь и ее кофточка намокла.
- Вы видите, я кормящая мать. пока молоко есть, но если я расстроюсь, оно исчезнет и бедный мой малыш... Что будет с ним?
- Ну это другое дело, -сказал деликатный преподаватель.- Давайте вашу зачетку.

***
Однажды на семинаре по английскому языку мне удалось нарисовать в тетрадке очень забавного бычка. Он вышел доверчивым и ужасно смешным. Чем дольше я смотрела на него, тем больше меня разбирал смех. Я зажала рот, но смех рвался наружу.
- В чем дело? - моя соседка Марина Логвинова заглянула в мою тетрадку и прыснула на всю аудиторию. Тут уже и я не смогла сдержаться. Мы громко и радостно ржали. попробовали остановиться, но не могли. Началась смеховая истерия.
Англичанка была новенькая, она только что приехала с Дальнего Востока и чувствовала себя неуверенно. Решила, что мы смеемся над ней. Вначале - выгнала с занятия, а на экзамене завалила. Я полгода занималась с репетитором. Зато теперь читаю англо-американскую литературу в оригинале.

[Маевка]

Маевские байки и анекдоты

1990 год, зима, темно. Окрестности МАИ. Я иду домой из института после черчения. Черные джинсы, черная «аляска», за плечами — студенческий рюкзачок, из которого вертикально торчит черный пластиковый тубус. Холод собачий — соответственно, капюшон на голове, тубус торчит вертикально из-за спины. Я выхожу на площадку, освещенную довольно редкими фонарями. Мне навстречу из «комсомольского» видеосалона с сеанса идет народ. И вдруг в толпе — истошный детский вопль:
— Мама! Ма-ма-а-а!! НИНДЗЯ!!!

Эту историю я услышал от своего брата, который учился в МАИ.
Итак, МАИ. Туалет. Ряд кабинок. Ни в одной кабинке дверь не запирается, так как шпингалеты либо списнули, либо поотрывали. Входит в туалет молодой человек. Подходит к одной из кабинок, открывает дверь, а там… его декан. Сидит в позе орла, лицо раскраснелось, глаза вылуплены (прямо инопланетянин из анекдота), протягивает руку. Молодой человек сердечно отвечает на рукопожатие: здрасьте, мол. А декан орет нечеловеческим голосом: «Дверь!!!» Это он руку тянул, чтобы дверь закрыть.
Так ведь и обосраться можно.

На пятом курсе МАИ иду я по территории родной кафедры и в одной из комнат замечаю ребят из своей группы вокруг какого-то препода. Подхожу из чистого любопытства и первое, что слышу: «Ладно, давайте зачетки!» Даю. Получаю назад. Название предмета неразборчиво, фамилия тоже. Число, зачет. Выхожу из комнаты со словами: «Мужики, а что я сейчас сдал и кому?..»
Потом выяснилось, что «сдал» я преддипломный курс, который мне, оказывается, вообще был не нужен.

«Цыпль — сын Дебря»

Год 1983 или 1984. Генсеки меняются, как в калейдоскопе, но в преподавании всяких марксистско-ленинских наук пока никаких изменений. Все, кто учился в институтах или университетах в те времена, прекрасно помнят, что конспекты «первоисточников» были неотъемлемой частью студенческой жизни. Никто из преподавателей уже, кажется, не верил, что студентов удастся заставить читать труды основоположников, но конспекты, вещь сугубо материальную, требовали от каждого и тщательно проверяли, нет ли подлогов, замены обложки с фамилией, сличали почерк в конспекте и в рабочей тетради, расписывались на каждой странице конспекта и т. п. Большинство из нас с этим фактом смирялось и тупо, но добросовестно перекатывало конспекты друг у друга. Смысл текста сохранялся в голове максимум до конца написания строки, на переписывание уходило несколько часов в семестр, но это был самый дешевый и надежный способ отбыть номер. Но были и такие, кто откладывал переписывание на последний момент — не проскочу, мол, тогда и сяду переписывать.
Есть у меня друг детства и тезка, Лешка, человек редкого остроумия, чертовски обаятельный и страшный лентяй (был тогда, по крайней мере, — сейчас мы живем в разных странах и редко видимся). Всю школу мы проучились (и провеселились) вместе, а в институты пошли разные — я в МАДИ, а он в МАИ. А зверствовали там, в авиационном, преподы научно-коммунистические, как я понимаю, еще хуже, чем в нашем автодорожном. И вот однажды звонит мне мой друг и говорит: «Дай конспекты, завтра экзамен». Программа, как понимаете, по этому делу во всех институтах одинаковая, так что и конспекты — те же самые. «Да приезжай, — говорю, — и бери хоть все». Ну, он приехал, конспекты взял, обложки на тетрадях, естественно, поменял.
На следующий день на экзамене подает их преподу. Тот берет стопку из пяти-шести тетрадей, кладет перед собой на стол и начинает очень тщательно их просматривать, перелистывая по одной странице. Леха терпеливо ждет, с интересом разглядывая страницы конспекта вместе с преподом — оба они видят содержимое этих тетрадей первый раз в жизни. Примерно в середине третьей тетради препод вдруг резко останавливается и разглядывает страницу: очередной конспект кончается выше половины листа, а на оставшемся месте — рисунок. Вполне пристойный, но странного, мягко говоря, содержания. Нарисована довольно большая птица курицеобразного вида (рисовальщик из меня никудышный, но то, что это птица — понятно) с открытым клювом, и из этого клюва, как в комиксах, такое облачко, и в нем написано: «Я — Дебрь!» Препод слегка фигеет, смотрит искоса на Лешку — тот невозмутим, как египетский сфинкс. Ничего пока не говоря, препод переворачивает еще одну страницу. Здесь конспект идет уже до половины страницы, но нарисована точно такая же птица, правда, поменьше, и у этой птицы из клюва слова: «Я — Цыпль, сын Дебря!» Терпение препода кончается, он резко поворачивется к Лешке и раздраженно кричит: «Это что!? Что это такое, я вас спрашиваю?» И вот мой Леха поднимает свои ясные голубые глаза от тетради, смотрит прямо в лицо преподу и очень тихо и медленно, не мигая, без тени улыбки (представляю, чего это ему стоило), своим низким сексуальным басом, но тоном, каким ребенку объясняют азбучные истины, говорит: «Это Цыпль, сын Дебря». Еще несколько секунд они смотрели друг на друга, после чего препод улыбнулся, взял зачетку и поставил отметку.
Когда он приехал ко мне вернуть конспекты, то первым делом, прямо с порога с укоризной сказал: «Предупреждать же надо!» и рассказал мне всю эту историю. Самое трудное было, по его словам, не заржать над этими картинками прямо там, на экзамене — ведь этим самым он выдал бы, что сам видит их впервые.

Есть в МАИ два препода матана — Румянцев и Вестяк. Однажды отстрелялся я с матаном у Румянцева и пошел в буфет заглотить калорию. Сижу, жую, а в этот момент они, родные, заходят. Меня не видят, продолжают разговор:
— У тебя сколько «двоек»?
— Двенадцать.
— А у меня четырнадцать, я выиграл!

Первоапрельская маёвская история. Однажды на первое апреля ребята-маёвцы решили приколоться. Вошли на «Соколе» в метро, а своего человека отправили в соседний вагон. Он там сел. На следующей остановке они входят в этот вагон и начинают проверять билеты. Кто-то показывает проездной, кто-то судорожно роется в кармане. А подсадной сидит у двери. Они подходят к нему, обступают и начинают требовать билет. У него нет билета. «Тогда плати штраф». — «Нет денег». — «Тогда в отделение». И выводят его на «Динамо». Народ в шоке.

Другая маёвская первоапрельская. Главный учебный корпус МАИ (ГУК) стоит на Дубосековской улице. Прямо напротив видна табличка с надписью «Дубосековская улица», светящаяся такая. Мечта всех студентов — поменять ее на «Гомосековскую». Однажды 1 апреля мы сидим на семинаре (начало в восемь утра), всем грустно и плохо. Тут я смотрю в окно и вижу надпись «Гомосековская улица». Меня пробивает, я начинаю ржать. Семинарист смотрит на меня очень укоризненно. Я замолкаю. Потом шепчу эту новость на ухо соседу. Он смотрит и ржет. И т. д. Ржет уже вся аудитория. Препод не может понять, в чем дело, думает, что в нем. Выходит, идет на две минуты в сортир осмотреться. Возвращается — опять ржач. Решил, что мы издеваемся. Наконец, кто-то сжалился и показал ему, в чем дело. Он сам заржал, на чем пара и кончилась.

История эта происходила в общаге третьего факультета, где я коротала время между лекциями и семинарами в обществе двух таких же будущих «инженерш систем управления летательными аппаратами». Расселение в «Икаре» (так называется общага) организовано по принципу «бутерброд» — этаж мальчиков, этаж девочек, и т. д. Я жила на четвертом этаже, сверху и снизу жили мальчики.
Наш первый совместный суп, сваренный по маминым рецептам из подручных средств, суп дивной калорийности и, наверное, неземных вкусовых качеств, был нагло украден с плиты вместе с кастрюлей. Вымокшие в наших слезах старшекурсницы сказали нам, что такое бывает, особенно когда мальчики с соседних этажей проголодаются. А так как голодны они всегда, то суп нужно караулить.
На следующий день чисто вымытая кастрюля встречала нас на кухне. Мы тут же принялись варить новый суп. Радость от встречи с нашей единственной кастрюлей и предвкушение долгожданного насыщения божественным супом притупили нашу бдительность, и советы умудренных опытом старшекурсниц были тут же забыты. И суп, конечно же, был бы вероломно украден вторично, если бы… Если бы операция по его изъятию не была поручена молодому и неопытному козерогу Вове Дубровскому, жившему аккурат над нами. Этот перец умудрился оступиться в самый ответственный момент. Подчиняясь инстинкту самосохранения, Вова выбросил кастрюлю вперед, равномерно орошая коридор кипящим супом. Грохот был страшный.
Когда мы, терзаемые нехорошими предчувствиями, выбежали из комнаты, Вова хладнокровно доставал из лужи супа кастрюлю, пытаясь не замочить тапочки. Узрев наши возбужденные лица, Вова протянул нам пустую кастрюлю со словами: «Девочки, а я вам суп принести хотел…» но это еще не все. Уходя, Вова неосторожно наступил на скользкую картофелину и растянулся в самом центре нашего калорийного супа, по счастью, уже слегка остывшего.
Мы не смеялись, нет — мы просто ржали, взахлеб, до колик в голодных животах.

На «войне» в МАИ была расхожая аббревиатура — ее необходимо было знать для ответа на «три» — для полупостоянного запоминающего устройства унифицированной системы дистанционного управления пусковыми установками — ППЗУ УСДУ ПУ. Очень удобно, и никакого мата не надо — скажешь, бывало: «А пошел ты в пэпэзэу-уэсдэу-пэу!..»

Случилось это летом 1982 года, когда я, будучи студентом первого курса МАИ, со своими друзьями поехал в стройотряд — деньги зарабатывать и страну подымать. Работали мы далеко от столицы — в тайге, на Ангаре, благоустраивали рабочий поселок. Как-то раз вечерком после работы мы с моим приятелем, тоже козером зеленым, сидим в курилке возле костра.
Кругом тайга, вверху вечереющее небо, мы размечтались, о звездах заговорили, о последнем прочитанном. Вдруг я услышал популярную в то время мелодию — «Popcorn». Ну, мелодия и мелодия, но как-то странно — ведь никто в это время магнитофона не включал, да и звучала она где-то совсем рядом. А рядом с нами расположился на лавочке бригадир соседней бригады, мужик тертый, послеармеец. Так вот, этот умелец выдувал ее из своей… ну, короче, говоря по-русски, жопы, причем музыка звучала не переставая минуты три. Нужно ли говорить, что от такого народного творчества у нас с Саней просто челюсти отвисли. Когда он закончил, мы совершенно искренне зааплодировали. «Ничего, поживете с мое — и не такому научитесь», — растрогался человек-оркестр.

Как-то в МАИ один профессор (Говорят, что Г. И. Саркисов. — ред.) закончил лекции и решил поехать домой. А у него был «Запорожец». Подъезжает он к воротам, а в это время какой-то студент позвонил вахтеру на проходную и сказал, что такой-то такой-то вывозит в багажнике краденый авиационный двигатель (мотор-то у «Запорожца» сзади!). И что вы думаете, профессора повязали, и еще чуть милицию не вызвали.

На военной кафедре для изучения всяких смертоубийственных железок есть много секретной литературы, за которую надо расписываться при получении и, что самое нудное, писать в листочке свою фамилию и еще кучу всего (сколько листов принял, сколько сдал и т. п.). В общем, однажды нам это надоело, и тогда в списке появились Гай Юлий Цезарь, Лаврентий Берия и вообще вся «жизнь замечательных людей» изучала военное дело на нашей кафедре. И, естественно, случилась проверка. Всем дали соответственно. Последним выискивали В. В. Маяковского. На вопрос, кто Маяковский, встает парень из соседней группы.
— Ну, я Маяковский!
— Не, как настоящая фамилия?
— Булгаков!
Товарища майора успокаивали всей военной кафедрой. Собственно говоря, это он зря. Парень не виноват. Мало того, что он действительно Булгаков, так еще и Михаил…

Ехали на 23 трамвае от МАИ к «Соколу». Сидим во втором вагоне сцепки. Июнь, полдень, жарко, трамвай почти пустой. В заднюю дверь забираются два подвыпивших мужичка. Не без труда достают талоны и собираются компостировать. До компостера рукой подать, но мужичок с талонами никак не может преодолеть это расстояние: трамвай набирает скорость, и его все время тянет назад, тем более, что он сильно «хороший». Наконец, он делает решительное усилие по перемещению своего центра тяжести вперед и делает шаг к компостеру. В этот момент трамвай тормозит, и мужика толкает вперед. Он не то чтобы падает, но и устоять тоже не может, и начинает брести вперед по вагону, цепляясь за поручень и безуспешно пытаясь остановиться. Его друган, видя, что он уже почти в голове вагона, кричит ему:
— Сереж, скажи ему, чтоб не дергал!
Сережа все так же по инерции добредает до передних дверей и заглядывает в кабину. Оборачивается и полным добродушного изумления голосом объявляет:
— Вань, а его тут не-е-ет!..

Был у нас в МАИ один препод по матану. Выберет, бывало, в качестве переменной вместо всяких там «альфа», «бета», «гамма», «тета» — какую-нибудь одну, например, «каппа» и давай ее по всякому: «каппа», «каппа с домиком», «каппа с дужкой», «каппа с черточкой» и т. п.
Дошла как-то очередь и до «пи». И вот этот чудик выдал:
— А эту переменную назовем «пи с дужкой»!
И так ее, бедолагу, всю лекцию и склонял… Больше всего запомнились тирады типа:
— Рассмотрим данное выражение в случае, когда «пи с дужкой» бесконечно растет…
Или:
— Посмотрим, что происходит с «пи с дужкой» при росте такой-то переменной…

Идут вступительные экзамены в МАИ, сочинение. Пашкина тема — что-то связанное с «Войной и миром». Нормальный вопрос для вступительного экзамена к соседу слева:
— Слышь, кто там был-то, в этой «Войне и мире»?
— Хрен его знает. Помню, что там были какие-то Андрей и Пьер, а кто из них Болконский, а кто Безухов — не помню, — отвечает тот пельмень.
Промучившись еще какое-то время, Пашка сам (ну герой просто) вспомнил, что там была еще «какая-то Наташа». На этих трех именах и было решено выезжать.
И ведь поступил, нахал! Но оказалось, что это было еще не все, о чем он написал. Хитрый Пашка знал, что проверять работы будет некая старая бабушка-коммунистка, для чего, специально для нее, он написал сочинение с коммунистическим уклоном и закончил его словами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Отъезд в студенческий лагерь в «Ярополец» в 1999 году. На площади перед ДК МАИ толпятся провожающие, родители некоторых несовершеннолетних студентов(ок) и т. д. Ну и, конечно, стоят автобусы. Начинается посадка. Мы с другом залезаем в один «Икарус», садимся, автобус уже вроде полон. И вдруг…
Водила достает из бардачка бутылку пива и спокойно высаживает ее. Все в шоке. Водитель открывает орешки, еще одну бутылку пива, выпивает и ее… Тут уже начинает волноваться мой друг. Вернее сказать — радоваться: «Wow! Нас сегодня в „Дорожном патруле“ покажут! Круто, круто!» На девчонках на переднем сиденье уже просто нет лица (мы им советуем держаться покрепче, чтоб в лобовое стекло не вылететь). А водитель с невозмутимым видом достает еще один батл. Предлагает девчонкам… Предлагает забежавшей в автобус и совершенно обезумевшей от такого зрелища начальнице отряда… Предлагает беснующимся провожающим, которые с ужасом заглядывают через лобовое стекло на батарею бутылок… и со словами: «Вах, да я пятнадцать лэт за рулем, ни разу тэрезвый нэ ездил», опрокидывает в себя пиво. Выдерживает паузу. В это время уже весь автобус лихорадит, меня пробило на измену, я начинаю мыкаться в поисках вещей… И вдруг… В автобус заходит еще один персонаж. Закрывает дверь и в полном молчании садится за руль…
Вздох облегчения заглушил набирающий обороты двигатель.

