Имя пользователя:

Пароль:




Запретная любовь

Сообщение №1

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 00:48

Сегодня я получила печальное известие: умер Вилли Биркемайер.
И решила рассказать вам об этом удивительном человеке с фантастической судьбой и, таким образом, почтить его память.

Изображение

Мы познакомились с ним, благодаря моему сотрудничеству с передачей российского телевидения "Жди меня".
Вилли был 16-летним мальчишкой, призванным в январе 45-го на фронт и уже через неделю попавшим в плен.
В плену он несколько раз был на грани смерти, пержил много трагического, но самое главное, - он встретил там свою первую любовь. В 49-ом году военнопленных вернули в Германию. И с тех пор, целых 52 года, он искал эту женщину.
Он основал Общество российско-германской дружбы, ездил несчетное количество раз на Украину, он даже написал книгу воспоминаний, встречался с политиками и общественными деятелями, но ничто из этого не помогло ему найти женщину, котрую он полюбил в плену. И тогда он обратился в "Жди меня".
Через 2 недели эта женщина была найдена. А еще через месяц произошла их встреча в Москве, на съемках программы "Жди меня".

Мы дружили в Вилли 6 последних лет его жизни.
Я брала у него интервью для русскоязычной прессы в Германии, помогала ему организовывать чтения его книги в школах, перевела на русский язык сценарий к фильму по его воспоминаниям, который готовились снимать две кинокомпании, немецкая и российская...

Увидеть фильм Вилли не довелось. Но это полбеды.
Самым тяжелым было для него то, что происходило в последний год на Украине. В Мариуполе живет его дочь, внуки, правнуки. Вилли мучительно переживал за них, пытался помочь, но не в силах одного человека, даже такого, как Вилли Биркемайер, остановить войну. Он ушел с неуспокоенным сердцем.

Думаю, для вступления достаточно.
Предлагаю вам отрывки из его книги "Оазис человечности", а также мои с ним интервью, опубликованные в разные годы в немецкой прессе.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Вилли Биркемайер

Оазис человечности №7280/1

Книга Вилли Биркемайера «Оазис человечности №7280/1» вышла в свет в 2005 году. Весь тираж – на русском и немецком языках – разлетелся молниеносно. Автор состоял в переписке с А. Солженицыным, Л. Путиной, которых, как и остальных читателей, глубоко тронула история 16-летнего солдата, встретившего в плену свою первую любовь.
В настоящее время кинокомпания Zeitsprung приступила к съемкам художественного фильма Eine unmögliche Liebe, где роль Вилли будут играть известнейший немецкий актер Маrio Аdorf и российский актёр Константин Хабенский.

