22 июня... помним!

[Ведьмежонок]

Тема для всех, кто что хочет по поводу этой даты сказать, показать, вспомнить - в любом формате.

Я начну...
Со мной сейчас Аламеда поделилась мне неизвестным ранее стихотворением Высоцкого. Я не могу не поделиться с вами

Но… не правда ли, зло называется злом
Даже там — в добром будущем вашем? И во веки веков, и во все времена
Трус, предатель — всегда презираем,
Враг есть враг, и война
всё равно есть война,
И темница тесна,
и свобода одна —
И всегда на неё уповаем.Время эти понятья не стёрло,
Нужно только поднять верхний пласт —
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.Ныне, присно, во веки веков, старина, —
И цена есть цена,
и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надёжно прикрыта спина.Чистоту, простоту мы у древних берём,
Саги, сказки из прошлого тащим,
Потому что добро остаётся добром —
В прошлом, будущем и настоящем!
1975 г.
полный текст
https://www.culture.ru/poems/19511/ball ... h544298648

Юля, спасибо
Так созвучно моим мыслям сегодня. Как будто про нас всех тут и сейчас - только надо было приподнять пласт и оно все хлынуло. Мы увидели, что враг есть враг, никуда он не делся. Осознали, что помня наших погибших, забыли, кто наш враг.. простили и это стало ошибкой. И снова началась война, и опять оказалось, что наша сила и гордость по-прежнему "в сагах прошлого", нашего прошлого!

[Мура-вей]

Ведмедь, пересмотри "Стрелы Робин Гуда" с балладами Высоцкого (есть две версии, ищи именно с песнями Высоцкого) - там и эта баллада, и другие, и все хороши. Не устаю пересматривать и переслушивать.

phpBB [media]

[Октавия]

Юнна Мориц

Вам хочется лирики чистой?
Лирика – в том аду,
Где мчатся за мной фашисты
В сорок первом году.
Чистая лирика – пламя:
Поезд горит, меня
Лирики чистой знамя
Вынесло из огня,
Выбросило на воздух
Спасая, как всех детей, –
Лирика – небо в звёздах
И перелом костей!
Госпиталь был военный,
Там гипсовали нас,
Лезла игла за веной,
Лирика – соль из глаз.
Звёздная соль в небосклоне,
Плавал в лампаде огонь.
Величие было в иконе
Величиной с ладонь.
Шли поезда за окнами,
В госпитале стонали,
Шла седина волокнами, –
Это война, каналья!
Парни стонали, воины,
Лирика – стон, молитва,
Стон и молитва встроены
В лирику, вглубь, где битва.
Водки давали много –
Вместо анестезии.
Госпиталь верит в Бога
На всех языках России.
Откуда лампады пламя?
Откуда ладонь иконки?
Луна – как лампада в храме,
Иконка – у медсестрёнки.
Там не было власти выше,
Чем гнойная хирургия.
Лампада сияла в нише,
Где силы небес благие!
Гноем там пахло, йодом,
Ранами, спиртом, болью,
Господом, небосводом, –
К жизни стонать любовью!
Лирики хочется вам,
Чистой?.. Но в чистой силе
Лирика – этот храм
На всех языках России.





Мы не исчезнем никогда,
Не испаримся, как вода, -
Но вдруг придумаете если,
Как сделать так, чтоб навсегда
Мы окончательно исчезли, -
Проверьте зрение и слух:
Ваш образ жизни слеп и глух,
Ваш образ мыслей глух и слеп!
Мы здесь присутствуем – как хлеб
Насущный, с нами – Отче наш,
Создатель, а не персонаж,
Он – дух творящий, Божий дух!
Мне приходилось в дни разрух
Искать в развалинах ночлег,
Но рядом спящий человек
Дыханьем грел со всех сторон
Мой детский сон, мой детский стон, -
Мы не исчезли никуда
И не исчезнем никогда!