Очень давно, в 1950-е годы, я поступил на радиотехнический факультет МАИ. В школах тогда почти все учили немецкий, но в институте нам сказали, что, поскольку литература по нашей специальности в основном на английском, мы будем учить английский «с нуля».
На первом занятии преподавательница объяснила, что она по списку будет называть наши фамилии, а каждый должен будет встать и сказать «Ай эм» (I am), то есть «я». Мой товарищ, Юрий, по отчеству — Федорович, заболтался и прослушал эту преамбулу. Краем уха он слышал, что преподавательница называет фамилии, а все встают и что-то говорят. Когда перекличка по алфавиту приблизилась к нему, он проявил внимание и услышал:
— Коробов?
— Ай эм.
Решив, что все называют свои инициалы (а мы ведь еще не знали друг друга по имени и отчеству), когда следующей назвали его фамилию, Юрий встал и сказал:
— Ю Эф.
Реакцию публики легко представить. С тех пор прошло много лет, но когда мы встречаемся своей институтской группой, иначе как «Ю Эф» его никто не называет.

Идет пересдача физики, первый семестр. Кто не знает, как это происходит на кафедре физики в МАИ, поясню: на кафедре в одной большой лабораторной аудитории, где много столов, составленных буквой «Т», несколько преподов одновременно принимают задолженности у своих потоков с разных факультетов.
Парнишка один влип — ну никак. Препод его уже собирается отправить восвояси, а парень ему возьми и заяви: «Задайте мне еще один вопрос! Отвечу — „три“, нет — значит, не судьба…» Препод хмыкает и соглашается.
Вопрос: «Инертна ли сила трения?». Парень «подвисает» и после недолгих поисков в пустых загашниках сознания выдает: «Инертна!». Препод довольно говорит: «Если сила трения инертна, то я беру вашу зачетку, кидаю ее в коридор, и она возвращается обратно».
А поскольку уже прошло часа три, и все озверели слегка, то препод и в самом деле берет зачетку и с силой пускает ее по металлической поверхности стола в направлении к открытой двери в аудиторию. Зачетка вылетает в коридор, где ее подбирает какая-то добрая душа и швыряет обратно на стол к преподу.
Немая сцена. Отразилась в зачетке.

Поймали американские разведчики трех выпускников — МАТИ, ХАИ и МАИ. Начали выпытывать у них государственные тайны. Студент из МАТИ раскололся через неделю. Студент из ХАИ продержался месяц. Студент из МАИ не колется. Американцы не знают что делать: не кормят, не поят, держат в скотских условиях — а он ничего не рассказывает. Решили поместить его в одиночную камеру и понаблюдать за ним. Через день видят: маёвец бьется головой об стену и бормочет:
— Говорили ж тебе — учись, учись!..

Встречаются две подруги. Одна другой:
— Я вчера познакомилась с одним из коммерческого института, мы с ним сходили в клуб, потом поехали к нему домой, у него там жратвы всякой, выпивки полно, потом всю ночь с ним трахались. Класс!
— А я вчера мимо МАИ иду, на меня какой-то парень налетел, раком к забору поставил, разбежался, на меня запрыгнул, через забор сиганул, и уже оттуда кричит: «Извини, пропуск забыл!..»

Пришел выпускник МАИ в КБ работать. А там над конструкцией самолета бьются: отваливается у него крыло — и все. Уж и балки силовые ставили, и крепления, и растяжки — ничего не помогает. Тогда маёвец и говорит:
— А вы дырок у основания крыла насверлите!
— Ты что, охренел? Тогда тем более отвалится!
— А вы попробуйте.
Попробовали… Держится!!!
— А откуда ты знал, что это поможет?
— А вы когда-нибудь видели, чтобы туалетная бумага по дырочкам отрывалась?

Дело было году в 1975. 4 факультет МАИ, группа РКМ-1-31, самый первый коллоквиум по дифференциальным уравнениям. Система простая — вся группа получает задания и готовится. Преподаватель сидит скучает.
Скучает минут сорок, потом ему это надоедает, и он вопрошает:
— Кто готов?
Народ делает вид, что усиленно готовится. Следует второй вопрос:
— Кто хочет «тройку»?
Народ еще не отвык от школы и в вопрос сразу не въезжает. Через некоторое время находится бойкий доброволец, который быстро получает свой «трояк» без ответа. Тут же возникает очередь.
Последний выходящий с трояком слышит следующий вопрос:
— Кому нужна «четверка»?..
…А оставшихся «пятерочников» имеют по полной!!!

Был в МАИ один профессор, который вел чудесный предмет «Введение в специальность». Сложно сказать, в какую специальность он нас мог вводить, так как лет ему было наверное больше, чем самому товарищу Серго Орджоникидзе, но как-то раз он нам начал рассказывать про новейшую (на тот момент) технологию «Стелс» (Stealth), разработанную американцами.
И так разошелся, что начал прыгать по всей аудитории и рассказывать, что если бы не величайшая глупость Ильюшина (конструктора самолетов «Ил»), то у нас такая система появилась бы намного раньше:
— Я с Ильюшиным работал на протяжении нескольких лет, и я ему давно говорил, что нам надо разрабатывать систему «Стелс», а он меня не слушал! Вот вам и результат — американцы нас опередили…
Мы не могли успокоиться всю пару!

Дело было в 1981 году, когда мы — 15 лейтенантов-двухгодичников по окончании 4 факультета МАИ попали служить в одну из частей ОдВО в Крыму.
Событие это для части было неординарное (еще бы — столько народу зараз), и мозги командира части, чуваша полковника Иванова заклинило. Решил он устроить торжественный прием прибывших в ряды части со всеми воинскими почестями — с маршами, клятвами и целованием знамени.
После месяца муштры почти все было готово. Грубо говоря, готовы были 14 человек из 15. Не был готов только я один. Нет, со строевой и прочими делами у меня все было в порядке. Не было парадной формы, обязательной для готовящегося праздника. Рост у меня — 190 см, размер — 52. Но почему-то на складе для меня ничего не нашлось! Просто оставить меня в покое было невозможно — приказ есть приказ! Поэтому было принято решение — взять у кого-нибудь парадную форму взаймы.
Но во всей части (двести офицеров!) людей моего размера не оказалось! То есть, нет — люди ростом метр девяносто и носящие 52 размер, конечно, были, но полного совпадения добиться не удалось.
Окончательное решение было принято «верхним руководством» — мне вручили форму моего роста, но 48 размера. То, что при контрольной примерке мне не удалось застегнуть не только верхнюю, но и вообще какую-либо пуговицу на брюках, в расчет принято не было — под кителем не видно, а чтоб не спадало — веревочкой, дескать, подвяжешь.
И вот — день «Ч». Часть построена, и начинается действо. Нас 15 человек, отобранных по алфавиту (в основном все на «А» и «Б»). Моя очередь где-то ближе к концу. Потихоньку, один за другим мои друзья клянутся в верности части, целуют знамя и встают в строй. Строй явно скучает.
Наконец мой выход! Я выхожу изумительным строевым шагом: ноги просто не гнутся, обтянутые чужими брюками. Народ оживляется. Я подхожу к командиру и говорю все положенные слова. Напоследок необходимо поцеловать знамя. А чтобы поцеловать его, нужно опуститься на одно колено, что весьма проблематично.
И я медленно-медленно, чтобы не порвать брюки, пытаюсь это проделать. В строю в это время уже работает тотализатор — «порвутся» — «не порвутся». Опуститься до конца у меня так и не получилось. К восторгу всего строя, знамя целовалось в позиции цыпленка табака.
По окончании действа ко мне подходили мои будущие сослуживцы и выражали свое восхищение (типа, «Никогда не видел, чтобы форма как джинсы сидела!» и т. д.), а вот таких концертов в части больше не устраивали — наш был первый и последний.

В 1987 году в МАИ появились две первые персоналки. Все было организовано серьезно, с лекциями, зачетами и получением допусков для работы за сим чудом техники.
И вот один такой «допустившийся» ботаник заходит в комнату с персоналками и говорит преподу — типа, мне бы поработать. На что препод, уткнувшийся носом в монитор своей персоналки, отвечает:
— Бери, вставляй системную дискету и работай, — машины-то тогда еще без винчестера были!
Парень берет дискету и задает следующий вопрос:
— А ее из конверта вынимать?
Препод (носом в мониторе, с легким недоумением):
— Конечно, вынимай.
Парень чуть ли не зубами выдирает гибкий магнитный диск из защитного пластикового кожуха и задает следующий вопрос:
— А теперь что с ним делать?
Препод оборачивается и…
Кстати, достать дискеты в то время даже в Москве было непросто…

Учился в МАИ парень по фамилии Драч.
Раз они с компанией выпили и пошли на лекцию. Вдруг ему стало плохо. Один из его друзей хотел позвать врача и обратился к лектору:
— Тут Драчу плохо!
Все заржали. Лектор ответил:
— Дрочи лучше!

Распоряжение начальника службы режима МАИ:
«В связи с терактами в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. приказываю усилить контроль за въездом автотранспорта на территорию института, с целью чего установить стоимость въезда в размере 50 руб. вместо 10 руб.».

В бытность свою студентами МАИ на физкультуру мы ездили на славный стадион «Наука». Так получилось, что большинство моих однокурсников оказалось футболистами и постоянно гоняли мяч (мне пришлось срочно осваивать профессию голкипера). Препод же по физ-ре, дабы не напрягаться, видя, что мы заняты делом, оставил нас в покое года на полтора.
Через полтора года препода поменяли на какого-то двинутого спортсмена, который футбол в принципе поощрял, но постоянно донимал нас попытками по-настоящему тренировать и просьбами не материться на поле.
Теперь — собственно история. В числе прочих в нашей команде играл мой друг детства Семен — спортсмен, каких поискать. Лучший форвард и прочая, и прочая, и прочая. Как-то раз игра вышла довольно жесткая, и Сему малость заломали. Он отходит к краю поля, присаживается на старую покрышку, приспускает спортивки и начинает заматывать травмированное колено эластичным бинтом. Игра стоит. Вдруг мы замечаем, что с другого конца поля сломя голову несется наш препод, машет руками и дико орет. Ну, думаем, орет и орет… Приближается… И мы слышим его крик: «Не-е-е сра-а-ать! НЕ-Е-Е СРА-А-АТЬ!!!» Оглядываемся на Семена… и падаем со смеху! А вы бы что подумали, глядя на человека, сидящего на краю поля со спущенными штанами и лентой «бумаги» в руках?

История довольно известная в маевских кругах.
На военной кафедре МАИ, что на Малой Земле, как известно, находится масса списанной военной техники, используемой в учебных целях: передвижные радиолокационные станции, антенные системы, старые самолеты и т. п.
Как-то раз (дело было в 1970-е годы) на «войне» шла самая заурядная лабораторка по отработке предпусковой последовательности ракеты класса «воздух — земля». (Такие ракеты обычно размещаются на специальных креплениях под крыльями самолета. Все вы наверняка видели из окон читального зала шестого корпуса самолет. Так это — тот самый.)
…Идет лаба. Студенты, выслушав длинный инструктаж по технике безопасности, расписываются в лабораторном журнале. Приступают к выполнению задания. Возможно, студенты изучили методичку слишком хорошо. Возможно, им просто повезло. Так или иначе, когда предпусковая последовательность была отработана верно и кто-то шутки ради нажал на «пуск», ракета сорвалась с креплений — и полетела!
Ракета врезалась в стену корпуса как раз под деканатом. К огорчению многих присутствовавших — не взорвалась, поскольку была все-таки учебной, без боеголовки.
Началось расследование. В ходе него искали ответы на два основных вопроса:
Какого лешего у учебной ракеты оказался исправный двигатель (да еще и заправленные баки)?
Почему ракета полетела только у этих студентов? На ней ведь не первый год отрабатывали подобные учебные пуски!

Учился я в МАИ. Давно. Когда там еще давали высшее. Когда профессора и доценты еще были богаче студентов. И могли кое-чему научить. И учили. Часто успешно. Но не всегда. Встречались студенты и с опилками, и с вакуумом в голове.
Были и у нас такие. А где не было? Кто глуповат, кто ленив, кто тормоз, а кто и вовсе дурак. Жизнь такая. Однако, жить всем надо. И образование получать.
Взятки в те времена тоже брали. Но не везде. И не всегда. В «Плешке» брали (и берут). В техническом ВУЗе — брезговали, даже разговоров об этом не было. Сдать экзамен было тем проще, чем лучше подготовился. Не сдал два за сессию — вылетел. В армию. Дикие времена. Но интересные.
Многие понимали, что количество усилий на изучение предмета примерно одинаково при любом раскладе. А уж как их распределять — на четыре месяца семестра или на две недели сессии, каждый решал сам. Умные экономили силы и учились до сессии. И получали красные дипломы. Остальные — в сессию. И обходились синими. Некоторые — во время экзамена. Иногда получая дипломы. Чаще — нет.
И было правило — в последний день сессии можно пересдать один экзамен. Засчитывался официально. И была традиция — не получается сдать на «5» или на «4» — просишь «двойку» и сдаешь еще раз. Умные преподаватели всегда шли навстречу. Остальные преподавали СЭД (кто помнит — тот поймет).
Доцент Силин был остряк. Кто у него учился, — знает, что я имею в виду. Читал он нам курсы разные. Всегда интересные. Учебный план иногда создавая на ходу. И разрешал на экзамене использовать и конспекты лекций, и книги. Прагматичный подход. Очень экономит время. Но у Силина если не напрягался в семестре — книги не помогут.
Сдавал я однажды ему экзамен. В летнюю сессию. И не пошло. Заклинило. Вся сессия уже сдана. Успешно. Более чем. А тут — экзамен последний, предмет интересный — и никак. Сижу, чешу вместилище ума. Остались втроем. Уже за столом напротив Силина. Вопросов уже было много, а ответов поменьше. Силину уже все ясно. Один сострадалец — сообразительный середнячок, «три»-«четыре», «три»-«четыре». Другой — с опилками в голове, как Винни-Пух. Больше «тройки» никогда не имел. Ни одну сессию вовремя не сдал. Ну и я — самый умный (гы-гы-гы!).
Входит ассистентка Силина и прерывает паузу вопросом: «Вы еще долго?».
Ответ — мгновенно: «Пять минут, у меня восемь баллов на троих» («3», «3», «2»).
Я тут же: «Мне — „два“!» (Пересдам через день.) Середнячок: «Мне тоже!»
Силин, изумленно, показывая на Винни-Пуха: «А этому что — „четыре“, что ли?! Гм… давай свою зачетку!»
Листает ее, читает и говорит: «Первая „четверка“ на четвертом курсе. С почином!»

Маёвская пословица: «Чтобы вылететь из МАИ, надо иметь крылья».

Если водку ты не пил,
Не валялся в луже,
Ты — плохой студент МАИ!
Нам такой не нужен!

Маёвское наблюдение: «МАИ — театрально-спортивный ВУЗ с лёгким авиационным уклоном».
(«Театральный»: подразумеваются знаменитые некогда эстрадно-сатирический театр МАИ «Телевизор» (1950—1966 гг.), маёвский агиттеатр «Россия» (1970-е — 1980-е гг., худрук — Михаил Задорнов) и прочие сценические коллективы МАИ.
«Спортивный»: спортклуб МАИ создан в 1945 г., и команды МАИ имели и имеют успех во многих видах спорта. — ред.)

Захотели буржуины выведать секретные маёвские оборонные разработки и решили заслать в МАИ шпиона.
Готовили его, готовили… подготовили. Всё безупречно: язык, поведение, внешность… Легенда — не подкопаешься. Заброска и внедрение прошли успешно. Работает. А через полгода — внезапный провал! Насилу эвакуировали.
Шеф сокрушается:
— Ну как же так, агент Смит!.. Мы вас готовили несколько лет! Неоднократно проверяли — всё было отлично! Как так вышло?!
— Шеф, я действовал согласно утверждённой линии поведения: не выделяться, быть как все. Ну и вот: все водку пили — и я пил. Все на пары забивали — и я забивал. А потом пришла сессия; все экзамены сдали, а я — не сдал…
(Вероятно, этот анекдот можно рассказать о многих технических ВУЗах России. — ред.)

В 1999 г. по долгу службы (знакомый работает в Министерстве образования) пришлось ему поприсутствовать на вступительных экзаменах в Московском авиационном институте (МАИ). Профессор ***ов, которого знаю довольно давно, большой умница и остряк, принимал экзамен по физике. К приему экзаменов он готовился не менее серьезно, чем абитуриенты. Несколько зарисовок с экзамена.