----------------------------------

На войне, последние дни
5 января 1945 г.
Дорогая мама!
А все же мы будем прикрывать отступление войск на запад. Уже несколько дней, как нас зачислили в дивизию СС «Гитлерюгенд» Не могу описать, как я горжусь, что надену настоя¬щий серый мундир...
Наша зенитная батарея стоит в Бреслау, мы прикрываем металлургический завод. Лютый холод. Если прикоснуться к оружию без перчаток, пальцы прилипают. Двое суток русские и американцы пытались все кругом разбомбить. Несколько бомб упали чертовски близко, но нам повезло. После того как мы прогнали два самолета-разведчика америкашек, наступила тишина, а мы все были совер¬шенно без сил. Я ткнулся куда-то в угол и расплакался. Кроме двух офицеров да еще фельдфебеля, ни одному из нас нет и семнад¬цати.
На батарее появляются потерявшие свои части пехотинцы. От них узнаем, что за неразбериха творится на фронте. Солдаты стараются поскорее сбежать из этого хаоса; русские, кажется, их уже обгоняют. Я не могу в это пове¬pить, спорю с беглыми солдатами, обвиняю их в дезертирстве. Надо мной смеются: юношеские заблуждения, внушенные в гитлерюгенде...
Наше отступление напоминает бегство. Уходим ночью, лесом, снег местами по колено. В темноте раздаются выстрелы, кажется, в воздух. И вдруг громкий голос из репродуктора: «Камрады, мы никс стрелять! Война капут! Гитлер капут!» На правом плече у моего друга Ганди шинель разорвана и пропитывается кровью. Я вдруг чувствую, что ноги сильно болят. Смотрю вниз и вижу – мои брюки тоже в крови. Рассмотреть и потрогать нет времени – «иваны» уже стоят вокруг нас с автоматами на взводе, кричат и жестикулируют. Я не понимаю ни слова. Один из них, похожий на монгола, подходит ко мне, кричит: «Ур ист? Ур ист?» – и забирает мои наручные часы. Нам велят сбросить на землю поясные ремни, очистить карманы. Рядом стоит пилот, он в комбинезоне, под меховым воротом блеснул Рыцарский крест. Налетает «иван», срывает крест, бросает оземь, топчет его и кричит: «Ты, пилот, ты много наших капут, теперь тебе капут!» Автоматная оче¬редь – и молодой летчик падает в двух шагах от меня. Кто следующий – я? Меня бьет дрожь, кажется, сейчас упаду. Подъезжает военная машина, из нее выскакивает рус¬ский офицер, орет на солдата, застрелившего летчика, доста¬ет пистолет и – стреляет в того солдата. Я не понимаю, что происходит. Мы тесно жмемся друг к другу, вокруг суета, ругань, снова выстрелы. И в этой неразберихе кто-то из наших в панике бросается бежать; очередь из ав¬томата – и с ним покончено.
Но вот рядом с офицером остаются только несколько русских солдат, и он обращается к нам на чистом немец¬ком языке: «Теперь вы пленные Красной Армии, с вами ничего не случится, через неделю-другую война закончится, вас от¬пустят домой». И так же неожиданно, как появился, он ис¬чезает, а мы остаемся под началом солдат.
Шагом марш – в плен!
Начинается дорога в плен, в неизвестность. Одному солдату пришлись по душе мои ботинки, надо разуваться, а я де¬лаю это недостаточно быстро, и он меня бьет. Я падаю, ко мне бросается Ганди – и тоже получает по шее, а я остаюсь на снегу в носках, измазанных кровью. Как всегда, Ганди заговорил первым: «Выше голову, ста¬рина, не горюй! У нас всё отобрали, чтобы мы лишнего не тащили в Россию». «Неужели в Рос-сию?» – спрашиваю я. «Года на два-три, не меньше, в тру¬довой лагерь. Если еще доберемся», — отзывается пожилой солдат, услышав мой вопрос.
Того, что происходит дальше, лучше бы я не видел. Русские устроили показательный расстрел дезертиров, которые пытались уклониться от работы. Потом охранники начинают раздавать одежки расстрелянных, и за эти вещи возникает чуть не драка. С убитого, который так и не снял кальсоны, их буквально срывают. Во что же превратили несколько дней плена этих людей?! Это не укладывается у меня в голове, мне просто стыдно!
Ченстохова
Идем дальше. Холодно, есть нечего. За горсть пшеницы люди готовы разорвать друг друга. Я обмотал ноги подкладкой от шинели, но она быстро превратилась в лохмотья. Через несколько недель марша, обессиленные и больные, подходим к польскому городу Ченстохова. На улицах мно¬го людей, охранники прокладывают дорогу колонне, но все равно – начинается! Нас бьют, пинают сзади ногами, у многих в руках дубинки. В нас кидают чем-то из окон, мы стараемся увернуться от ударов, но строй уже нарушен. Только бы не упасть – ведь эта орда забьет меня! Из окон на нас льется вонючая жидкость, можно подумать – эти люди берегли свои ночные горшки для такого дня. Охрана стреляет поверх голов толпы и разгоняет ее. Становится спокойнее. Вокруг меня немало окровавленных лиц, стонущих от боли товарищей. Что мы такого сделали этим людям? Фюрер говорил, что наша армия освобождает Европу от коммунистической заразы... А в нас опять швыряют камнями – это уже де¬ти. Они орут с искаженными злобой лицами, но я не по¬нимаю ни слова. Об Освенциме я тогда ничего не знал...