Мы здесь присутствуем, как свет
Любви, которой сносу нет.
Мы благодарны высшей силе,
Что мы любовь не износили!
А кто любовь износит в хлам
И дышет ненавистью к нам,
И ждёт, что мы исчезнем вдруг
От ненависти всех вокруг, -
Пускай читает "Отче наш" :
Играя ненависти бритвой,
Пускай спасается молитвой!
Мы не исчезнем, как мираж,
Не испаримся, как вода,
И не провалимся туда,
Где ваша ненависть к России.
Мы благодарны высшей силе,
Что мы любовь не износили!



Страна моей любви

Я – странный человек, люблю свою страну,
Особенно люблю в трагическое время,
Когда со всех сторон хулят её одну
И травят клеветой – в эпохоти гареме.

Эпохоть такова, что подлое враньё
Имеет все права над нами издеваться,
Бросать в костёр дрова, но я не сдам её –
Страну моей любви!.. И ей не дам сдаваться!

Я – странный человек, в любые времена
Люблю свою страну, и это – внутривенно,
И не взирая на… когда моя страна
Меня за невраньё не любит откровенно!

Эпохоть такова, что подлое враньё
Имеет все права над нами издеваться,
Но чудом я жива, и я не сдам её –
Страну моей любви!.. И ей не дам сдаваться!

Я – странный человек, мне – сотни тысяч лет,
Где Вечное Теперь и вечные повторы.
Люблю свою страну, и мрак её, и свет.
Особенно люблю – под лай фашистской своры!

[Октавия]

Юлия Друнина

И откуда вдруг берутся силы...

И откуда
Вдруг берутся силы
В час, когда
В душе черным-черно?.
Если б я
Была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки
В сорок первом.
Помнишь?
Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки,
Раны,
Пепелища…
Память,
Душу мне
Войной не рви,
Только времени
Не знаю чище
И острее
К Родине любви.
Лишь любовь
Давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я
Не верила в Россию,
То она
Не верила б в меня.


***
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.

Я - связная.
Пусть грохот сражения стих:
Донесеньем из боя
Остался мой стих --
Из котлов окружений,
Пропастей поражений
И с великих плацдармов
Победных сражений.

Я - связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу:
"Нет, ничто не забыто,
Нет, никто не забыт,
Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит".



БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ
Хочу,чтоб как можно спокойней и суше
Рассказ мой о сверстницах был...
Четырнадцать школьниц - певуний, болтушек -
В глубокий забросили тыл.

Когда они прыгали вниз с самолета
В январском продрогшем Крыму,
"Ой, мамочка!" - тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.

Не смог побелевший пилот почему-то
Сознанье вины превозмочь...
А три парашюта, а три парашюта
Совсем не раскрылись в ту ночь...

Оставшихся ливня укрыла завеса,
И несколько суток подряд
В тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.

Случалось потом с партизанками всяко:
Порою в крови и пыли
Ползли на опухших коленях в атаку -
От голода встать не могли.

И я понимаю, что в эти минуты
Могла партизанкам помочь
Лишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь...

Бессмысленной гибели нету на свете -
Сквозь годы, сквозь тучи беды
Поныне подругам, что выжили, светят
Три тихо сгоревших звезды...



***
На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила...

И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать - это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть...

Через много лет в глазах любимой,
Что в его глаза устремлены,
Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдет к окошку,
Закурить пытаясь на ходу.
Подожди его, жена, немножко -
В сорок первом он сейчас году.

Там, где возле черного сарая,
На краю отбитого села,
Девочка лепечет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила...

[Шанечка]

О катастрофе, постигшей РККА в первые дни войны, не читал разве что слепой. Конечно, всё это было - горькая и страшная правда. Но далеко не везде на границе с СССР шло по гитлеровскому плану.

Вермахт споткнулся о границы советского Заполярья. Участок Карельской границы немцы так и не перешли за всю историю Великой Отечественной. А солдаты Северного фронта 22 июня 1941 года остановили фашистов и даже погнали врага, углубившись в его территорию на добрых полсотни километров.

Отчаянно оборонялся Перемышль, и был оставлен только по приказу командования. И этот героический список можно продолжить...

Фото Издательство Золотой стандарт ИТАР ТАСС.jpg

"Я радовался, что этот ад для меня закончился"

Врагу не удалось застать врасплох пограничников. В силу специфики их службы они оказались готовы к бою. Пограничные заставы численностью в несколько десятков человек сражались чрезвычайно стойко, личный состав был хорошо подготовлен. Ни одна застава не дрогнула, не отступила и не сдалась!