Экзамен сдает этакое мечтательное создание с копной белокурых волос, огромными голубыми глазами и очаровательными губками. Какого дьявола ее потянуло в МАИ — знает один только бог (извините за каламбур). На вопрос о том, что она может рассказать о Бернулли, она ответила: «Это, кажется, был такой итальянский скульптор?»
Этого профессор ...ов не выдержал: «Девушка, а вы уверены, что вы к нам по адресу? Ведь МАИ — это Московский авиационный институт, а не «Модельное агентство „Имидж!“»
Еще один абитуриент, из какого-то глухого провинциального городка, никак не может вывести уравнение Клапейрона (PV/T = const — объединенный газовый закон): то ли PT/V = const, то ли VT/P = const и т. д.
Профессор достает желто-черную книжицу из популярной серии «Для „чайников“» и говорит: «Дорогуша, сходите в ближайший книжный магазин и спросите, есть ли у них из этой серии „Газодинамика для «чайников»“?»
Еще одна «будущая Туполев» не может решить какое-то простенькое уравнение. Профессор: «Девушка, если вас так влечет авиация, то почему бы вам не пойти на курсы стюардесс?»

Реальные высказывания офицеров военной кафедры МАИ, слышал лично-с:
— Москва — большой город, сюда приезжают иностранцы со всех концов Советского Союза.
— Ваша группа будет учиться отдельно от групп 20 факультета, и лишь время от времени группы будут спариваться.

На той же кафедре, в 7 корпусе в аудитории висел щит (пенопластовые белые буквы по красному фону): «Ни в мирное, ни тем более в военное время нельзя забыть о распространении вширь и вглубь военных знаний. В. И. Ленин».
Пара букв отвалилась, и некоторое время мы с удовольствием читали о «…нельзя забыть о распространении вши».
Потом кто-то (студенты, оставленные после занятий мыть полы?) переклеил буквы, и две недели — щит висел строго над головой препода, так что с кафедры его видно не было — мы с удовольствием читали: «Ни в мирное, ни тем более в военное время нельзя забыть о ебле и вине. В. И. Ленин».

Друг рассказал. Едет он в электричке, а рядом девушка сидит, кроссворд разгадывает. И никак не может угадать, что это за «Средство управления ступой Бабы-Яги» из шести букв. Ну, мой друг и подсказал, что это помело. Девушка несколько удивилась, и спросила, откуда ему это известно. Пришлось другу совершенно честно признаться, что он учится в МАИ на факультете систем управления летательными аппаратами.

Про самолеты, которые летают и крыльями не машут. Якобы.
Ну, шутку Михаила Николаевича Задорнова, надеюсь, все знают. (Обычно Задорнову приписывается такая формулировка: «Я окончил Московский авиационный институт, но до сих пор не могу понять, как это самолеты летают, а крыльями не машут». — ред.) Надо заметить, что Задорнов окончил факультет двигателей ЛА МАИ, о чем студенты этого факультета прекрасно осведомлены.
Ну так вот. Учились мы на этом факультете на одном потоке с одним очень сообразительным студентом. Кафедры, правда, были разные. Как-то уже на старших курсах я ему эту шутку напомнил за каким-то разговором. На что получил такой ответ:
— Ты же знаешь, что мы среди прочего изучаем поведение разных составляющих летательного аппарата во время полета с помощью математических моделей. Примерно месяц назад мы эту шутку вспомнили и, что называется, «загорелись» проверить, машут крыльями самолеты или нет. А что? Комп с мат. моделью — вот он. Делов-то! Загрузили в программу параметры крыла Ту-154, сведения о высоте и скорости, с которой они по трассам летают — и прогнали. Амплитуда собственных колебаний крыла на крейсерском режиме полета составила до 1,2 м. Если взять Boeing или Airbus, то у них амплитуда до 1,8 м. Но это максимум. Обычно что-то в районе 20 см получается. Так что самолеты в полете крыльями все-таки машут, правда «маленько-маленько» и «быстро-быстро».
Такой вот разговор получился. А то, что это действительно так, любой пассажир авиалайнера может убедиться, выглянув в иллюминатор.
Всем приятного полета!

Вспоминается мне, что, когда я работал в том же институте комендантом, однажды ночью наша охрана ловила по корпусу препода. Он любил голышом по ночам бегать по коридорам корпусов.

[Маевка]

Мое переводческое из МАИ

Проходили согласование между подлежащим и сказуемым. Диктуется пример, я пишу в тетрадь не глядя на доску и вывожу: The garden is full of shit. (В саду полно навоза (деликатно выражаясь)) Ну, думаю, и примеры пошли! Офигеть!
Нужно было определить единственное или множественное число объекта, чтобы решить, что дальше написать there is/are.
Вопрос преподавателя:
-Их там много или одна?
Голос сзади:
-Ну, если большая, то одна...
Вот думаю, делать нечего, кроме как кучи считать...
Продолжение текста: There are at least twenty of them. (Там их по меньшей мере двадцать). Вот, думаю, у кого-то иное мнение по этому вопросу. Чувствую, что что-то не так, поднимаю глаза на доску и начинаю смеяться. Там оказывается было написано: The garden is full of sheep. (В саду полно овец) Мда, я опять забыла, что это слово не изменяется во множественном числе. Я бы наверняка при переводе с русского написала бы: sheeps или того хуже ships. Только тогда бы уже совсем фантастическая картина получилась бы. (В саду полно пароходов). А так хоть не очень далеко от истины вышло. Так как, если в garden гуляет 20 sheep, то the garden точно full of shit. Это я как человек, порядочное время проживший в деревне, говорю. Там обычно, как пройдет по площади стадо коров-овец, то прощай игра в мяч и ходьба босиком ибо загадят все. И кстати это слово не только мне послышалось, так что говорить четче надо. Хотя, кто бы говорил...

Поняла, что у нашей Е.И. полностью отсутствует чувство юмора, хоть она и неплохой человек. Все-таки, видно, преподавание грамматики и лексикологии накладывает серьезный отпечаток на личность.
Проходили сегодня перевод подлежащных предложений. Отрабатывали на практике, и попалась такая фраза:
Pork's voice was suspicious.
(В голосе Порка звучало подозрение).
Что-то Е.И. нам стала долго объяснять, что голос не может быть подозрительным и что Pork - это не окорок, а имя, поэтому переводить следует именно так. У свиньи вообще голоса не бывает. Очень все это забавно звучало, тут я не выдержала и громогласно осведомилась:
-А что, если Порк - свинья? (сиречь нехороший человек)
Смотрю на нее хитрющими глазами и с трудом сдерживаю смех. Я, вообще, очень люблю втягивать преподов в игры слов и ума.
Но Е.И. возмутилась:
-Как же свинья? Вы разве не видите, что артикля нет? Тогда бы было The Pork! И вообще ну какой голос у свиньи?
Другие студенты уже ржут, так как все все давно поняли, а до Е.И. юмор так и не дошел. Хотела я ответить, что очень подозрительный свинячий визг, но пожалела пожилую женщину. Ее уже, видно, все равно не исправить.

Все-таки забавно слушать переводы людей, у которых отстутствует чувство языка. Сегодня столько перлов выдали, что на год вперед хватит.

It's so funny I could cut my throat. (Это так забавно, что можно надорваться от смеха)
Студентка переводит: "Это так замечательно, что я могу порезать себе горло".
Надо же какой мазохизм и мания самоубийства))

From her earliest childhood Gertrude had been brought up by her aunt. (С раннего детства Гертруду воспитывала тетка)
Перевод, выданный студенткой: " С раннего детства Гертруда воспитывала свою тетку".
А что не так? Дети воспитывают родителей))

И самый крутой и жирный))
A Governess wanted.

Варианты переводов: "Правительство жаждет" (крови народной, видимо), "Губернаторы хотят" ( то же самое и денег побольше своровать), "Правитель разыскивается" ( ага, все захапал и сбежал. Очень жизненно)

А на самом деле, знаете, что все-таки было написано в объявлении этом? "Требуется гувернантка", всего навсего. Так и живем))

Сразу вспоминается фраза со второго курса.
Speaking on the phone, she felt that he owed her something right now. (Что-то вроде: Во время телефонного разговора она почувствовала, что он должен ей что-то прямо сейчас (в смысле сказать))
А выданный перевод меня сразил просто наповал:
"Она почувствовала, что он должен овладеть ей по телефону прямо сейчас".

Практика устного перевода, проверяли домашний текст. Предложение (отрывок):" ... unless the government resists going on a spending binge that would further inflate its currency"
Вообще слово binge означает кутеж, пьянка, гулянка. Студентка переводит: " до тех пор пока правительство не перестанет пить... нет, пропивать деньги, инфляция не остановится".

Гламурные блондинки. Особая тема. У нас просто заповедник этих экземпляров. Случай на последней лекции по истории языка. Сидим, значит, чего-то пишем, В.В.А. нам что-то попутно объясняет, на задней парте сидит наша гламурная девушка Аня с подружкой и что-то громко обсуждают, не обращая на лектора никакого внимания. В конце-концов, В.В. не выдерживает:
-Аня, вы меня слушаете?
Девушка рассеянно кивает головой и ноль внимания:
-Да, конечно.
-Про что сейчас говорили? (читай, "повторите то, что я сказал")
Она (по детски радостно):
-Про ногти...

Узнала, что реферат о стране Латинской Америки нужно приносить к зачету, и никакие отговорки не принимаются. Не выдержала и выдала длиннющую матерную фразу на языке Сервантеса, припомнив все изощренные идиоматические обороты, которым нас обучил незабвенный Олег Сергеевич (первое, что он сделал, когда к нам пришел - это научил нас нецензурно ругаться. Кстати, мы очень быстро овладели этой наукой и до сих пор не забыли, хотя уж три года прошло. Дурное дело не хитрое, а вот местоимения многие до сих пор усвоить не могут)
Испанка, если и удивилась, то виду не подала. Невозмутимо сказала, что я, оказывается, могу говорить на языке, когда того сильно захочу. Хотя чего придираться-то? Я ж почти единственная из "испаноговорящих", так сказать. Выдаю за лекцию по чайной ложке фразы какие-то, если уверена, что ошибок там не будет. Хотя, как и остальные, не люблю говорить, потому что сложно.
Вот такие у нас дела. Не могу толком рассказать о себе, но зато первоклассно крою трехэтажным матом.

Грамматика и синтаксис английского языка в 9 утра после бессонной ночи - это нечто. Опять пару раз почти полностью отключилась. Вот не могу себя контролировать, когда в полной тишине надо самостоятельно делать упражнение. Какое там задание? Спать, спать и еще раз спать! )
Интересный внутренний диалог при написании примеров на доске.
I feel as if I'm ill.
*хм, именно так я себя и чувствую. спаааать!!! *
You look as if you have drunk too much.
*(грозный взгляд в сторону препода) И чего это она на меня уставилась? Что за намеки? Да хоть бы и пьяная! Унесите отсюда мое бренное тело...*
I feel as if I were ill.
*прямо стихами. да хоть бы и так, но подальше отсюда!*
You look as if you had drunk too much.
*напиться бы... йаду*
И так всю пару.

Вообще, английский язык - коварная штука. Иногда кажется, что все просто, а возьмешься за простенькое предложение и весь язык сломаешь пока выдашь более-менее удобочитаемый вариант. Есть такие слова, которые имеют совсем не то значение. что кажется и ужасно хочется сказать. Их-то и называют ложными друзьями переводчика. Например, troops. Так и хочется перевести "трупы". А сие слово значит "войска", "корпус войск". А "corps" это как раз-таки "трупы". Забавно. Звучит прямо наоборот. Эх, часто еще путаю "mayor" и "major". Но самый крутой перл за всю историю изучения английского. "Мне нужно вымыть голову" Как новичок скажет? "I need to wash my head". Правильно? А надо: "I need to wash my hair" То есть волосы вымыть. А первое выражение означает: "Мне нужно намылить шею". Вот так.

На граматике был прикол. Мой мобильный издает громкий натуральный петушиный крик, когда приходят сообщения. Так вот сегодня мне пришлось отправить смс, а про включенный звук я забыла...Когда пришел ответ, то показалось, что мы не в аудитории находимся, а в курятнике. Пожидаева сделала по-детски удивленное лицо и говорит: "Надо же! Кому скажи не поверят! В МАИ разводят петухов!" Я думала, она ехидничает, но впоследствии оказалось, что нет. Мирно продолжили заниматься, я расслабилась, так как ответ получен и больше ничего не предвиделось, но спустя несколько минут мне снова пришло сообщение. Елена Ивановна встала, отправилась к окну и с неподдельным интересом искала снаружи петуха... Мда, она-то не могла разглядеть, как я проверяю сообщения, так как сижу на последней парте. Вообще звонки на телефонах - особая тема. Помнится, у кого-то на первом курсе был звонок Морской прибой... Раздавалось по истине змеиное шипение, все пугались...

Чудные вещи иногда можно подслушать в институтских коридорах. Сегодня возвращалась с прогулки на большой перемене, стала подниматься в 24-м на 4 этаж на лифте. В кабине со мной еще два молодых человека. Один некоторое время смотрит на другого и говорит:
-Ну привет, если узнаешь!
Второй недоуменно:
-Не, не узнаю...
Первый:
-Ну, как же?! Помнишь на днях нас (дальше имя препода какого-то) в аудиторию пустил, а мы там напились? Хотя, наверное, не помнишь... уж очень ты "хороший" был.
Второй тут просиял, будто родственника встретил:
-А, вспомнил! Здорово, братан!
Тут лифт приехал на этаж и мы все вымелись. Иду по коридору. Эти два юноши чуть впереди. В коридоре встречается еще один молодой человек. Первый вновь прибывшему:
-Ты помнишь этого человека?
Тот:
-Нет, не помню...
После объяснения обстоятельств встречи тоже просиял:
-А, здорово, братан!
Короче, надо помнить, где пил, а с кем по ходу вспомнится... Видно, не зря наш институт называют Московским Алкогольным имени С Утра Опохмелидзе... Что ж, наверное, любой маевец знает, что следует делать, когда с аэродрома в штате Невада взлетает бомбардировщик Б-52...

Я уже как-то писала, чего можно наслушаться в институтских кулуарах. Сегодня вообще целый урожай на это был. Проснулась поздно, так как до самого утра переводила тексты, но не осилила до конца. А за слова так и не принялась. Решила повторить перед занятиями.
В общем, хотела как всегда устроиться на нашей териитории на 4 этаже в 24 корпусе. Там как раз пару столов поставили. Но не тут-то было! Только села как притащились трое студентов. Я вно не наши ибо у нас с парнями напряженка. Стала свидетельницей следующего диалога.
Первый студент(садясь на лавку):
-А в какой аудитории пересдают французский?
Другой студент (подходя к окошку в аудитории и заглядывая внутрь):
-Вроде здесь... Смотрите, Артем там. Там его баночка стоит!
Первый студент (оживившись):
-Баночка? Он принес в институт прах своей покойной бабушки?!
Второй студент (ухмыляясь):
-Ага! Чтоб посыпать себе голову пеплом в случае несдачи. А если сдаст то на радостях развеет его над нашей альма-матер...
Меня уже пробирал смех, который еле получалось сдерживать.
Третий до сих пор молчавший студент (задумчиво):
-Французский... Интересно, если туда записаться, то нас будут учить французским поцелуям?
Двое других захихикали:
-Смотря с какого конца поцелуи...
В общем, я уже не выдержала и сбежала, так как умирала со смеху.

Хорошо, думаю, устроюсь в вестибюле четвертого этажа. Встала у окна. Не тут-то было. Притащилась еще парочка студентов. Это уже точно технари были. Один другому говорит:
-Нужно к сессии купить ящик водки.
Второй:
-Зачем?
Первый:
-Как это зачем? Если сдадим, то пойдем и нажремся, чтоб отметить!
Второй (недоуменно):
-А если не сдадим?
Первый (снисходительно):
-Тогда вдвойне нажремся! Ну сам посуди: сдал - выпил. И радуешься, что сдал! Не сдал - выпил вдвойне и не думаешь о том, что не сдал.
Второй (с сомнением):
-Ну с утра-то проснешься и вспомнишь, что не сдал...
Первый (назидательно):
-Надо так нажраться, чтоб утром было настолько плохо было, что не до воспоминаний всяких стало бы. В общем, будет у нас режим: экзамен-после нажремся и лежим!

Ну вот какое тут повторение? И оттуда сбежала, задыхаясь от смеха.
Вышла на улицу и стала прогуливаться по территории. На пути мне попалась девушка с тубусами подмышкой, направляющаяся куда-то вглубь территории. Звонит мобильник.

Девушка(в телефон):
-Але?... В ангар иду!... (раздраженно) Чай, блин, пить!!! В моторах ковыряться! Ненавижу! Еще хуже чем у гинеколога - там хотя бы в тебе ковыряются, а самой делать ничего не надо. Остается только расслабиться и получить удовольствие!