Ах, как хорошо в тепле! После стольких страхов и ужасов с нами впервые обращаются по-человечески: в лагере военнопленных – медосмотр.
Женщина-врач спрашивает, когда я родился. Отвечаю. «Ах, через два дня тебе будет уже семнад¬цать!» – замечает она. Значит, сегодня девятое марта. Она осматривает меня, покачивает головой от вида моих ног, они совсем потрескались. Мы стоим голые и выглядим ужасно. Я сильно исхудал, а вид Ганди меня просто пугает. Он всегда был тощий, а сейчас просто скелет, обтянутый ко¬жей, весь правый бок в засохшей крови. Белье наше от пота, грязи и нечистот стоит колом, замечаем и вшей. Я ищу у себя и не нахожу ни одной, может, я им не по вкусу?
Медсестра наблюдает за моими попытками «обуться». Ок¬ликает меня, показывает – садись. Проходит немного времени, и она возвра¬щается с парой башмаков в руках. Обувайся! Невероятно – сестра протягивает мне еще и пару новых портянок! Как мне ее благодарить? Я пытаюсь выра¬зить свою радость по-немецки, она отвечает chаrаscho. Не знаю, что это значит; догадываюсь только по ее при¬ветливому лицу. Один сол¬дат показывает мне, как надо обернуть ногу, чтобы на пор¬тянке не было складок и она не натирала при ходьбе. Боже, как я рад, что ботинки подошли! Я так благодарен этой сест-ре, обнял бы ее от всего сердца. Еще раз говорю ей спасибо и оставляю добрый барак.
Сегодня 11 марта, мой день рождения. Ганди преподносит мне подарок – кусок вяленой рыбы. Невозможно поверить! Я ужасно рад, никогда, наверное, так не радовался подарку. Замечательно начинается этот день!
Наш разговор прерывается. Четыре офицера Красной Армии, одна из них – женщина, пришли в барак. «Биркемайер, Вильгельм!» – вызывает самый низкорослый из них. Я откликаюсь, но у меня дрожат колени, неверными шагами подхожу к столу. Офицер читает бумагу, явно размышляет, потом, прищурившись, смотрит на меня. «Такой молодой! – Пауза. – Хочешь домой?» Я поскорее отвечаю: «Да!» «Был в зенитной артиллерии?» – «Да!» – говорю дрожащим голосом. «Стрелял по русским самолетам. Летчики погибли. Теперь ты работать в России, пять лет!» – резко бросает офицер. Кружится голова, не может этого быть. Хуже смертного приговора... Наверное, я бледен, как мел, и госпожа майор замечает, что со мной происходит. «Ты здоровый, ты работать хорошо», – говорит она и вызывает следующего.
Дембица
После короткого перехода попадаем в лагерь Дембица. Здесь мы в руках лагер¬ной полиции, это такие же немецкие военнопленные, как и мы. У каждого из них – дубинка. Словно погонщики скота, машут полицаи своими дубинками, если им кажется, что мы медлим. Пожилой солдат защищается от них, они его бьют, валят на землю, пинают ногами. Один из этих скотов велит двоим пленным «убрать» лежащего; сами они нести его не желают.