Вот как описывает штурм одной из пограничных застав немецкий офицер:

"После артподготовки минометной батареи мы поднялись и пошли в атаку на небольшую сторожевую заставу русских, от границы до русских было метров 400. Горели строения, клубилась пыль от взрывов, русские подпустили нас на 150 метров, упали зеленые насаждения, которые маскировали их огневые точки, и ударили пулеметы и винтовки. Русские стреляли удивительно точно, такое впечатление, что там все снайперы. После третьей атаки мы потеряли почти половину роты. Солдаты все были обстрелянные, со своей ротой я с боями прошел всю Польшу.

Я слышал, как ругался по рации командир батальона, распекая командира роты. Четвертую атаку после минометного обстрела позиций русских возглавил командир роты. Русские подпустили нас и открыли огонь, почти сразу был убит командир роты, солдаты залегли, я приказал забрать командира и отходить. Пуля попала ему в глаз и снесла половину черепа.

Сторожевая застава была расположена на небольшом холме, справа - озеро, а слева - болото, обойти не получалось, приходилось штурмовать в лоб. Весь подъем холма был усеян телами наших солдат.

Приняв командование, я приказал минометчикам расстрелять по этим чертовым русским весь боезапас. Казалось, что после обстрела там ничего не осталось живого, но, поднявшись в атаку, мы снова были встречены прицельным огнем русских, хотя и не такой плотности, русские стреляли очень расчетливо, видно, берегли патроны. Мы снова откатились на исходные позиции. Связист вызвал меня к рации, на связи был командир полка. Он потребовал командира, я доложил, что он погиб, и я принял командование. Полковник потребовал немедленно взять сторожевую заставу, т.к. срывается план наступления полка, который уже должен был выйти к перекрестку шоссейных дорог в 12 километрах и перерезать его.

Я доложил, что еще одна атака и в роте не останется солдат, полковник подумал и приказал дождаться подкрепления, и самое главное, он направил нам полковую батарею. Через полчаса подошли резервы, пушки поставили на прямую наводку и начали расстреливать огневые точки и окопы русских.

Шел уже пятый час войны. Я поднял солдат в очередную атаку, на позициях русских все дымилось и горело. Русские снова подпустили нас на 150 метров и открыли винтовочный огонь, но выстрелы были редки и уже не могли нас остановить, хотя мы и несли потери. Когда осталось метров 30, в нас полетели гранаты. Я упал в воронку от снаряда, а когда выглянул, то увидел, что 4 русских, перевязанных окровавленными бинтами, бежали в штыковую атаку, а впереди неслись, злобно скалясь, их сторожевые псы. Одна из собак нацелилась мне в горло, я успел выставить локоть левой руки, пес вцепился в руку, от боли-​злости я разрядил в собаку весь пистолет. Через несколько минут все было кончено, где-​то стонали наши раненые, солдаты были настолько злы, что шли вдоль разрушенных окопов и расстреливали трупы русских. Вдруг раздались винтовочные выстрелы, кто-​то из солдат упал сраженный пулей, я увидел, что в проеме разрушенного и горящего здания стоял русский и посылал пулю за пулей. На нем горела одежда, волосы, но он кричал и стрелял. Кто-​то кинул в проем гранату, и этот ужас закончился. Я смотрел на убитых русских, молодые 18-20 лет, все погибли в бою, многие сжимали в руках оружие, я радовался, что этот ад для меня закончился, разорванные связки не скоро заживут, и я буду избавлен от всего этого ужаса еще долго".

За месяц войны с Францией Германия потеряла 90 тысяч солдат и офицеров. За один день войны с СССР - 360 тысяч

Фото Саввин К. ИТАР ТАСС.jpg

Так что не стоит представлять начало войны сплошным торжеством немцев и их союзников. Безусловно, в целом они добились масштабного успеха. Но довелось и нашим воинам торжествовать, поднимая красный флаг на захваченной неприятельской территории, радоваться победам без единого убитого. И немецким офицерам уже в первый день приходилось ужасаться потерям своих подразделений и радоваться тому, что ад, то есть первый бой на русской земле, для них закончился.