В общем, третий раз за какой-то час. Не слишком ли много? У меня уже сил не было смеяться. Но это еще не конец. Отправилась в третий корпус сделать ксерокс. Впереди шел убеленный сединами профессор. У дяденьки звонит телефон:
-Алло!.. Да-да, уже бегу на заседание кафедры (долгая пауза) Да это понятно! Опять снова здорово. Зачет-пересдача-опять пересдача. (снова пауза, а потом в голосе промелькнула некая хвастливость) а то как же! У меня обычно потом скапливается столько индивидуальных зачетных ведомостей, что я могу ими в карты играть!

Такие вот дела творятся в предверии сессии)))

Три девчонки из 402, прогулявшие грамматику, запрятались в подсобку, чтобы она их не нашла. Так и подмывало запереть их. А что? Узники МАИ! Целая легенда бы получилась, а мы бы еду им носили.

Кто же придумал ставить грамматику 5-6 парой? Мы же все никакие просто сидим. Хорошо сегодня было последнее занятие, которое так же не обошлось без приколов. Юлька стала читать числительное 1900, как nineteеn wow wow. Наверное, перепутала с оу оу, что впрочем все равно неверно, так как читать следует nineteen hundred. Честно говоря, это стало для меня откровением...

Есть у нас одна весьма странноватая девушка преподаватель. Ведет чумной предмет под кодовым названием АиРСТ. Вообще, это темный лес... По идее, нам должны преподавать аннотирование и реферирование статей. Но на, похоже, сама не знает, что преподает. Я-то, конечно, посетила лишь последнее занятие и трудно судить, но я помню ее прошлогодние лекции... Мрак... По ее мнению, этому нельзя научить, это либо дано, либо нет. Нужно приносить статьи и делать к ним саммари. Сказала, что экономика, политика, финансы ей неинтересны. Девушки принесли на прошлое занятие светскую хронику и социальные проблемы, так ей это тоже неинтересно. Короче, хочет отказаться от нашей группы. Ну не велика потеря! Видите ли с третьей группой ей интересно, а с лучшими на курсе - нет. О чем это может говорить?
Да и вообще она какая-то неадекватная. Не знает расписания занятий, с какими группами работает... По сто раз меняет свои решения, на занятиях играет в телефон и сама с собой смеется... Жуть... Но это целый роман написать можно. Надеюсь, нам ее поменяют. Уже нажаловались куратору. Но ведь она племянница замдекана....
Но конечно самых два больших прикола это когда она совсем отменила занятия у третьего курса, потому что потеряла свои лекции и не знает, что ей читать. И пассаж про оценки. На экзамене все отвечали одинаково, но она сказала, что нельзя всем поставить отлично, так как это очень подозрительно. И влепила мне тройку, а Ленке четверку. И такие нас учат....

Сегодня сдали зачет у Галеевны. Слов нету, одни буквы. Она уже совсем неадекватна. Как вам нравится заявление:
"Ой, а что мы сдаем? Что я у вас преподавала-то?"
И вообще полный привет: "Давайте сделаем зачет в пятницу в 2 часа, но только вы мне напомните, а то я забуду"
"Хотите сейчас сделать? Ну давайте... Ой, а что я у вас должна спрашивать? Да ну его, давайте зачетки!"
Конечно, не ручаюсь за точность цитат, но смысл был такой. Бедная девушка! Даже жалко ее стало почему-то...

Очередной ноу комментс. Сегодня после успешной сдачи ПСИ две нерадивые студентки решили избежать похода на последнее в семестре СМИ, вернее в основном, меня ломало идти, так как я сломалась делать вчера домашку. Наш газетчик имеет дурную привычку попадаться всякий раз навстречу,и мы решили подняться на 4 этаж по дальней лестнице. Поднимаемся - и что вы думаете? Там стояла вся 404 группа, а рядом с ними в позе орла сидел наш препод и задумчиво курил сигарету. Вот блин! Представляю, какое у меня было выражение лица, с трудом нашла в себе силы, чтобы поздороваться. Через пять секунд мы не выдержали, и разразились таким хохотом, что аж задрожали стены. До скамейки в рекреации, куда мы собственно направлялись, я просто ползла на животе, а потом рухнула на лавку плашмя. Другие студенты смотрели на нас ну очень недоуменно. Я ржала потом целый час, даже в сердце закололо. Да и весь день переодически начинаю смеяться.
Пришлось таки идти, так как ну очень неудобно было после выражения такой бурной радости ("ну мы ж не чаяли вас сегодня увидеть!") прогуливать.

Последний экзамен порадовал. Пришлось ответить только на один вопрос. Как думаете, какой? Неправильно  "А вы помните, когда у вас консультация перед госом?". Правильно сделала, что не готовилась, потому что автоматом получила за труды во время семестра. Обожаю все-таки нашего переводчика. С ним никогда не соскучишься. Мне будет не хватать его занятий.

[Маевка]

МАИ, второй курс, первый день «войны». Майор:
— Я — майор! Фамилия моя начинается на «Х» и заканчивается на «Й»!
Студенты:
— Ха-ха-ха!
Майор:
— Но это не то, что вы подумали, моя фамилия Халий. А знаете, кто я?
Студенты:
— Не-е-ет!
Майор:
— Я ваш белый пушистый зверёк!

Действительно, был такой господин в МАИ. В мою бытность он, правда, был еще капитаном. Он, в частности, доказал, что капюшон не является головным убором. По поводу своей фамилии он тогда говорил, что она начинается на «Х» и заканчивается на «Й», но не из трех букв. А впоследствии он еще добавил концовочку про еблю — «Я не мужской половой орган, но ебать вас буду!»

В 1986 г., когда учился я, эта шутка подавалась в следующей интерпретации:
— Моя фамилия начинается на букву «Х» и оканчивается на «Й», но это не то, что вы подумали. То, что вы подумали, я вам поставлю на экзамене в зачетку. Моя фамилия — Халий!

С майором Халием познакомился на сборах 1981 г. в г. Остров. Мне всегда казалось, что он хочет сыграть белого офицера. Всегда — с изрядным лоском. Практически в любых ситуациях, включая матерные разносы курсантов, оставался с претензией на хорошие (офицерские) манеры. Матерясь, выдерживал паузы и хорошо артикулировал.
Анекдоты о себе он создавал совершенно сознательно, как в случае: «Моя фамилия — не то, что вы думаете. Моя фамилия — майор Халий».

Была такая история. Как-то на очередном занятии, когда все стояли в строю, Владимир Иванович прошел перед строем и наехал на меня, мол, почему у меня рубашка не белая, а кремовая и почему шнурки не заправлены? Выгнал покупать новую рубашку. Я отправился по магазинам, т. к. в общаге у меня других светлых рубашек и не было…
А у остальных ребят спросил, кто у меня родители? И сказал, что он хотел бы их вызвать!.. Мои друзья по комнате с грустью сообщили, что я — «сирота» и живу в общаге.

Когда Гладилин еще был майором, отправили меня и моего сокурсника за какие-то грехи в наряд к этому майору. Задача нам была поставлена следующая:
— Следить за чистотой в коридоре. И чтоб ни каких «мне мама не разрешает» и «ой, я триппера боюсь» я не слышал.

— Следите за тем, чтобы на перерывах студенты на плакатах мужские половые органы солдатам не рисовали. А если я хоть один мужской половой орган замечу, то я вас так отъебу, что вы меня в темном переходе подкараулите и укусите.

Иногда он подходит к студенту, который держит руку в кармане, и пристально смотрит на него. Естественно, заметив пристальный взгляд Гладилина, студент вынимает руку из кармана. В этот момент следует вопрос общеинститутского любимца:
— Ну что, почесали?

Жаркий июль 1992 г. Сборы 8 факультета на юге России. Преодоление полосы препятствий под руководством розовощекого майора (еще недавно был капитаном) Гладилина. Элемент полосы препятствий — типичное змеиное болотце три на три метра с кочками по краям и зловонной лужей посередине. Через лужу перекинуто гнилое скользкое бревно, по которому надо пробежать. Среди кочек — подозрительное шебуршание, на воде странная рябь.
Командир взвода (студент):
— Товарищ майор, тут гадюк полно. Может, не стоит?
Гладилин:
— Это правильно, что вы доложили. Сейчас мы примем меры.
Встает на крайнюю кочку, наклонившись к луже, громко и четко командует:
— Внимание! Гадюки! Покинуть водоем!
Выпрямившись, студентам:
— Все в порядке, можно продолжать. Первое отделение, бегом марш!

Было это на первом цикле (Ныне — кафедра № 1 ФВО, «Общевоенная подготовка» — ред.) ФВО. Вел у нас занятия в этот день то ли Гладилин, то ли Бурмак, то ли… А хрен его знает. Был я в тот день не выспавшись по причине прошедшего отмечания дня рождения старосты.
Так вот. Сижу я на предпоследней парте, перерисовываю топографические карты. Скукота жуткая, да и спать хочется — сил нет. Рисовал я карты, рисовал и задремал.
Вдруг посреди сна команда «Встать». Я вскакиваю, и кто-то наваливается на меня сзади, усаживая мою грешную задницу на место. Осматриваюсь вокруг: стоят человека три-четыре, остальные сидят. Ничего не понимая, я оборачиваюсь и вижу старосту, который сквозь зубы мне говорит: «Сиди, продажная женщина!»
Оказалось, что Гладилин (или Бурмак или… ну не помню я кто!) заметил, что несколько бойцов перестали делать дело и спят. Тогда он медленно встает и отдает следующую команду (тихим голосом, так, чтобы не разбудить спящих): «Те, кто спит, — и дальше во всю глотку, — ВСТАТЬ!».

Ни для кого не секрет, что на ФВО желаемого результата можно достичь не только интеллектуальным трудом, но и материально-техническим. И я прекрасно понимаю интересы обеих сторон. Кто учился на первом цикле (Ныне — кафедра № 1 ФВО, «Общевоенная подготовка» — ред.), знает Гладилина и то, что надо писать реферат на определенную тему. Мало народа его пишет, так как офицеров там прилично и материально-технических вариантов тьма. Короче, договорились.
А перед этим был такой случай. В гладилинской аудитории сидело несколько групп. Конспектировали всякую муть про походное охранение. Тут в дверную щелку просунулась репа Гладилина и поинтересовалась, есть ли у кого тачка, чтобы кого-то свозить хрен знает куда. Его молча проигнорировали. На что он обиделся, мол, жлобы вы все, и весна (в смысле сессия) покажет, кто где срал. Когда он уже уходил, какой-то лошок вслед ему напел:
— Помоги себе сам…
Солиста Гладилин определить не смог, но расположение группы запомнил, пообещав при случае полюбить ее в особо извращенной форме.
Так вот, когда пошли договариваться насчет рефератов, в состав депутатов вошел один человек из той самой группы. Надо сказать, что роста он немалого, и Гладилин носом был немного выше его гениталий.
Хитро сощурив табло, Гладилин спросил: «Из какой ты группы, солдат?» Узнав ответ, он полным дерьма приторным голоском произнес фразу, ставшую крылатой на нашем потоке:
— А вас я буду иметь в полный рост!

— Шагом марш в наряд! Швабру в обнимку и шаманить коридор! Как ужаленный! Чтоб полы не просыхали! А будете выказывать явное нежелание обучаться на кафедре военного обучения — пойдете в армию, там вас научат! Надо, например, клоаку прочистить (не только для себя, для всего взвода), да, засучил рукав, прочистил, а что? Да, в войсках так и есть!

— Студент! Ты что, об косяк ударился?

— Студент идет небритый, неопрятный, за ним шлейф в полкилометра — гудел, наверное, как трансформатор, недели две, ногти на ногах не стрижены, бежит по коридору, а за ним паркет встает.

— Не путайте сапоги с яйцами.

В строю:
— Вы что, не можете нормально направо повернуться? Вы что, из ансамбля «Ногу свело!»?

— Что вы там сопли жуете?

— Для тех, кто на бронепоезде, повторяю.

— Набрался до бровей.

— Хватит лыбу давить (зубы сушить, зубы скалить).

Приходит расстегнутый студент на занятия.
— Студент, ты что расстегнутый?
— Жарко, товарищ подполковник.
— Жарко?!
— Да.
— Сейчас холодно станет. Знаете, как верблюд в пустыне замерз? Бегал быстро, ветром обдувало, вот и замерз. Так же и вы сейчас с первого по седьмой этаж будете бегать, как ужаленный, подметая на своем пути все бычки, плевки и все, что попадется на вашем пути.

Подполковник входит в аудиторию где только что все орали.
— Что вы говорите, я не расслышал из коридора?
Гробовое молчание.
— Хотите изъявить желание стать крайним нападающим на все злачные места? Пойду вам навстречу.

— Вот и вся арифметика.

— Старайтесь проявлять разумную инициативу, только не как тот студент: студента попросили помыть полы в преподавательской. Он решил проявить разумную инициативу, начал двигать холодильник, чтобы помыть полы и отломал все четыре ножки, проявил «разумную инициативу». На меня теперь начальство косо смотрит.

Помню Гуменюка. Один из лучших на военке.
— Товарищ студент, а вы когда в последний раз брились?
— Вчера вечером.
— Почему вечером, а не сегодня утром?
— Ну так к девушке ходил.
— Запомните, товарищ студент, вечером вы бреетесь для девушки, а утром — для меня!

Было это на сборах этим летом в подмосковной части во время первого утреннего кросса с командиром части — марафонцем-любителем. Учебная рота, подыхая, плелась в конце. Физически подготовленные студенты подбадривали отстающих не выбирая выражений. Подбадривание слышала вся часть, немаленькая по количеству гектаров площади. Днем комчасти за это навалял Коробовскому вкусных и горячих и попросил передать нам. Выстроив нас у казармы, Коробовский сказал примерно следующее:
— Это что за вашу мать, товарищи курсанты! Невозможно вас слушать, что вы, меня переполняют эмоции, матом ругаетесь, как малые дети, меня переполняют эмоции. Чтоб, вашу мать, я больше ни одного матерного, меня переполняют эмоции, слова не слышал. Вы же будущие офицеры, ёпть!

— Как относитесь к девушкам, одним-двумя словами?
— Положительно.
— Положил и всё?
(Пара по медицинской подготовке, показывают слайды с возможными травмами.)
— Товарищ подполковник, а если такая травма — что делать?
(На слайде — кровотечение очка.)
— Тогда ваш товарищ, скорее всего, погибнет — из-за вашей традиционной ориентации.
— …мир совсем не чёрно-белый. А разноцветный. Почти как флаг ЛГБТ.
— Слышали, на Фукусиме недавно сбросили ядерные отходы в океан? Вот поедите теперь селёдочки, а у вас потом какой-нибудь не тот орган начнёт светиться.
(Товарищ подполковник показывает, как завязать шнурки на шапке.)
— …и теперь они никогда не развяжутся. Как это у вас называется? Life fuck?

— Я повторять не буду, я на попугая не похож. Скорее, на другое млекопитающееся.
— В армии существуют три слова: «так точно», «никак нет» и «ура».
— Я тут собаку съел на этом деле. Вкусная, кстати, была. Это мы с корейцами, в Узбекистане…
— Вам по 19 лет. Некоторые уже детей, может быть, зачали, только не знают об этом.

Студент при входе в аудиторию:
— Здравствуйте!
Нектарьев (выбрасывая руку в характерном жесте):
— Хайль Гитлер! Наши в городе?

Студент при входе в аудиторию:
— Можно?
Нектарьев:
— Кого? Марьиванну? Она сегодня не дежурит.

При глупом ответе студента на вопрос:
— Что вы смеетесь? Он что, на Хазанова похож?

— Коровкин!
— Отсутствует.
— Пасется где-то…

— Сидоров!
— Я.
— Ну вот, простое русское имя…

— А на экономическом факультете к военному обучению допущено пятнадцать девчонок. Тихий ужас. У одной — одно, у другой — другое, у шестой — седьмое…
— Кто сказал «се ля ви»?
— Не знаю.
— Напрягись, ты же мужчина!

У Орлова есть одна замечательная особенность: он почти всегда проговаривает дважды конец сказанной фразы. Однажды на просьбу студента повторить какой-то материал он ответил: «Товарищ студент, запомните! Я никогда не повторяю одно и то же по два раза, по два раза».

— Студент, почему не были на прошлом занятии?
— По уважительной причине.
— Пьянки или бл"дки?
— Ни первое, ни второе.
— Значит, ставлю — по неуважительной!

Занятие по тактике.
— На следующем занятии будет имитация реального боя.
— А что надо будет делать?
— Как «что»?! Как обычно: бегать, валяться в траве и кричать «Ура!»
— А раненые будут?
— Для любителей менструальных девиц специально доставят банки с краской.

В свое время нашу группу «напрягли» переписывать воспоминания ветеранов ВОВ. Другими словами, студенты приезжали к ветеранам на дом и записывали реальные истории (которые были на самом деле) из военной жизни тех времен.
Андрей Анатольевич Шкуратов, в свою очередь, во время переклички узнавал, на сколько процентов сделана работа и ставил отметку в журнале. Фамилию студента вспомнить не могу, пускай будет Иванов:
— Иванов!
— Я!
— На сколько процентов записаны воспоминания?
— Ноль.
— Ты хоть дедушке звонил?
— Да, там сказали, что он умер.
— Ну и замечательно, — говорит подполковник и машинально ставит отметку в журнале. После непродолжительного смеха он покраснел и обозвал нас «свинтусами».