Уже не раз на этом грустном пути в русский плен я испыты¬вал стыд за то, что я немец, что любил свою родину и непо¬колебимо верил в фюрера. Но эти сволочи, эти садисты из лагеря в Дембице, наши же бывшие товарищи-солдаты, – эти меня доконали. Потерял я веру, которую хотел сохра¬нить, потерял навсегда!
Санитарные условия в этом лагере описать невозможно, они ужасны. Много больных дизентерией, и все за¬гажено: пол, нары. Может, поэтому русских почти не вид¬но, и мы отданы во власть немецкой лагерной полиции? Все новых умерших солдат оттаскивают к вырытой на краю ла¬геря яме, засыпают хлоркой. Никто мертвых не регистриру¬ет, родственники никогда не узнают, где они лежат.
Война кончилась!
Двери в барак распахиваются, к нам влетает пленный из «Антифа» в черной форме водителя-танкиста: «Всем на по¬строение! Важное сообщение!» Сползаем с нар и идем на лагерный плац. «Какое сегодня число?» – «Вроде бы десятое или один¬надцатое мая», — отвечает Ганди. «Камрады и дорогие товарищи, – начинает один из «Антифа», очевидно, старший, – война окончена. Гросс-адмирал Дениц, возглавлявший после самоубийства Гитлера тысяче¬летний рейх, подписал безо¬говорочную капитуляцию всех немцев!» Остальные слова тонут в радостных криках многих сол¬дат. Ну, конечно, они теперь уже «товарищи»! Но вижу и уд¬рученные лица. А мы с Ганди смотрим и слушаем молча. Меня словно выпотрошили: значит, все было впус¬тую. Русские в Германии, За¬пад и Восток братаются... Теперь пропагандист из «Антифа» читает резолюцию от нашего лагеря «товарищу Сталину и советскому прави¬тельству». С помоста говорят об ис¬куплении вины упорным трудом, о дружбе с рабочим клас¬сом Советского Союза, о признании нашей вины за жестокости, грабежи, изнасилования, за выжжен¬ную землю и многое, многое другое.
Киев
До Киева мы добрались уже в июле. 2000-километровый «марш» не выдержали многие из моих товарищей. Судьба разлучила меня и с моим другом Ганди. Горе от потери друга мне придется пережить в-одиночку!
Соседа по нарам зовут Гельмут, он пробует учить меня русскому языку по газетам. Каждый вечер мы занимаемся, а на работе я пользуюсь любой возможностью заговорить по-русски, пусть хоть спросить, который час. Еще Гельмут посоветовал не под ноги смотреть на ходу, как делают многие (вдруг что-нибудь полезное найдешь), а глядеть по сторонам. Например, на бортах грузовых машин написаны номера – вот тебе и числа для упражнений в счете... У нас хорошие отношения с русски¬ми рабочими. От них перепадает табак с обрывками газеты «Правда». Из нее рус¬ские, не вынимая руку из кармана, где насы¬пана machorka, скручивают свои рapirossi. Табак я меняю в ла¬гере на хлеб и сахар.
С нами работает Лидия, русская женщина, она штукатурит потолки. Лидия часто балует меня: то принесет кусок мыла, то фрукты, вчера – пару носков, а сегодня рубаху. Лидия много рассказывает, нередко знаками, жестами. С каждым днем я понимаю ее все лучше.