Флот был готов к войне с 19 июня

Флот встретил войну гораздо организованнее, чем армия. 22 июня немецким лётчикам не удалось причинить серьёзных потерь кораблям на военно-​морских базах, не были разбомблены флотские аэродромы.

Тридцатишестилетнему народному комиссару Военно-​Морского флота Николаю Кузнецову было чем гордиться. Ни Черноморский, ни Балтийский, ни Северный флоты, ни речные флотилии не стали жертвами ошеломляющего внезапного удара.

[+]

Скрытый текст

И это не было случайностью. Кузнецов писал в мемуарах:

"Как развивались события в ту ночь на флотах, я узнал позднее... В журнале боевых действий Балтийского флота записано: "23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность N 1".

Люди были на месте: флот находился в повышенной готовности с 19 июня. Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага.

Северный флот принял телеграмму-​приказ в 0 часов 56 минут 22 июня. Через несколько часов мы получили донесение командующего А.Г. Головко: "Северный флот в 04 часа 25 минут перешел на оперативную готовность N 1".

Значит, за это время приказ не только дошел до баз, аэродромов, кораблей и береговых батарей - они уже успели подготовиться к отражению удара.

Хорошо, что еще рано вечером - около 18 часов - я заставил командующих принять дополнительные меры. Они связались с подчиненными, предупредили, что надо быть начеку. В Таллине, Либаве и на полуострове Ханко, в Севастополе и Одессе, Измаиле и Пинске, в Полярном и на полуострове Рыбачий командиры баз, гарнизонов, кораблей и частей в тот субботний вечер забыли об отдыхе в кругу семьи, об охоте и рыбной ловле... Потому и смогли приступить к действию немедленно".

Если бы армейские части вовремя получили такие приказы...

Фото Соколенко РИА Новости.jpg

Первая победа ВМФ

Испытать радость победы довелось в первый день войны и тем, кто воевал на Севере.

22 июня 1941 года Евгений Макаренко служил на 221-й береговой батарее Северного флота:

"...Из залива Петсамо выполз... тральщик. Отличные дальномерщики Куколев и Рыбаков дают дистанцию 52 кабельтовых, пеленг 244 градуса, курс 28 градусов, скорость 10 узлов. Командир Космачев и помощник Поначевный рассчитывают данные для стрельбы. Самой первой, уже не учебной, а боевой стрельбы! Через 3 минуты - в 22 часа 17 минут... первый залп! Вот он, ПЕРВЫЙ залп Военно-​морского флота при потоплении ПЕРВОГО вражеского корабля в Великую Отечественную!

Но мы тогда этого не знали, да и название такое войны появилось позже. 14 минут продолжался этот первый бой. Шесть прямых попаданий для тральщика в 200-250 тонн оказались роковыми. Черный дым, взрывы, пожар... Объятый пламенем корабль бросается на камни и долго еще горит и дымит.

Первый бой и первая победа! Через 20 лет ее увековечат памятником - поставят нашу пушку на скале у первого причала в Североморске.

Но это будет потом. А сейчас краснофлотцы, командиры ликуют, кричат "ура!" Комиссар, бывший матрос с форта "Серая Лошадь", Петр Бекетов проводит прямо у пушек митинг. Много лет спустя, в 1985 году, я нашел в документах Центрального Военно-​морского архива донесения штаба Мурманского укрепрайона Флагманскому артиллеристу Северного флота об этом первом бое. В донесении, в частности, говорится: "материальная часть работала безотказно. Личный состав действовал исключительно хорошо и слаженно". Особенно отличились матросы 1-го орудия: комендоры Виктор Корнеев и Корчагин Павел, номерные Ваня Рубаник - краснощекий здоровый парень, и Абрам Васильев; погребные Иван Медведев, Володя Тельнов, красивый блондин Толя Соболев, быстрый и находчивый, как вьюн, Серега Зуев и другие. А жить им на земле оставалось всего шесть дней. 28 июня в первой жестокой бомбежке погиб весь расчет 1-го орудия. От этих товарищей моих не осталось и следов".