[Маевка]

МАИ, Препод матана Вестяк

Сам не видел, но этот эпизод рассказал мне человек, в честности которого я не могу усомниться. Утверждают, что году в 1995—1996, во времена первой чеченской войны, двоих студентов отчислили из МАИ из-за последнего несданного экзамена по одной из математических дисциплин, принимать который должен был, разумеется, Вестяк.
Ни к чему описывать все их мытарства — кто прошел Вестяка, тот и так все поймет, а кто не имел такого счастья, тому не объяснишь — но после очередной несдачи парней таки отчислили и немедленно забрали в армию. В Чечню.
Вскоре в одной из вечерних новостных программ прошел репортаж о студентах, попавших в Чечню, героями которого стали упомянутые маёвцы. Их показали на фоне танка (или, там, БТР — не суть важно), на котором белой краской было написано (как во Вторую мировую войну писали «На Берлин!»): «Смерть Вестяку!»

Вестяк Анатолий Васильевич (неизв. года рождения) — (А. В. Вестяк родился 1 января 1937 г. — ред.) чемпион города Одессы и Черноморского флота по боксу (Если точнее, Вестяк, по его собственным словам, — мастер спорта и чемпион в южной группе ВУЗов Черноморского флота, см. интервью с ним. — ред.) и просто у-у-у-у-жасный препод… Про него ходят самые разнообразные слухи. Якобы однажды после заваленного экзамена по матану один студент подговорил своих трех друзей подкараулить Вестяка на выходе из института и хорошенько вломить ему за «пару» на экзамене. Однако сие мероприятие закончилось весьма плачевно для студентов. (Опять же, в интервью Вестяк отмечает, что за все время преподавания в МАИ драться со студентами ему ни разу не приходилось. — ред.) Зачинщик через три дня пришел на пересдачу с интригующим «бланшем» под глазом и смело пошел за билетом, а потом отвечать. Господин Вестяк сказал буквально следующее: «За математический анализ вам, любезнейший, „двойка“, а за смелость — три очка. Давайте зачетку!»

Собака — друг человека, а Вестяк — нет, хоть и собака. (Старая маёвская истина.)
На самом деле про него много что говорят, но, по-моему, через Вестяка надо пройти, его надо прочувствовать, чтобы понять, что это такое. То есть, если вы спрашиваете, что такое Вестяк, то вы этого никогда не узнаете. Поэтому я не буду рассказывать о нем, а вот несколько рассказов о моих с ним контактах.
Если ваш начкурса Дмитриева или Надворская, то не удивляйтесь, если вдруг на каком-нибудь экзамене в ведомости обнаружится «НД». Это Вестяк любит пить чай вместе с ними, а заодно и «НД» в ведомости ставить, когда никто не видит. Проблема решается походом с ведомостью к начкурса. Но лучше следить за состоянием ведомости перед экзаменом, а не во время него.
Самый первый мой экзамен — матан, ауд. 654ГУК «В», 8:00 одной из суббот после Нового года. Я — козерог, ни хрена не учил перед экзаменом. Вестяк берет мою зачетку, смотрит мне в глаза, очевидно, видит в них заднюю стенку черепа и дает мне билет. Через десять минут я иду отвечать.
Чистый лист. Он смотрит на лист, берет мою зачетку, рассматривает внимательно мою РГР, подписанную на «5» Александровой (по-моему, они друг друга ненавидят), попутно спрашивая меня, как мне сегодня спалось, как я доехал, не сильно ли меня помяли в общественном транспорте, и, получив ответ (должен сказать, весьма развернутый), отложил мою РГР. Мы с ним поговорили по душам на абсолютно отвлеченные темы. Примерно через полчаса он заявляет: «Извини, мне надо принимать экзамен», ставит мне в зачетку «отл.» и говорит приходить в следующем семестре. В следующем семестре я сдавал матан шесть раз до 4 октября (сдал на «3»), но зато третий семестр — с первого раза и на «5».
На один из экзаменов Анатолий Васильевич привел с собой какого-то аспиранта. Тенденция такая, что Вестяку хоть на «3», но сдают, а аспирант уже семь человек подряд послал «учить матан». Анатолий Васильевич отводит аспиранта к дверям и громким шепотом говорит: «Слушай, пацан, Вестяк здесь я!»

Туалет на четвертом этаже зоны «А» 24 корпуса. На стене, как всегда, красуется слово из 36 букв (которое абитура стирает каждый год на летней практике, а потом они же, но уже будучи козерогами, его и воспроизводят), к концу весеннего семестра стена расписана самыми яркими мыслями уцелевших козеров про ВАВ, и поверх всего этого великолепия черным маркером аккуратно написано: «Встретимся на экзамене, уроды». И подпись (которую, если кто не видел, подделать так же трудно, как и перепутать с чем-либо): «А. В. Вестяк». (В вышеупомянутом интервью Вестяк говорит, что, если такое и было, то писал и подписывался не он. — ред.)

Вторая или третья переэкзаменовка по матану. Вестяк принимает. Половину уже отослал на следующую переэкзаменовку. Сдает девушка…
Вестяк (грозным голосом):
— Что называется последовательностью?
Девушка (трепещущим голосом):
— Hу-у-у… Это-о-о… Это когда каждый последующий член больше предыдущего…
Вестяк (после пяти секунд раздумий):
— Эх, наивные женские мечты!

Январь 1984 г. Сессия на первом факультете. Экзамен по «линейке» в группе 01-101. Принимает Вестяк.
Я сразу понял, что «на шару» здесь не пройдет, поэтому пришлось накануне не поспать пару ночей и с помощью чужих конспектов просто вызубрить предмет, то есть решить задачу «в лоб». (Забегая вперед: получил «трояк».)
Вестяк принимает «конвеером» — сразу у двоих, а то и троих. Пока один студент обдумывает заданный ему дополнительный вопрос, Вестяк пытает другого.
Сижу слева от него. Справа сидит Шурик Яковлев.
Вестяк ему:
— Так почему же вы не учите?
Шурик:
— Да я учу…
Вестяк:
— Да вы не то учите!
Шурик:
— А что я должен учить?
Вестяк:
— Купите сборник строевых песен и учите!

Говорят, что студенты одной из групп где-то в конце 1980-х выписали на домашний адрес Вестяка журнал «Свиноводство» в 30 экземплярах.

В начале семестра, когда мы, студенты 2 курса 6 фака (матан и лин. алгебра уже позади!) переписывали расписание, услышали фразу, идущую от стенда с расписанием первого курса: «Смотрите, у нас Вестяк! Ха-ха! Какая смешная фамилия! Ха-ха-ха!». Это один студент со своими одногруппниками потешался над странной фамилией препода. Все, кто там был в тот момент — студенты 2, 3, 4 и 5 курсов — взорвались смехом! Так я еще никогда не смеялся! А козероги непонимающе смотрели на все это. Бедняги… Они еще не раз вспомнят тот день.

Как-то перед зимней сессией на лекции у Вестяка зашел разговор про то, что «современные» девушки совсем не умеют готовить. И той, которая приготовит настоящий русский борщ, Вестяк сразу поставит зачет.
А теперь представьте картину. Утро в день экзамена, нерадивая студентка с кастрюлей борща идет к Вестяку. Вестяк же, зачерпнув ложкой борща, сказал, что борщ хорош, и поставил студентке зачет.

Совершенно реальная история. Надпись над дверью аудитории, где Вестяк принимал экзамен: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

Дело было в 2007 г., ближе к концу августа. Как-то раз вечером я вышла из дома, чтобы сгонять за соком, ибо в холодильнике мышь повесилась. Дорога предстояла через парк. Дойдя почти до самого магазина, я повстречала одноклассницу, с которой не виделась четыре года, ну и мы решили обмыть встречу. Купили пивасика, сели в этом самом парке, — и свет для нас погас.
Сидим, значит, гутарим о том, о сём: о школе, о вине, о парнях, о книжках, об институте… И тут-то я вспоминаю, что завтра я должна принести Вестяку 400 решенных интегралов, как я клялась и божилась в начале лета (по нашему уговору, я приношу в конце августа идеально решенные интегралы, или мне настаёт белый пушистый зверёк). Сказать, что мертвящий холодок пробежал по спине — ничего не сказать. И я не нашла ничего лучше, чем позвонить ему!..
Я даже представилась. Вот какая я «умница».
(Стараясь говорить членораздельно.)
— Алё, здравствуйте! Это профорг! Вы знаете, я не смогу завтра принеси примеры, я еще не всё сделала.
— У вас с головой всё в порядке? Вы на часы посмотрите!..
(Ищу у себя часы, но не нахожу. Зову подругу.)
— Ка-ать, сколько времени?
— Без десяти двенадцать.
— Без десяти двенадцать, — передаю я в трубку и понимаю, что без десяти двенадцать, и я звоню Вестяку!
Не помню, что он ответил, мне было уже все равно.
В общем, вот так я попила соку.
Но когда 1 сентября я пришла в 460ГУК «Б», он стебанул меня перед всем потоком, сказав, что я назначала ему встречу у старого дуба в полночь. Пестец…

А в самый первый раз, когда я сдавала ему экзамен в январе 2007 г. (я тогда еще не знала его стёба) он сказал:
— Идите к водопою.
— (В замешательстве.) В туалет, что ли?
Такого лица я еще не видела!
(Повернувшись на 90 градусов и выпучив глаза.)
— А что, оттуда пьют?!

А у меня был случай: заходим в лифт толпой. Тесновато, но все нормуль. И тут откуда ни возьмись вваливается Вестяк. Ну, естественно, стал перегруз. Он с каменной рожей глядит вокруг на нас и говорит: «Ну и чё вы встали?! Не видите — перегруз!» И, короче, стоит себе и в ус не дует. А мы пошли оздоравливаться.

Это реальная история с реальными именами.
И случилась она лично со мной. Точнее, я был непосредственным свидетелем.
В 1985 году я поступил в МАИ на первый факультет. Учиться, в принципе, было легко и весело. Главное — всё делать вовремя. Не сдашь лабораторную или курсовую работу — не допустят к зачёту. Не сдал зачёт — не допустят к экзаменационной сессии.
Но была одна дисциплина (а, точнее, преподаватель, который вёл её), загубившая многие студенческие жизни. Особенно это касалось парней, которые теряли военную кафедру (и бронь) и отправлялись в армию.
Речь пойдёт о матане.
Я учился на первом потоке, и лекции у нас читал небезызвестный доцент, чемпион Черноморского флота по боксу, Вестяк Анатолий Васильевич. (Если точнее, Вестяк, по его собственным словам, — мастер спорта и чемпион в южной группе ВУЗов Черноморского флота, см. интервью с ним. — ред.)
Сказать, что он был строг, — всё равно, что не сказать ничего. Это был террор. Сам Вестяк говаривал: «Я не ставлю „пятёрки“, потому что сам на „пять“ не знаю». Какие уж тут «пятёрки»!.. «Трояк» бы получить.
У меня иногда даже проскальзывали «четвёрки» (очень редко), но это надо было дома ходить по комнате и зубрить, зубрить, зубрить.
Всем счастливчикам, кто всё же окончил первый курс, Вестяк давал домашнее задание: купить общую тетрадь и взять (то есть вычислить) 100—150 интегралов. «Если не выполните, готовьте гуталин чистить сапоги!» — прямо так он и говорил.
Был Вестяк в чём-то и справедлив. Очень хотел, чтобы студенты знали его предмет. Например, если студент не сдаёт экзамен (со мной такое было, и не один раз), то Вестяк предлагал поставить в экзаменационную ведомость вместо «двойки» «н/я», т. е. неявку на экзамен — при условии, что у студента есть возможность в местной или по месту жительства поликлинике получить справку по болезни и представить её в деканат. В этом случае за студентом сохранялась основная сдача и две пересдачи экзамена. Угроза отправиться в армию немного отодвигалась.
А вот и сама история, которая произошла на экзамене по матану. Я учился в третьей группе, и был у нас в группе студент Соколов. Имя не помню — кажется, Дима. Был он высокий, но немного жалкий на вид (возможно, это его и спасало иногда). Прихрамывал на одну ногу.
И вот как-то на экзамене Вестяк поймал его на том, что тот списывал. «Доставайте всё из карманов, товарищ студент!» — сказал Вестяк Соколову. Тот достал все свои шпаргалки-«гармошки», а Вестяк продолжил: «Если всё это написано вашей рукой, и длина ваших шпаргалок будет от школьной доски до задней стены аудитории, то я поставлю вам „удовлетворительно“».
Вестяк сверил почерк — Соколов писал шпаргалки сам. А это значит, что он анализировал информацию и выписывал из учебника самое важное, чтобы уместить это на маленьком клочке бумаги. А потом все студенты, кто был в аудитории, встали и стали соединять и растягивать «гармошки». До задней стены всё же не хватило где-то полметра. Вестяк взглянул на горе-студента, все замерли. Соколов чуть ли не заплакал. Вестяк подошёл к своему столу (все последовали за ним), взял зачётку Соколова, вписал туда дату, название предмета, «удовл.» и поставил подпись.
Видели бы вы лицо студента, который сдал экзамен (пусть даже и таким образом) самому Вестяку!

Общался с коллегой. Мужик лет сорока пяти, простой такой, приятный в общении. Начал на меня жаловаться — мол, инженеры пошли… не очень, в общем. Программы все эти для моделирования и проектирования вас отупляют.
А вот он в своё время сдавал дифференцированный зачёт по инженерной графике (дифференцированный — это зачет с оценкой, был такой единственный). И принимали у него не как сейчас у вас. К тому же он не абы где учился, он МАИ окончил.
После этого мы друг друга распознали и стали делиться впечатлениями о том, как сейчас и как было раньше.
Слово за слово, пришли к следующей теме: мол, вот у них препод был, нет сейчас таких нигде больше; принципиальный был; хоть батя у тебя президент — всё равно поблажек не даст. Мол, некий Вестяк.
Я у Вестяка не учился, но поспешил коллегу обрадовать: Вестяк в добром здравии и продолжает подпитываться жизненными силами своих студентов. Хоть уже и не так, как это было лет десять назад, но тем не менее.
Мой собеседник был в шоке с лёгкой ноткой возмущения. Мол, как так-то, сколько ж ему сейчас? И тогда-то у него со здоровьем были проблемы… В общем, удивился. После пары слов о ситуации в целом пошли байки.
Хочу выделить две интересных.
То, что Вестяк в его время отчислял 70 % курса, меня не особо удивило, как и прочие статистические цифры. Но вот рассказал он одну байку. Мол, сам он точно не знает, правда или нет, но о ней все говорили тогда.
Вроде как была студентка, которая не могла сдать экзамен. Как всем известно, после двух попыток идёт третья — с комиссией. Но некоторые преподаватели дают помучиться чуть подольше. И вот она уже раз в двадцатый шла сдавать Вестяку экзамен, и, как и прошлые… не сдала. Психанула и послала его, пошла в деканат и попросила назначить ей пересдачу с комиссией. Ну и на комиссии защитилась на «5». История скромная, да, но всё же.
Ну и вот вторая вдогонку.
У моего собеседника был товарищ. И у этого товарища вот никак не шло дело с предметом Вестяка. Ни в какую. Что делать? В общем, известно было тогда, что Вестяк любит выпить. Я, вроде, об этом не слышал в наши дни, но вот так он говорил, мол, ни для кого это секретом не было.
И вот его товарищ припряг отца, тот — своих знакомых, и подготовил к экзамену три бутылки какого-то дорогого, редкого, чуть ли не, там, сорокалетнего коньяка. В общем, вручил он это ему. Ну и как-то так случилось, что поехали они на его бежевой «Волге» к нему на дачу. Там они этот коньяк благополучно распили, и в процессе потребления напитка Вестяк начал принимать зачёт. Казалось бы, что всё должно было быть хорошо, но нет: «2», на пересдачу.

Анекдоты

Стоят в коридоре института две группы студентов, одна плачет, другая смеется. Подходит к радующимся студентам декан и спрашивает:
— Чему это вы так радуетесь?
— Да вот, Вестяк из окна пятого этажа выпал.
Декан подходит ко второй группе студентов и спрашивает:
— А вы почему плачете?
— А мы не ви-и-идели!..

Вестяк тонет в реке и громко кричит. Мимо проходит студент и слышит зов о помощи. «Человек все-таки», — чувство долга побеждает в нем, и он спасает Вестяка.
Очухавшись, Вестяк говорит:
— Огромное спасибо. Вы случайно не в МАИ учитесь?
— В МАИ.
— А не я ли веду занятия в вашей группе?
— Вы.
— Хотите, я поставлю вам «пять» за экзамен по матану?
— Да нет, что вы, не надo!
— А «четыре»?
— Да нет, как так мoжнo, не надo!
— Ну тогда «три»?
— Hет, cпаcибo, лyчше не надo.
— Hy так чтo я мoгy для ваc cделать?
— Да ничегo не надо. Вы только ребятам не говорите, что я вас спас.