Вечер, я лежу на нарах и гляжу в потолок. И вдруг меня зо¬вут – беги в контору, тебе письмо! Я помчал¬ся туда. И правда – там письмо от моего брата!
Не могу сдержать слез, ведь это первая весточка от родных! Схватил письмо, бегу назад в комнату, машу им и кричу: «Письмо пришло, письмо от моего брата, письмо из Германии!» Надо мной посмеиваются, с ума, мол, сошел от радости... Брат пишет:
«Мать в порядке, от отца вести из чешского плена. Я при от¬ступлении под Веной благополучно попал в плен к американцам, а в мае меня уже отпустили...»
Полстраницы написаны мамой, у нее дрожит ру¬ка, и я едва разбираю слова. А брат Фриц пишет о новой жизни в Германии, и мне приходится читать письмо товари¬щам вслух.
Через два дня, когда письмо побывало почти на всех этажах дома-лагеря, меня разбудили ночью. Охранник повел меня к немецкому коменданту. Тот сидит, развалившись в кресле, сосет трубку и долго молчит. Наконец: «Так, значит, ты получил письмо от брата». Я подумал, что он тоже хочет его прочесть, и уже собрался сказать, что пойду принесу. А этот тип вскакивает с места и бьет меня кулаком в лицо.
Утром допрос продолжается – только уже в подвале НКВД. «Ну, говори, в каких частях СС ты был?» – спрашивает капитан Лысенко. «Я не был в СС, я был подсобным при зенитной батарее», – отвечаю я. Невозможно выдержать слепящий свет в лицо, я прикрываю глаза рукой. И тут же меня валит на пол удар. Лысенко ругается и бьет меня в грудь так, что я сгибаюсь вдвое. Кто-то пинает меня ногами. Чувствую кровь на лице, она капает на пол. Охранник ведет меня в карцер. Боль и сон смаривают меня. Сколько спал – не знаю. Меня опять поднимают, ведут по лестнице, опять бьют, опять прожектор. Я уже потерял всему счет. Я кричу и не знаю, мои ли крики слышу или других пленных. Силы оставляют меня, и наступает глубокая ночь.
...Я пробую открыть глаза, острая боль пробегает через все ли¬цо. Наконец это мне удается. Светлая комната, я лежу в чис¬той постели, на мне белая рубаха. Это уже на небе? Правой рукой щу¬паю лицо. Левая сторона забинтована, плечо тоже, рука в бандаже. Открывается дверь, входит лагерный врач – доктор Златкис, с ней пленный санитар, и оба глядят на меня недоверчиво. Подняться я не могу, все тело ужасно болит. Но я слышу, как доктор Златкис говорит со мной: «Ты долго, долго спать, тебе очень повезло. Ты падать с высокий дом, ты счастливый, мы делать все gut. Санитар Ганс тебе по¬могать, и ты опять здоров!» Хочу о многом спросить Ганса и не могу, рот не откры-вается. Я все помню.
Ганс сказал, что у меня было сотрясение мозга. Говорить я не могу. Только через несколько дней произношу наконец первые слова членораздельно. С каждым днем это удается лучше, иногда уже по два или три слова подряд.
Хрущев
Когда меня выписывают из лазарета, уже зима. Сегодня я в первый раз вышел на работу со своей бригадой, которая ставит фонарные столбы на Крещатике. Това¬рищи меня почему-то сторонятся. Никто даже не спросит, где я был все это время, и делать ничего не дают. Но вот старший это заметил и напустился на меня – чего, мол, без дела стоишь? Работа сразу находится, и пожилой солдат, который все¬гда ко мне хорошо относился, объясняет: они боялись, что НКВД завербовал меня в доносчики. Я клянусь ему, что с НКВД никаких дел не имею. Кому-то в нашей бригаде достался от прохожего кулек с сухарями, он и мне дал немного. Так что лед сломан, я снова свой в бригаде.
А сегодня у нас было необычное происшествие. Только мы поставили очередной столб, как возле нас остановился ши¬карный лимузин, черная «Чайка». И кто из нее вышел? Никита Хрущев, генеральный секре¬тарь Компартии Украины, фактически самый главный здесь. И обращается к нам: «Как delа? Wso charascho?» Наш бригадир прямо остолбенел, а часовой стал докла¬дывать «товарищу Никите». Его охрана раздала нам махор¬ку. А Хрущев опять: «Работаете хоро¬шо? Кушать хорошо? Скоро будете – domoj» А мы киваем, благодарим его: «Spassibo, bolschoj spassibo!» Никита с сопровождающими садится в машину и – по¬ехали! Когда собравшаяся вокруг толпа понемногу расходит¬ся, часовой велит убирать инструмент, он совершенно сбит с толку: «На сегодня хватит!» О нашем происшествии момен¬тально становится известно всему лагерю, к вечеру многие уже уверены, что вот-вот нас отправят домой. Ведь сам Хру¬щев сказал!
Алеша
Вот уже несколько дней, как я работаю на аптечном складе, развожу лекарства на конной повозке по всему городу. «Караулит» меня и правит лошадью старый еврей Алеша, он веселый малый. «Здравствуй, мой до¬рогой, – приветствует он с козел друзей и знакомых, – ты сюда погляди – я еду с Гитлером!».
Однажды среди ночи я просыпаюсь, у меня жар. Но идти к врачу не хочу – такую работу потом не получишь. Алеша сразу заметил, что со мной не все в порядке. Повел меня в контору, добыл термометр. Оказалось – 39 градусов. Старик отвел меня на склад, уложил на мешки с ватой, принес воды и таблетки и куда-то убежал. Еврей, а заботится о не-мецком военнопленном, как отец родной...
Он вернулся через полчаса, с ним babuschka. Потрогала она мой лоб, подер¬жала за руку, кажется, считала пульс, и ушла. Алеша остался со мной, стал расска¬зывать: когда немцы заняли Киев, он отправил жену с тремя детьми в деревню к родственникам. И с тех пор ничего о них не знает. А сам он прятался от немцев, поэтому не попал в концлагерь и выжил.
Вернулась бабушка, принесла мне настойку. Стал пить — страшная гадость! Но часа через три лихорадка моя вдруг прошла. Пока я спал, Алеша работал без меня. Хочу его отблагодарить, но у меня ничего нет. И я решаюсь обнять Алешу. Он не оттал¬кивает меня. Отвечает: «Ты немец, но хороший мальчик».