"Границу удерживаем, врага бьём!"

22 июня пограничники, моряки Дунайской флотилии и армейские части не только удерживали границу с Румынией, но и, как это ни удивительно, высаживали десанты на вражескую территорию. На некоторых пограничных заставах 22 июня даже не поняли, что началась война, что наступает регулярная румынская армия, оценив происходящее лишь как массовое нарушение границы вооружёнными бандами. Трупы убитых в первых боях румынских солдат собирали для опознания, пока начальство не объяснило, что началась именно война.

Виссарион Григорьев, летом 1941 года начальник штаба Дунайской военной флотилии, вспоминал:

"Подвели итоги первого дня боевых действий. Общими усилиями армейских частей и флотилии были отражены шесть попыток противника переправиться через Дунай в районе Картал, Раздельный, три - у Килии Новой, две - у Вилкова, четыре попытки вброд форсировать Прут близ Рени. Добравшиеся до нашего берега разрозненные группы румынских солдат вылавливались в плавнях. Агрессор понес немалые потери на Дунае, в воздухе да и на своем берегу. Наши корабли и батареи выпустили за день свыше 1600 снарядов (эта цифра, кстати, заставила подумать о более расчетливом расходовании боеприпасов, поскольку пополнение их могло осложниться). Настроение было приподнятое - границу удерживаем, врага бьем!.. О положении на остальном фронте мы знали еще мало, но, конечно, понимали, что наш участок границы не самое горячее место и где-​то натиск агрессора неизмеримо сильнее. Ночью началась подготовка к десанту".

Итак, у советских командиров было приподнятое настроение вечером 22 июня 1941 года. Их подчинённые "вылавливают" вражеских солдат. Это не отрывок из модного ныне произведения в стиле "альтернативная история", а реальный исторический факт. Флотилия готовилась к высадке десанта на румынской территории. И в ночь на 24 июня 1941 г. он был высажен: "Через полчаса бой в Сату-​Ноу стих. На колокольне, макушка которой с корректировочным постом оказалась снесенной нашей артиллерией, появился красный флаг. В короткой схватке вражеский гарнизон, застигнутый врасплох, был разгромлен. Кое-​где дошло до рукопашной, но особой стойкости противник не выказал. <...> Ни среди наших пограничников (они участвовали в высадке десанта. - Прим. ред.), ни во взводе моряков, которые высаживались первыми, не было ни одного убитого"...

Только цифры: Один против шестисот

Государственную границу СССР от Баренцева до Черного моря на 22 июня 1941 года охраняли 715 пограничных застав, 485 из них в этот день подверглись нападению со стороны войск фашистской Германии, остальные заставы вступили в бой 29 июня 1941 года. Все пограничные заставы обороняли порученные им участки: до одних суток - 257 застав, свыше одних суток - 20, более двух суток - 16, свыше трех суток - 20, более четырех и пяти суток - 43, от семи до девяти суток - 4, свыше одиннадцати суток - 51, свыше 12 суток - 55, свыше 15 суток - 51 застава.

До двух месяцев сражалось 45 застав. Они дрались в полном окружении, без связи. Превосходство немцев было 30-50-​кратным, а на направлениях главного удара достигало и 600-​кратного превосходства. Стандартная пограничная застава насчитывала 62-64 бойца.

Очевидцы по разные стороны фронта

Иван Баграмян, маршал:

"...Первый удар немецкой авиации хотя и оказался для войск неожиданным, отнюдь не вызвал паники. В трудной обстановке, когда все, что могло гореть, было объято пламенем, когда на глазах рушились казармы, жилые дома, склады, прерывалась связь, командиры прилагали максимум усилий, чтобы сохранить руководство войсками, они твердо следовали тем боевым предписаниям, которые им стали известны после вскрытия хранившихся у них пакетов".

Пётр Котельников, защитник Брестской крепости:

"Под утро нас разбудил сильный удар. Пробило крышу. Меня оглушило. Увидел раненых и убитых, понял: это уже не учения, а война. Большинство солдат нашей казармы погибли в первые секунды. Я вслед за взрослыми бросился к оружию, но винтовки мне не дали. Тогда я с одним из красноармейцев кинулся тушить вещевой склад".