В МАИ звонят из зоопарка и говорят:
— У нас тут один ваш преподаватель в террариум с крокодилами упал. Что нам делать?
— А как зовут преподавателя?
— Вестяк.
— Ваш крокодил, вы его и спасайте.

Идет cтyдент по пустыне. Видит Вестяка, закопанного по шею в песок, и спрашивает:
— Кто это вас закопал?
— Да студенты закoпали.
Cтyдент, cгpебая pyками пеcoк:
— Так что им, песка, чтo ль, не хватило?

Встречаются два могильщика. Один из них и говорит другому:
— Я вчера ужасно устал, две могилы выкопал.
— Это что, — отвечает другой, — вот вчера некоего Вестяка хоронили. Пять раз на «бис» закапывал.

Летят в самолете два преподавателя и Вестяк. Один преподаватель бросает вниз пять долларов и говорит:
— Мой студент завтра напьется и не придет в институт.
Второй преподаватель бросает пятьдесят долларов и говорит:
— А моя группа вся напьется и не придет в институт.
Вестяк бросает пятьсот долларов и говорит:
— Весь шестой факультет напьется и не придет в институт.
А летчик из кабины и говорит:
— А я вот сейчас штурвал брошу — и весь институт будет праздновать целый месяц.

Идет студент по 24 корпусу, а навстречу ему декан 6 факультета. А студент идет и матерится, при этом основательно так…
Студент:
— пипипи!
Декан:
— Молодой человек, вы почему ругаетесь?
— Да вот экзамен сдал!
— Кому?
— Вестяку!
— Hа что?
— Hа «пять»!
Декан:
— пипипи!

Приходит студент к Вестяку на экзамен. Очень хорошо отвечает, но Вестяку не хочется ставить «пятерку». Тогда он и спрашивает:
— А скажите мне, сколько в этой аудитории лампочек?
Студент поднимает голову к потолку и считает.
— Десять, — наконец отвечает он.
— А вот и нет, — Вестяк радостно достает из кармана лампочку и сообщает: — одиннадцать. А вам «два».
На следующий день приходит на экзамен другой студент. Тоже хорошо отвечает, и Вестяк спрашивает его:
— А сколько в аудитории лампочек?
— Одиннадцать.
— А вот и нет. Я свою дома забыл.
— Зато я не забыл, — студент достает из кармана лампочку и показывает ее Вестяку.

Встpечаются как-то pаз пpепод (П) и Вестяк (В). О стyдентах да об экзаменах pазговоp повели.
П: — Что за наpод пошел: задаю вопpос — не отвечает, задаю дpyгой — не отвечает, задаю тpетий — не отвечает…
В: — Hy и что же ты такомy ставишь?
П: — «Три».
В: — ???
П: — Матан большой, может, чего и знает… А ты как?
В: — Задаю вопpос — отвечает, задаю дpyгой — отвечает, задаю тpетий — отвечает!
П: — И что ты такому ставишь?
В: — «Три» — матан большой, чего-нибyдь да не знает…

[Маевка]

Чуть ли не самым часто употребляемым произведением маёвского фольклора является маёвский тост.
Маёвский тост по традиции произносится третьим по счёту во время застолья, и произносит его самый старый из присутствующих маёвцев. Он встаёт (остальные пока сидят) и говорит:
— Когда бомбардировщик B-52 взлетает с аэродрома в штате Невада, маёвцы что делают?
Все кричат:
— Сидят и пьют!
Старый:
— Когда бомбардировщик B-52 входит в воздушное пространство России, маёвцы?
Все:
— Сидят и пьют!
Старый:
— Когда бомбардировщик B-52 пролетает над Москвой, маёвцы?
Все:
— Пьют!
Старый:
— Но когда тень B-52 падает на территорию Московского авиационного института, маёвцы встают. Маёвцам и сочувствующим — встать!
(Все встают.)
Старый:
— Когда ты видишь лицо вражеского аса и заклепки на его крыльях — делай, как я! На крыло!
Все:
— Есть «на крыло»! (Ставят стаканы на тыльную сторону ладони и поднимают локти на уровень плеч.)
Старый:
— От винта!
Все:
— Есть «от винта»! (Отводят руки в стороны, готовясь чокаться.)
Старый (в случае 4 факультета):
— Радистам — заземлить!
Все опускают руки со стаканами и касаются ими стола.
Старый:
— Контакт!
Все:
— Есть контакт! (Чокаются.)
Старый:
— За тех, кто в море!
Все:
— Жахнем!
Старый:
— За тех, кто в поле!
Все:
— Жахнем!
Старый:
— За тех, кто в ССО!
Все:
— Жахнем!
Старый:
— За тех, кто в ПССО!
Все:
— Жахнем!
Старый:
— Что-то Boeing’и разлетались! А мы их — ка-ак…
Все:
— Жахнем!
Старый:
— Ка-ак…
Все:
— Жахнем!
Старый:
— Ка-ак…
Все:
— Жахнем! Жахнем! Жахнем! Сама пойдёт!..
Здесь, наконец-то, выпивают; но дело этим не кончается. Первый выпивший кричит: «Первый пошёл!», второй кричит: «Второй пошёл!» — и так пока не надоест.
Классический обычай предписывает, опустошив стакан, подкинуть его и поймать. Однако, этот обычай часто нарушается: видимо, боимся побить посуду.

[Маевка]

Чудо-дерево
О «моральном облике» маёвских стройотрядов.

Дело было в стpойотpяде МАИ жаpким летом 1986 года. Мы тогда стpоили пионеpский лагеpь для одного кpупного обоpонного завода. Поселили нас в забpошенном баpаке какой-то биостанции. Особым комфоpтом он, конечно, не отличался, но кpовати там были, поэтому по вечеpам баpак пpевpащался в этакий пpизpак гpядущего секс-отеля, пpичем без всякой виpтуальности.

Hесмотpя на то, что в этом отpяде я был комиссаpом, а Пеpестpойкой тогда и не пахло, всю боpьбу за чистоту pядов комсомола и моpальный облик стpоителя коммунизма я свёл к одному стpогому пpавилу: к утpу на теppитоpии отpяда не должно валяться ни одного пpезеpватива. Потому что комиссии из всяких обкомов и гоpкомов пpиезжали чуть ли не каждый день.

Hеудобство заключалось в том, что отpядный соpтиp был пpедусмотpительно сооpужен чуть ли не в пятистах метpах от баpака (чтобы запахи не беспокоили). Поэтому частенько пpезеpвативы пpосто швыpяли чеpез забоp. Что было за этим забоpом, никто не знал. Он был абсолютно глухой, с колючей пpоволокой свеpху и огpомным pжавым замком на вpосших в землю воpотах.

И вот, лето подходит к концу. Пpиезжает пpинимающая комиссия во главе с самим диpектоpом завода, от котоpой зависит не только пpемия, но и сама заpплата. Hачинается большое театpализованное шоу с непpеpывной подачей водки, с яpкими плакатами, маскиpующими кpивую кладку или пpосто отсутствие стен, и всё такое пpочее. Естественно, жилой коpпус мы не достpоили, но комиссия учла погодные условия, ситуацию в стpане, междунаpодное положение… В общем, они всё подписали.

Наконец, тоpжественный ужин. Разомлевший диpектоp завода начинает вспоминать молодость, как он тоже был студентом, тоже что-то стpоил (пpичём здесь же). И была у него любовь. То есть, естественно, девушка кpасоты неописуемой, и она тоже его любила, и не умеpли они в один день только потому, что уехала она по pаспpеделению чуть ли не в Антаpктиду, и больше он её не видел. И в память об этой девушке (что бы вы думали?) он посадил яблоню! Здесь же, возле баpака. Пpичём эта яблоня, естественно, выpосла большая-пpебольшая. Раньше диpектоp pегуляpно пpиезжал за этой яблоней ухаживать (когда был пpостым инженеpом), а потом всё как-то некогда стало.

Hо самое удивительное, что яблоня пpиносила неслыханные уpожаи даже тогда, когда её никто не поливал. Пpавда, яблоки сжиpали бесчувственные студенты, и поэтому диpектоp pаспоpядился обнести яблоню тpёхметpовым забоpом и…

…И вот тепеpь он хочет откpыть воpота и показать нам это удивительное деpево! Hесмотpя на изpядную дозу спиpтного, весело циpкулиpующую по оpганизму, я как-то сpазу понял, что показа быть не должно. Всё, что я мог сделать в таком состоянии — это упасть попеpёк доpоги со словами: «А может, не надо?..» — «Hадо, pебята, надо! — пpоpокотал диpектоp, пеpешагивая чеpез меня. — Да и яблочки поспели!..»

Яблочки, конечно, поспели. Их там было штук семь. Да и те не сpазу обнаpужили, потому что всё деpево свеpху донизу было увешано пpезеpвативами. Этакая новогодняя ёлочка.

Все поняли, что пpемия накpылась. И что заpплата под вопpосом — тоже. Hо сдеpжаться в такой ситуации было пpосто невозможно…

Наутpо я пpоснулся от каких-то стpанных удаpов. Выполз на кpыльцо.

Диpектоp pубил свою яблоню…


Маёвцы в тюрьме

Российский журналист и прозаик Андрей Викторович Рубанов рассказывает, что авиационный инженер — везде инженер. Даже в тюрьме.
Андрей Рубанов в конце 1990-х гг. несколько лет провёл в заключении за «экономические преступления». Оправдан. В своём автобиографическом романе «Сажайте, и вырастет» (см. текст романа во «Флибусте») Рубанов вспоминает этот эпизод.

«Сидим мы как-то в следственной тюрьме «Матросская тишина».
Лето, очень жарко. На 32 места — около 150 человек. К «забортной» температуре прибавляем 15 градусов, то есть если на улице +30°, то в камере +45°, и вдобавок абсолютная влажность — от телесных испарений и дыхания.
И все курят, хотя от сырости сигареты горят с трудом.
Все — в трусах.
Пожилые, кто со слабым сердцем, падали в обморок. Их с разрешения надзирателей за руки, за ноги выносили в коридор и там на прохладный кафельный пол клали, чтоб оклемались.
Вентиляция не работала, но было разрешено принимать от родственников вентиляторы. Скинулись мы (у кого в семьях были деньги), «затянули» в камеру четыре больших офисных напольных вентилятора. Включили — ещё хуже стало.
Но нашлись среди арестантов инженеры, и даже один авиастроитель с дипломом МАИ; они сказали: а вы неправильно делаете. Не надо поток воздуха себе в морду направлять. Наоборот, надо всю технику поднять на окна и установить строго на вытяжку, чтобы плохой воздух выгонять; а хороший, свежий — сам заползёт. Потому что убивают не жара, а сырость и недостаток кислорода.
Так мы и сделали. В то лето надзиратели корпусные, если к нам заходили, с уважением говорили, что на нашем этаже у нас самая прохладная камера.
С тех пор я инженеров ещё больше зауважал».


Мимикрия

Маёвские военные сборы. Жаркое лето, одна из северных российских областей, небольшой провинциальный городок, полностью построенный вокруг здоровенного гарнизона-учебки. Гарнизон прямо-таки образцовый: свежеокрашенные здания, заборы, бордюры — только что не газоны. Подъём, кросс, плац, столовая, полоса препятствий, плац, столовая, занятия в аудиториях, плац, столовая, плац, отбой. Ритм замечательный, не оставляющий практически ни одной свободной минуты на личные дела, на воспоминания о «мирной» жизни и на возможное нытьё по поводу «тягот и лишений военной службы». Из моего прежнего жизненного опыта это могло сравниться только с месяцем, проведенным в «Артеке» — где жизнь тоже расписана и распланирована по минутам и не допускает ни малейших отклонений от графика.
Всю первую неделю я напряжённо ожидал, когда же начнутся пресловутые «тяготы и лишения армейской службы». Потом немного расслабился, поняв, что основной рабочий ритм уже достигнут и ничего необычного больше не предвидится. К концу второй недели, возвращаясь в ставшие уже почти родными казармы после многократного преодоления полосы препятствий в ОЗК под палящим солнцем (в среднем по обмороку на взвод), вдруг осознал, что физически это и был самый суровый день и ничего более трудного уже не будет. И, наконец, расслабился окончательно и начал ловить кайф от происходящего: уж если меня завезли в эти места и в эти условия, грех будет упускать «туристический» и познавательный потенциал такой экзотики. А то ведь потом и рассказать будет нечего!

Тут-то и настала очередь нашего взвода передислоцироваться из образцовых городских казарм на лесной объект и перейти от аудиторно-бумажных занятий к работе с натурной техникой. Несколько часов марша по пыльному просёлку — и мы попадаем в совершенно другой мир! Вместо официальных многоэтажных казарм — уютные бревенчатые домики, утопающие в зелени, песчаные дорожки, густой дремучий лес вокруг… В общем, некая смесь пионерлагеря с концлагерем — потому что по периметру этого всего зелёного благолепия торчат над колючей проволокой столь же зелёные сторожевые вышки с пулемётами.

«Служба» на лесном объекте оказалась совсем лёгкой по сравнению с гарнизоном: сама обстановка и удалённость от высокого начальства расслабляли всех, и отношения с офицерами были куда менее формальными. Да и офицеры были большей частью технарями, работающими с реальной техникой, а не с бумагами или «с кадрами», и не стремились занять каждую нашу минуту какой-нибудь псевдополезной деятельностью, вроде строевой подготовки или подметания плаца. Так что фактически впервые на сборах у нас появилось свободное время.

А здесь его было на что употребить! Чуть шагнёшь от казармы — и тебя обступает лес. Серьёзный, северный, по-настоящему дремучий — другими словами, требующий к себе уважения. Поскольку до этого я рос в средней полосе России, то привык к совсем другим лесам — светлым, просматриваемым насквозь и совершенно безопасным. Да и большинство ребят во взводе составляли коренные москвичи, привыкшие именовать «лесом» прозрачные берёзовые рощицы ближнего Подмосковья.

Поначалу, впрочем, разницы почти никто не заметил. Плотные заросли вокруг казарм были так усеяны ягодами, что никакие поколения солдат не смогли их хоть сколько-нибудь заметно проредить. Не жизнь, а малина! И ежевика! И голубика! И земляника — причём последняя росла даже под самыми тенистыми кустами, где ей уж совсем не положено было быть! Кормят на сборах хоть и обильно, но очень однообразно — и когда нам сразу по прибытии на новое место дали изрядное время «на обустройство», все дружно ринулись в лес — отъедаться. И ни тёмные кроны над головой, ни густой и весьма колючий кустарник, ни всеобщая сырость никого не смутили — настолько все изголодались за две недели сборов и по «неуставной» пище, и по неподнадзорной вольности (пусть даже и внутри «заколюченного» периметра).

Я, впрочем, довольно скоро обратил внимание на то, что лес совсем не такой, к которому я привык. И главным отличием, привлекшим моё внимание, была именно сырость. Маленькие лягушки скакали под ногами в таком количестве, что практически нельзя было сделать и шагу, чтобы не наступить на какую-нибудь из них. А раз в подлеске столько лягушек, значит, должно быть много и тех, кто ими питается. И не нужно было много времени, чтобы вспомнить, кто это должен быть! Змеи! Память тут же услужливо подсказала, что здешние места чуть ли не самые «гадючьи» в пределах Союза!

«Ягодная охота» тут же приняла совсем другой оборот. Я никогда не боялся змей как таковых, всегда восхищался их грацией и совершенством, вполне спокойно трогал руками даже весьма ядовитые экземпляры — но только в строго контролируемых условиях. Никогда прежде я не встречался со змеями в природе, в их родной стихии — так что лезть на рожон было бы глупо. Одно дело — змея на лабораторном стекле или на паркетном полу, и совсем другое — где-нибудь в кустарнике над особенно соблазнительным ягодником. Я даже удивился, почему никто из офицеров нас не предупредил — вообще-то гадюка не страшна человеку, одетому в солдатское обмундирование, вряд ли она сумеет прокусить даже галифе, не говоря уже о кирзовом сапоге. Но это если солдат просто идёт по лесу, а не ползает на четвереньках, шаря по кустам голыми руками…

Пришлось несколько поменять тактику. Теперь, обнаружив большой ягодник, я вначале как следует шуровал сапогом в траве и во всех окрестных кустах, разгоняя возможных гадов, и тщательно прислушивался, не зашипит ли в ответ кто-нибудь особенно упорный, предпочитающий отступлению активную оборону. И только после этого осторожно приступал к трапезе, время от времени повторяя процедуру.

…Наконец, время, отведённое для знакомства с новыми местами, истекло. Пока нас вели на занятия, я поделился своими опасениями с ближайшими приятелями по строю. Те запоздало вздрогнули: никто из них сам о гадюках не подумал, но все были людьми грамотными, и после моих слов быстро сообразили, что условия для гадюк и в самом деле очень подходящие…

Первое занятие пролетело незаметно: день ещё в полном разгаре, все свежие, довольные, сытые (после недавней ягодной фиесты). Отношения с офицером-преподавателем прямые и свободные, да и тому явно приятно иметь дело с «почти коллегами». В перерыве он строит нас снаружи ангара и, обведя широким жестом окружающий лес, сообщает:

— У вас есть пятнадцать минут до следующего занятия. Можете посидеть в курилке, а кто не курит, может отойти в лес — там ягоды отличные, в Москве таких не найдёте. Только… — следует многозначительная пауза, — осторожно!

Повисает тишина, потом кто-то не выдерживает:
— А почему?
Офицер явно дожидается этого вопроса и радостно поясняет:
— Змей много!
Строй дружно выдавливает:
— Да ну?!
— Точно. Очень много! Гадюки! В прошлом году одного студента укусили.
— Насмерть?! — все в ужасе подаются вперёд.

Офицер с удовольствием любуется произведённым эффектом, Видимо, он уже не в первый раз устраивает этот маленький спектакль, отлично понимая, что значит для среднего москвича даже отдалённая возможность повстречаться в лесу с гадюкой.
— Ну зачем же насмерть? Вкатили укол, отвезли в город, через пару недель вполне оклемался. Только сборы пришлось по новой проходить.

Такая перспектива, похоже, пугает курсантов ещё сильнее. Во всяком случае, в перерыве добрая половина взвода остаётся в курилке у ангара, опасливо глядя на лес, в котором скрылись их более предприимчивые (или более изголодавшиеся) товарищи. Последним я наскоро демонстрирую свой (предположительно) безопасный способ сбора ягод, а заодно рассказываю об основных повадках гадюк (не уточняя, впрочем, что сведения почерпнуты мною исключительно из книг).

Перерыв заканчивается благополучно. Следующее занятие проходит с другим преподавателем, но в такой же благодушной атмосфере. В перерыве опять построение у ангара и предложение воспользоваться дарами природы.

— Только осторожно! — преподаватель повторяет слово в слово грозное предупреждение. — Змей много! — вглядывается он в помрачневшие лица и добавляет: — В прошлом году одного укусили… — не видя особой реакции, заключает: — Впрочем, вас, наверное, уже предупредили.

Взвод мрачно кивает и по команде «разойдись» дружно и чуть ли не строевым шагом направляется… к курилке. К лесу поворачивает не более трети. Взгляды, которые мы ощущали на своей спине, выражали куда больше, чем могли бы сказать слова…

Заканчивается очередное занятие, снова построение на улице, снова дежурные слова про лес и ягоды.

— Только осторожно! — монолог явно стандартный, текст практически не меняется.
— Змей много! — хором подсказывает взвод.
— Правильно, змей много, — ничуть не смутившись, повторяет офицер. — В прошлом году одного укусили…

Направляясь к лесу, на этот раз я с удивлением обнаруживаю себя в гордом одиночестве. От этого делается несколько неуютно — в армейских условиях как-то несподручно «отбиваться от коллектива». Утешаю себя мыслью, что остальные просто уже наелись, ну а я до ягод всегда был сам не свой. А что касается гадюк… Ну ведь не кобры же, в самом деле!

…Прошло несколько дней. За это время бывшие штатские горожане постепенно привыкли к новой обстановке и осознали, что полчища разъярённых гадюк вовсе не торопятся попробовать на зуб свежее пополнение. Кроме того, наконец-то была оценена по достоинству столь ненавистная и нелепая в условиях гарнизона, но прекрасно подходившая к лесным условиям солдатская форма. Занятия шли своим чередом, ягод было много, и в лес начали забредать даже самые робкие. Настороженность не исчезла совсем, но изрядно спала. Возможно, одной из причин было то, что, несмотря на всеобщую нервозность, по-настоящему со змеёй повстречался лишь один курсант. Узрев между кустов что-то длинное и шевелящееся, он вылетел из лесу «впереди собственного крика» — но народу вокруг оказалось немного, и паника далеко не распространилась. На мой вопрос, гадюка это была или уж, он лишь повертел пальцем у виска — сам, мол, иди проверяй, если очень нужно! Я, разумеется, сходил, но, понятное дело, уже никого не застал. До этого мне тоже пару раз попадались змеи — но я, к своему огорчению, успевал их только услышать, когда они порскали от меня сквозь густую траву в недоступный и непрозрачный кустарник.

Вечером того же дня возле казармы солдат-срочников возник какой-то шум, и вскоре группа солдат направилась к курилке, торжественно неся перед собой убитую гадюку. Зрелище было невесёлое — я бы предпочёл взять гада живьём — но на наших москвичей оно и в таком виде произвело неизгладимое впечатление. Что касается солдат, то большинство из них, будучи выходцами из Средней Азии, со змеями были знакомы ровно настолько, чтобы панически бояться их и люто ненавидеть. Не думаю, чтобы их интересовала разница между гадюкой и гюрзой…

Тем же вечером наше отделение оказалось дежурным по столовой. Эта воинская повинность, столь нудная в большом гарнизоне, на маленькой лесной кухне имела свои прелести. Работы было немного, все управились с нею дружно и быстро — но, разумеется, рапортовать об этом не стали, получив таким образом больше часа бесконтрольного «личного времени» и кухню в своё полное распоряжение. Быстренько нажарили «неуставных» гренок, заварили прекрасный чай и уселись за степенную неторопливую трапезу — пожалуй, первую за всё время, проведённое «в сапогах». Беседа лилась так же неторопливо, все по очереди травили истории, вспоминали кажущееся уже таким далёким «мирное» время. Но, видимо, происшествия этого дня снова встревожили «коллективное бессознательное», потому что разговор всё время возвращался к «змеиной» теме.

— Ой, мужики, что я вам сейчас расскажу! — восклицает вдруг один курсант. — Со мной сегодня такое случилось — думал, обосрусь! Собственно, обосрался даже! Проклятые змеи! В общем, представьте — лазаю я по кустам, ягоды лопаю, времени ещё до хрена… Ну и обожрался, короче. Приспичило. А до туалета далеко, возвращаться лень, да и, боюсь, не добегу. Делать нечего, спускаю штаны, сажусь на полянке, травка жопу щекочет, расслабляюсь… И тут краем глаза замечаю слева и чуть сзади, на пределе зрения, что-то длинное, кольцами свернутое, и цвета ещё такого… И вот как представил себе, в каком ракурсе она меня сейчас видит — и что я ей чуть ли не на голову делаю… В общем, никогда в жизни я так не прыгал, и не дай бог когда ещё! Старт прямо из положения сидя (я вверх, говно вниз), и даже штаны спущенные не помешали — развернулся прямо в воздухе, чтобы, значит, врага лицом встретить, а не голой жопой. Приземлился аж метрах в четырёх — что адреналин делает!

Пока рассказчик переводит дух, заново переживая приключение, все молчат и напряжённо улыбаются. Комизм ситуации как-то не доходит до слушателей в полной мере. Это потом, в Москве, можно будет со смехом рассказывать об этом приятелям — а здесь каждый ещё слишком хорошо представляет себя на месте пострадавшего. А страшный лес — вот он, за окном…

Рассказчик между тем продолжает:

— Вижу — лежит, не ползёт за мной. Не отрывая глаз, вытерся, благо бумажка с собой была, штаны подтянул… Лежит, не шевелится. Может, думаю, померещилось? Подбираю палку, подхожу осторожно поближе — всё равно не могу понять, то ли живое, то ли нет. По всему видно — змея, но такая неподвижная? Наконец протянул палку, коснулся, сдвинул на сантиметр — не реагирует. Дохлая? Ещё поближе… и ё@ твою мать! Да это же всего-навсего шланг какой-то! Или кабель! С какой-то старой техники! В Москве бы и внимания не обратил — мало ли там какого строительного мусора валяется… А тут, блин, под каждым кустом гадюки мерещатся…

Слушатели наконец-то смеются, качая головой и радуясь чудесному избавлению рассказчика от страшной опасности. Разговор тут же переползает на другую тему — к изрядной моей радости. Ещё через пару минут я отзываю рассказчика в сторонку и заговорщицким шёпотом прошу:

— Сейчас перед отбоем, когда будет время — покажешь мне, где этот шланг лежит? Только так, чтобы ни одна живая душа…

…В студенческой среде, особенно в общежитиях, практикуется много забавных (и не очень) шуточек и хохмочек. Например, довольно традиционной является шутка «клоп». Кто-то из обитателей комнаты вечером, перед отходом ко сну, мрачно сообщает «сокамерникам», что сегодня днём поймал клопа. Что, видимо, где-то их потравили, и вот теперь они пришли, и не будет от них житья… На это другой обитатель комнаты говорит, что вроде бы видел клопа накануне, но не смог поймать. После этого вступает ещё один, который убил какое-то насекомое ещё третьего дня, но не уверен, клоп ли это был, ибо никогда клопов не видел. После этого разговор переходит на описание внешности и повадок этих живучих и упорных в достижении цели насекомых — как они охотятся, как передвигаются, идут в ход всякие наводящие ужас рассказы о кроватях, стоящих ножками в консервных банках с водой, и о клопиных десантах, пикирующих с потолка…

Весь этот спектакль на самом деле заранее срежиссирован и предназначен для намеченной жертвы — единственного жильца, ничего не знающего о сговоре. Практический компонент шутки — тонкая нитка — уже проложена под его простынёй, конец выведен к кровати кого-нибудь из соседей. Кульминация наступит после того как будет выключен свет, стихнут все разговоры и комната начнёт «засыпать». Тогда шутник осторожно потянет ниточку… но именно от качества проведённой перед этим «психологической обработки» будет зависеть, почувствует ли жертва под собой просто «непонятный посторонний предмет» (и с негодованием выдернет обнаруженную нитку) — или же взлетит с воплями под потолок от «страшного» шевеления под простынёй…

Вся эта картина в один миг промелькнула у меня перед глазами, едва я услышал слово «шланг». Теперь, после моего вопроса, рассказчик мгновенно уловил отражение идеи в моих глазах и уже не стал уточнять, зачем мне понадобилась его находка.

— Хорошо, покажу. Только… ты и сам никому ни слова. Если что — я ничего не знаю. Поймают — убьют!

Его предостережение было лишним. Солдаты-срочники, составлявшие основное население маленького лесного гарнизона, и впрямь не были подходящими объектами для практических шуток студенческого типа. Да и свой брат-студент тоже бывает без чувства юмора — а я могучим сложением никогда не отличался. Но упустить такой шанс было немыслимо! Ведь уже целую неделю народ не мог думать ни о чём, кроме змей: сама природа поставила «психологическую атаку» лучше любого режиссёра, осталось лишь озвучить заключительный ударный аккорд. А тут инструмент прямо сам идёт в руки!

Конечно, меру тоже надо было знать. У меня ни на миг не возникло соблазна подложить «змею» кому-нибудь в постель — степень «змеиной» нервозности была такова, что это просто могло плохо кончиться. Всё-таки розыгрыш — это веселье, а для настоящего веселья страх не должен быть чрезмерным — иначе для юмора не останется места. Впрочем, каких-то конкретных планов шутки у меня вообще пока не было — всё определится, когда я увижу шланг.

Шланг мы отправились смотреть перед самым отбоем. «Пострадавший» уверенно вывел меня на место и удалился. Увидев в траве туго свёрнутую, словно готовую к броску тень, я прямо задохнулся от восторга, настолько она походила на настоящую гадюку! Свежая «куча» лежала совсем рядом, и я, прикинув диспозицию, всерьез посочувствовал коллеге, пережившему столь сильное потрясение…

Потрогав для верности шланг ногой (не ожил ли он на самом деле!), я поднял его — и не поверил своей удаче! Это оказался не шланг, а толстый, около сантиметра в диаметре, коаксиальный кабель. Тусклая, местами сильно поржавевшая металлическая оплётка делала его поверхность почти неотличимой от змеиной кожи даже для пристального взгляда. Зато твёрдая сердцевина позволяла придавать кабелю любую форму — и он держал её, не распрямляясь. Это было куда лучше, чем шланг — тот был бы полностью резиновый или металлический, и с формой возникли бы сложности. А так даже оплётка пойдет в дело — растянув её около конца, нетрудно сделать «змее» весьма выразительную «голову»…

Длина кабеля оказалась порядочной, около двух метров. Если порубить на куски — хватит на шесть-семь небольших «змеек» сантиметров по тридцать. И то верно: двухметровые удавы нам ни к чему, а шесть «змей» позволят так «заминировать» территорию, что веселья хватит надолго! В иных условиях большой проблемой могло стать отсутствие инструмента для «порубить» — но мне продолжало везти: рядом с нашей казармой строился новый барак, и двоих ребят из нашего взвода отрядили помогать на стройке — причём эти двое как раз были моими лучшими друзьями, и я в любом случае намеревался заранее посвятить их в секрет. Разумеется, для них не было проблемой заныкать на стройке топор и поздно вечером припрятать его в указанном мною месте.

На подготовку «диверсии» ушло три ночи. Наши казармы не были оборудованы «удобствами» — те располагались на улице, причём довольно далеко, у самой кромки леса. Поэтому можно было вполне легально выйти ночью из казармы «по нужде» и гулять практически сколько угодно и где угодно. Проснуться ночью тоже не было проблемой: если в первую неделю сборов все засыпали «быстрее, чем голова долетала до подушки» (чтобы тут же вскочить от команды «Подъём!»), то теперь мы втянулись в ритм, да и отдохнули изрядно на лесных занятиях — так что сон снова стал спокойным и размеренным, и ко мне вернулась моя способность просыпаться без будильника в любое нужное время.

В первую ночь я ограничился тем, что перетащил кабель поближе к казарме. Присмотрел с вечера отличный тайник в густых зарослях, возле самой казармы. Следующей ночью, как мы и договаривались, я обнаружил в тайнике рядом с кабелем отличный топор. Быстро и практически бесшумно порубил кабель на куски, придал получившимся «змеям» как можно более правдоподобный вид и снова тщательно всё спрятал.

Весь следующий день я тщательно осматривал прилегающую к казарме территорию, выбирая места для закладок. Если бы я просто нашёл какую-то верёвку, отдалённо напоминающую змею, то, разумеется, не стал бы возиться столько времени с простой шуткой. Но раз уж мои «змеи» получились столь выразительными, грех было бы не использовать их по максимуму. Поэтому учитывалось всё — и утренний распорядок дня, и траектории перемещения личного состава, и степень внимательности среднего взгляда. «Змеи» ни в коем случае не должны были обнаруживаться все разом — удовольствие должно быть максимально растянутым во времени и пространстве!

В третью ночь я проснулся за час до подъёма, вышел из казармы, подобрал «змей» и приступил к раскладке. Первая «змея» легла, разумеется, на полпути между казармой и туалетом, ведь туалет — первейшее утреннее дело! Очень художественно получилось — извивы через тропинку, хвост в траве на одной стороне, голова вот-вот скроется в траве с другой. Вторую спрятал около самого туалета, но так, чтобы она не сразу бросалась в глаза. Третья тоже «поползла» через тропинку — но тропинку довольно удаленную, с расчётом на более позднее обнаружение. Четвёртая «притаилась» за поворотом тропинки, которой мы пользовались на утренней пробежке. Пятая — возле солдатского душа — была спрятана с совсем дальним прицелом, и я даже не рассчитывал, что её успеют обнаружить при мне. Шестая «змея» была спрятана в кустах возле курилки — расчёт был на то, что в курилке всегда много народу и рано или поздно кто-то наткнётся даже на хорошо замаскированного «гада». Все позиции были размечены заранее, на раскладку ушло не больше пары минут.

Пожалуй, никогда я не ждал подъёма так, как в это утро! И вот, наконец, звучит долгожданное «Подъём»! Взлетаю над кроватью, уже привычным движением впрыгиваю одновременно в штаны и сапоги. Обычно я, как и все, стараюсь выскочить в туалет одним из первых — но сегодня специально чуть медлю, пропуская вперёд с десяток человек. Зрелище, кстати, довольно впечатляющее, если смотреть со стороны: раннее летнее утро, тишина, лишь птички поют да ветер листвой шелестит — и вдруг дверь казармы распахивается настежь, оттуда вылетает толпа полуголых мужиков и с весёлыми воплями мчится гуськом к небольшой деревянной будочке на краю леса (гуськом — потому что тропинка узкая, а трава кругом мокрая и скользкая от росы). Никакого особого смысла в том, кто быстрее добежит, нет, просто весёлое заразительное соревнование. Те, кому не хватит места в будочке, разумеется, не будут ждать, пока оно освободится — кустов вокруг много…

Но сегодня традиция прерывается на полпути. Впереди меня маячат десяток-полтора спин, некоторые из которых весьма широкие — поэтому я больше угадываю, чем вижу, момент, когда «лидер» забега замечает мою первую закладку…

Говорят, истошный вопль лидера был слышен во всех казармах. Неудивительно — он заметил «змею» довольно поздно, а скорость была слишком велика: ни остановиться, ни даже отвернуть в сторону! В последнюю долю секунды инстинкт самосохранения подсказал единственно возможное спасение — вверх!