Пётр Махров, генерал-​лейтенант, белоэмигрант:

"День объявления войны немцами России, 22 июня 1941 года, так сильно подействовал на все мое существо, что на другой день, 23-го (22-е было воскресенье), я послал заказное письмо Богомолову [советскому послу во Франции], прося его отправить меня в Россию для зачисления в армию, хотя бы рядовым".

Гюнтер Блюментритт, генерал:

"Поведение русских даже в первом бою разительно отличалось от поведения поляков и союзников, потерпевших поражение на Западном фронте. Даже оказавшись в кольце окружения, русские стойко оборонялись".

Альфред Дюрвангер, лейтенант:

"Когда мы вступили в первый бой с русскими, они нас явно не ожидали, но и неподготовленными их никак нельзя было назвать. Энтузиазма (у нас) не было и в помине! Скорее, всеми овладело чувство грандиозности предстоящей кампании. И тут же возник вопрос: где, у какого населенного пункта эта кампания завершится?!"

Ганс Бекер, танкист:

"На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть".

22 июня 1941 года: о тех, кто в этот день стоял насмерть

[ закрыть ]

[Октавия]

Павел Коган


Нам лечь, где лечь,
И там не встать, где лечь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И, задохнувшись «Интернационалом»,
Упасть лицом на высохшие травы.
И уж не встать, и не попасть в анналы,
И даже близким славы не сыскать.

1941

[Voyager]

Что там на самом деле и как было.

phpBB [media]

Добавлено спустя 11 минут 52 секунды:

О катастрофе, постигшей РККА в первые дни войны, не читал разве что слепой. Конечно, всё это было - горькая и страшная правда. Но далеко не везде на границе с СССР шло по гитлеровскому плану.

Флот встретил войну гораздо организованнее, чем армия. 22 июня немецким лётчикам не удалось причинить серьёзных потерь кораблям на военно-​морских базах, не были разбомблены флотские аэродромы.

Тридцатишестилетнему народному комиссару Военно-​Морского флота Николаю Кузнецову было чем гордиться. Ни Черноморский, ни Балтийский, ни Северный флоты, ни речные флотилии не стали жертвами ошеломляющего внезапного удара.

И это не было случайностью. Кузнецов писал в мемуарах:

Не надо тиражировать эти сказки про флот и Кузнецова. Флот обделался лёгким испугом лишь потому, что немцы ВООБЩЕ НЕ ПРИНИМАЛИ ЕГО РАСЧЁТ. И никаких слишком активных действий против КБФ и ЧФ не вели, а мины на путях движения наших кораблей выставили заранее вместе с финами.
Так что заслуг наркома в сложившейся благоприятно для флота ситуации было минимум.

[Октавия]

Николай Майоров, погиб в 1942 году в возрасте 22 лет

Пусть помнят те, которых мы не знаем:
нам страх и подлость
были не к лицу.
Мы пили жизнь до дна
и умирали
за эту жизнь,
не кланяясь свинцу.
1941 г.


О нашем времени расскажут.
Когда пройдем, на нас укажут
и скажут сыну: — Будь прямей!
Возьми шинель — покроешь плечи,
Когда мороз невмоготу.
А тем — прости: им было нечем
Прикрыть бессмертья наготу.
1941 г.


Нам не дано спокойно сгнить в могиле –
Лежать навытяжку и приоткрыв гробы, –
Мы слышим гром предутренней пальбы,
Призыв охрипшей полковой трубы
С больших дорог, которыми ходили.

Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мертвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
1941

[марисоль]

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,-
Речь не о том, но все же, все же, все же…

Александр Твардовский.
1966. год моего рождения.

[Alameda]

Юля, спасибо

Тебе спасибо, друг, что открыла эту тему

Добавлено спустя 34 секунды:

"Стрелы Робин Гуда"

Спасибо за напоминание, с детства не пересматривала.

[Tatsiana]

Для меня эта дата вдвойне трагична. В этот день умерла моя мама.

[Alameda]

Tatsiana,