Это был не прыжок — это был полёт! Ни на секунду не отрывая взгляда от страшного извива внизу (и развернувшись для этого в полёте на сто восемьдесят градусов), всё время указывая на него рукой и ни на миг не прекращая вопить, лидер перелетел через «змею» на высоте, недосягаемой не только для пресмыкающихся, но, кажется, даже для зенитных ракет — и приземлился далеко впереди. Бежавшие за ним среагировали на предупреждение удивительно проворно — видимо, встреча со змеёй и в самом деле была их главным подсознательным кошмаром! Остановиться, они, правда, тоже не могли, но могли уклониться в сторону, что все и проделали с поразительной ловкостью: влево-вправо, влево-вправо… Колонна развернулась в цепь по всем правилам тактической науки быстрее, чем её лидер коснулся земли! Оставшиеся набегали сзади, уже успев затормозить, и на тропинке образовалось небольшое столпотворение, в центре которого неподвижно лежала «змея»…

Довольно долго никто не решался приблизиться к страшной находке. Её неподвижность не успокаивала: все знали, что рептилии способны часами лежать без движения. Смущало всех только то, что предполагаемая змея не торопится убраться подальше от такого скопления народа. Мысль о том, что змея может быть настоящей, но дохлой, не возникала ни у кого — видимо, поза и впрямь получилась очень живой!

Зато у людей было очень забавно наблюдать характерную деревянную позу «напуганного любопытства», которую мне ещё не раз предстояло увидеть в тот день: когда человек изо всех сил наклоняется вперёд, стремясь приблизить свои глаза как можно ближе к объекту — но одновременно изо всех сил отодвигает свои ноги как можно дальше от объекта — и при этом больше всего на свете боится потерять равновесие и рухнуть вперёд…

Естественным образом возникло предложение найти палку, но под рукой ничего подходящего не оказалось: все палки и даже мелкие сучки были тщательно выметены поколениями «уборок территории». Пока кто-то бегал за шваброй, другой смельчак решился потрогать непонятный объект сначала сапогом, потом рукой, и, наконец, осторожно взял его в руки. Только теперь до всех начало доходить, что они стали жертвой розыгрыша. Следующая минута значительно расширила мои познания в области русского языка, хотя я был уверен, что после трёх недель на сборах меня уже не удивить никакими фигурами родной речи. Во всяком случае, я был очень рад, что сохранил инкогнито. Кусок кабеля переходил из рук в руки, поражая всех своей похожестью на настоящего гада. Когда кто-то шутки ради даже не ткнул — просто обозначил! — движение «змеёй» в лицо своему соседу, тот шарахнулся назад в такой панике, словно перед ним была настоящая кобра!

Наконец все разом вспомнили, куда они, собственно, направлялись. Забег уже не возобновлялся, толпа просто добрела до туалета. Человек десять оккупировали желобок на стене, остальные привычно выстроились у наружных стенок и окрестных кустов. На лицах читалась смесь облегчения и разочарования, впрочем, последнее по мере углубления в процесс всё больше вытеснялось первым — до тех пор, пока идиллию не взорвал новый истошный вопль!

Так уж заведено, что человек, справляющий нужду, ощущает свою повышенную уязвимость. Причина этого не столько в том, что этот процесс традиционно считается интимным и потаённым, сколько в том, что, раз начав, его по чисто физиологическим причинам очень трудно прекратить «до полного истощения». То есть, если в самый разгар процесса вас застигла какая-то внезапная опасность… то вы сможете хорошо представить себе чувства человека, который, будучи в самом расслабленном состоянии из всех возможных, рассеянно уставился себе под ноги — и вдруг с ужасом осознал, что его мощная струя всё это время разбивалась брызгами в каких-нибудь десяти сантиметрах от головы здоровенной гадюки, притаившейся среди сухих веток! И ни убежать, ни отойти толком, ни даже повернуться — ибо слева и справа плечом к плечу стоят твои товарищи, и у всех на лицах тот же самый непередаваемый кайф… нет, уже не у всех — ибо некоторые уже услышали твой невольный вскрик и проследили за твоим полным ужаса взглядом…

Несмотря на то, что первый муляж был обнаружен всего пару минут назад, столпотворение полностью повторилось, и ко второй «змее» отнеслись с той же серьёзностью, что и к первой. Впрочем, даже когда выяснилось, что и эта гадюка не настоящая, её, по понятным причинам, в руки брать не стали, а просто подцепили палкой и закинули поглубже в кусты — где она, возможно, лежит и поныне.

Наконец, с изрядным опозданием, все утренние процедуры были завершены. На зарядку-кросс народ отправился несколько перевозбуждённым, но расслабиться ему не удалось: за первым же поворотом прямо посреди дороги разлёгся мой следующий «подарок». Хотя все бежали не особенно резво, «развёртывание в цепь» повторилось почти полностью. Впрочем, задержка была недолгой — все уже начали привыкать к шутке и раздражаться от повторов. Ну ничего, теперь могут передохнуть: оставшиеся закладки предназначены не им, а солдатам-срочникам.

Разумеется, я не ожидал, что смогу присутствовать при обнаружении оставшихся «змей». Но мне продолжало везти. Перед завтраком, на построении, я вдруг увидел солдата с ведром — видимо, дневального из соседней казармы — который весело шагал по отдалённой тропинке, ведущей к крану с водой. Весело — потому что он широко размахивал пустым ведром и что-то насвистывал на ходу, да так громко, что мы слышали его на изрядном расстоянии. Было забавно наблюдать, в какой именно момент солдат увидел перед собой «нечто»: он одновременно перестал идти, свистеть и размахивать. Самый полный «стоп», какой я только могу себе представить! Затем последовала традиционная поза «осторожное любопытство»: туловище наклоняется вперёд, ноги боязливо «отползают» назад. Солдат попытался, кроме того, сколько мог, подвинуться влево или вправо, чтобы осмотреть находку со всех сторон, но не преуспел: тропинка была очень узкая, не больше метра в ширину, а по краям вставала высокая, до пояса, трава — и «змея» как раз и «уползала» в эту траву, лишь последняя пара изгибов ещё оставалась на тропинке (на эту «змею» пошёл самый короткий обрубок кабеля, но художественно она удалась, пожалуй, лучше всех остальных). Бедный солдатик топтался в нерешительности минуты три, и я забеспокоился, что не увижу финала. Мы уже двинулись в столовую, когда солдат, видимо, сделал что-то решительное, что окончательно убедило его в неживой природе непонятного объекта. Над поляной пронёсся смачный мат, нога солдата описала широкую дугу, и «змея», получив отменный пинок, взмыла над травой. Я ошарашенно провожал её взглядом, пока она кувыркалась в воздухе, а солдат, не глядя ей вслед, подхватил ведро и сердито зашагал дальше…

Так закончилось то замечательное утро, о котором потом было столько разговоров и воспоминаний. Заключительные занятия прошли как обычно, разве что слушатели были чуть более рассеяны, да в перерывах было меньше желающих идти за ягодами опять. Вечером мы распрощались с гостеприимным лесом и, посвежевшие и отдохнувшие, двинулись обратно в гарнизон — дослуживать последнюю оставшуюся нам неделю. Я уже предвкушал, как буду после сборов рассказывать о «змеях» своим приятелям, предполагая, что история уже закончилась, и не надеялся услышать что-нибудь об остальных ещё не обнаруженных «змеях». Жаль, конечно, когда автор шутки не может увидеть её результат — но мне хватило и того, что я успел увидеть.

Тем приятнее было всего через два дня услышать замечательное продолжение истории! Дело в том, что, когда мы вернулись в гарнизон, двое моих приятелей — те самые, что работали на строительстве казармы — остались на объекте ещё на два дня. Они-то и поведали в подробностях о том, что приключилось после нашего ухода. Оказалось, что как раз на следующий день у солдат был запланирован душ. А конструкция у летнего душа своеобразная: обычные «рожки» стоят прямо на улице, внизу сделан слив, а труба от рожков отходит в сторону… и обрывается в никуда. В назначенный день к душу подгоняют специальную машину-автоцистерну — вроде поливальной, но с подогревом воды — и подключают к трубе. Греют воду и моются. Никаких заборов вокруг «места помывки» нет — в считанных метрах от душа уже начинаются кусты и трава. А в траве — моя очередная «змея»…

Разумеется, её обнаружили не сразу. Она и не была рассчитана на быстрое обнаружение, это было бы неинтересно. Пейзаж должен был достаточно примелькаться, чтобы глаз вычленил из него на периферии зрения нечто постороннее и подозрительное. Но уж когда это произошло… Если человек чувствует себя более уязвимым даже в обычном туалете, то можно представить, как тот же человек чувствует себя голышом, открытый всем ветрам и стихиям — и всем гадам ползучим! Ведь на нём уже нет ни сапог, ни плотных галифе! Неудивительно, что, когда один из солдат вдруг завопил и показал на что-то длинное и извивающееся в траве, метрах в трёх от босых ног, то вся голая толпа дружно вылетела из-под душа и полезла на автоцистерну — как можно выше от земли! Оказавшись в безопасности, солдаты начали звать дневального — чтобы пришёл и избавил их от страшной опасности, притаившейся внизу. На это ушло немало времени — казарма была далеко, а дневальный был то ли глуховат, то ли просто плохо понимал русский язык (и все прочие языки, на которых к нему взывала «интернациональная» бригада). Наконец он услышал крики, приблизился, но, увидев змею, тоже панически испугался. После этого было ещё некоторое количество беготни туда-сюда, пока, наконец, кто-то из одетых солдат не одолжил у плотников (моих приятелей!) топор и, недолго думая, не изрубил несчастную «змею» в мелкие куски…

На этом, в общем, история и закончилась. По крайней мере, известная мне часть истории. Ведь одна змея — возле курилки — так и осталась необнаруженной… Когда через неделю во время учений мы ещё раз ненадолго оказались на лесном объекте, я осторожно «проведал» её — она оказалась на месте.

Я не стал её трогать — пусть лежит. Рано или поздно и она дождётся своего часа!

[Маевка]

МАИ глазами карикатуриста


Как просто и доходчиво объяснить поступающему в МАИ (абитуриенту то бишь), чем занимаются на каждом факультете? Ведь у абитуриента (да и у козерога) от обилия факультетов, которые вдобавок еще и пронумерованы, и без того рябит в глазах.
Как показывает практика, любая информация воспринимается более благосклонно и лучше усваивается, если она подана в сопровождении шутки и (или) меткого сравнения, запускающего ассоциативное мышление.
Приводимые ниже рисунки (для факультетов №№ 1—9) нарисовал Андрей Витальевич Гартвич (каф. 405) приблизительно в 1986 г., а рисунок для факультета № 10 (в то время «Гуманитарный») — Вадим Чернобров приблизительно в 1993 г.
Итак, чем же занимаются в МАИ?

caricatures_fac01.gif

«Авиационная техника»
(ныне «Авиационная техника»)

caricatures_fac02.gif

«Двигатели летательных аппаратов»
(ныне «Авиационные, ракетные двигатели и энергетические установки»)

caricatures_fac03.gif

«Системы управления, информатика и электроэнергетика»
(ныне «Системы управления, информатика и электроэнергетика»)

caricatures_fac04.gif

«Радиоэлектроника летательных аппаратов»
(ныне «Радиоэлектроника, инфокоммуникации и информационная безопасность»)
(ФРЭЛА)

caricatures_fac05.gif

«Экономика и менеджмент»
(ныне «Экономика и менеджмент высокотехнологичной индустрии»)
{так называемый «Инженерно-экономический институт (ИНЖЭКИН) МАИ»}

caricatures_fac06.gif

«Аэрокосмический»
(ныне «Аэрокосмический»)

Добавлено спустя 2 минуты 5 секунд:

caricatures_fac07.gif

«Робототехнические и интеллектуальные системы»
(ныне «Робототехнические и интеллектуальные системы»)
(ФАУСТ)

caricatures_fac08.gif

«Прикладная математика и физика»
(ныне «Компьютерные науки и прикладная математика»)

caricatures_fac09.gif

«Прикладная механика»
(ныне «Общеинженерная подготовка»)

caricatures_fac10.gif

«Гуманитарный»
(впоследствии «[Социальный инжиниринг]»; расформирован)

[Львёнок Рмяу]

Летняя сессия у заочников. На улице жара, в многоэтажном корпусе университета окна открыты. Лекция в аудитории на одном из верхних этажей, фрамуга открыта. На неё сел и со всей дури разорался обалдевший от жары воробей. Рассеянная преподавательница, очень увлечённая темой лекции (пусть будет МарьВанна):
- Господа студенты, разговаривайте, пожалуйста, тише!
Студенты:
- МарьВанна, это воробей!
Преподавательница:
- Пришёл на лекцию, значит студент. Пожалуйста, потише!
***
Преподаватель с очень тихим голосом читает лекцию. В соседней аудитории рабочие делают помост амфитеатром - что-то пилят, сверлят, прибивают. Всю пару - такая же ситуация, как в "Операции Ы", когда на стройке было "космические корабли бороздят... Большой театр". К концу пары студенты уже и смеяться не в состоянии, тихо сползают под столы, а препод от злости приятного зелёного цвета.

[Львёнок Рмяу]

Это Цыпль, сын Дебря.

Предупреждать надо! Я своим ржачем только что чуть соседей не разбудила!

Кстати, этот Цыпль, сын Дебря случайно не норвежец ли? Очень уж напомнило названия книг норвежской писательницы Сигрид Унсет - "Кристин, дочь Лавранса", "Улав, сын Аудуна из Хествикена" и "Улав, сын Аудуна, и его дети".

[Маевка]

Львёнок Рмяу, кто в МАИ учился - тот в цирке не смеется.

[Маевка]

Говорят преподы

Самолично слышала сии изречения

Грамматика 1 курс:

-Вот всегда с этими англичанами так: ложишься спать с одним, а просыпаешься с другим.

Языкознание 2 курс:

- Даю за деньги!
- Я помню, как была студенткой, именно поэтому сейчас хочу напиться крови!
- Скорее бы уж превратиться в старую злобную сволочь!
- На праздниках я возьму ведро водки, бутыль валерьянки и вперед с воем, т.е. с боем, проверять ваши контрольные.
- Да, здорово вы меня, наверное, проклинали, когда контрольную делали! У меня аж вода дома вырубилась!

Философия, 2 курс:

- Поймите меня правильно, я, конечно, не ханжа, но что это за слова «сексуальные сапожки»?
- Стоит, значит, весьма благообразного вида девочка и выплевывает из себя такие непереводимые идиоматические обороты, что уши прям треугольными становятся!

Испанский 2 курс:

- Да что вы все смеетесь? Наверное, мне надо заглянуть в паспорт, а уж не Петросян ли моя фамилия?
- Да хватит вам смеяться! У нас же все-таки занятие, а не блошиный цирк!
- Если вы не перестанете хохотать, деканат решит, что у вас массовое помешательство и вызовет психушку!
- И она мне говорит: «Очень вам благодарна. Знаете, я в морге работаю, если, не дай Боже, понадоблюсь, обращайтесь – помогу с дорогой душой!»

Испанский 3 курс

- Ольга, вы уж в своем сочинении определитесь с полом преподавателя, а то что он у вас трансвестит какой-то!
- Татьяна, если сказать так, как вы сказали, то получается, что ваш карандаш больше, чем товарищ Петров. Что он вам Мальчик с пальчик какой?
- Испанские желудки не способны переваривать острые предметы…

Теория перевода, 3 курс

- Если при переводе с русского на английский вы используете кальку с русского, то сразу видно, что вы не англичанин, а американец!

Грамматика, 3 курс:

-Если человек не знает что сказать, он начинает выражаться!

Социология, 3 курс:

- У присутствующих в этой аудитории отсутствует физическая зависимость друг от друга, если, конечно, кто-нибудь не испортит воздух…
- Да что вы все тянетесь и тянетесь, как сопли прямо! (об опоздавших)
- Ну и кто же вознесется наверх за журналами? Или вы хотите, чтобы я себя вознесла?
- Допустим, приводится статистика среди женщин такого-то возраста, такого-то пола…
- Статистика по гэ Москве, гэ Петербургу... Естественно, гэ в хорошем смысле слова!
- Надеюсь, если я сделаю вам замечание, то вы в меня не плюнете.
- У вас допустим играет Моцарт, Глюк… Не тот глюк, а Глюк, который тот.
- Если вы в библиотеке будете использовать нормативную лексику, то вас просто не поймут.
- Итак, второй жирный подпункт…
- Существует три половых расы…
- Но мы же не знаем интимной жизни Аллы Борисовны… Вернее, ее интимную жизнь знает вся страна, а вот социальный статус мы не знаем.
- Я вас заставлю принести ваше гинекологическое древо!
- Да она у нас та еще Ж!
- Ферральные люди… Только не вздумайте сказать «фекальные»!

Практика перевода, 3 курс:

- spokesman или spokeswoman употребляется в зависимости от того оно или она имеется в виду.
- Садам Хусейн травил своих врагов газами, а после давил их танками…