Завтра сочельник. И ужасные мысли о безнадежности – уже второе Рождество я в плену. Прошел слух, что русские набирают добровольцев для работы в угольных шахтах.
Говорят, кто пойдет в забой, то¬го домой отпустят уже через год. Я тоже записываюсь. Поеду на шахту, хоть отец и говорил всегда, чтобы мы с братом никогда не лезли под землю. Что ж, буду горняком в четвертом поколении: забойщи¬ком был еще прадед; дед и отец работали штейгерами.
Поездом, а затем в грузовиках добровольцев переправляют в Макеевку. Здесь лагерь устроен в бывшей казарме – камен¬ные постройки, длинные коридоры с множеством комнат. В каждой живут двенадцать человек, в ней двух¬этажные железные кровати. Для каждого – отдельная! А еще соломен¬ный матрац на двух досках, две простыни и шерстяное одея¬ло. Я рад, что вызвался ехать сюда. Старший нашего вагона Макс Шик из Дюссельдорфа берет меня к себе в комнату. Мне теперь восемнадцать, а Макс намного старше, ему лет сорок или даже пятьдесят. Благодарю Бога, что попал в его руки, есть еще взрослые, которых можно уважать. Макс – пер¬вый такой за долгое время.
Расположились, и сразу на обед. Каждый при¬бывший получает новую миску и алюминиевую ложку. А вот вкусный перловый суп с ово¬щами и мясом, порция гречневой каши и 200 граммов хлеба. На раздаче никакой давки. Немецкий комендант лагеря приветствовал нас короткой ре¬чью. Он тоже Макс, Макс Зоукоп из Баварии, бывший лет-чик. Симпатичный человек, полная противоположность той сволочи в Киеве.
Первая смена
Подъем в пять утра. В умывальной комнате деловая толкот¬ня. Нам, новичкам, раздают тонкие белые полотенца. Воду надо экономить, мыла нет. В раздевалке получаем рабочую спецодежду, резиновые башмаки-чуни, похожие на лодки, и портянки. Чтобы чуни не спадали, по бокам делают дырки, продевают в них кусок детонационного шнура и привязывают к ноге. Мне вы¬дали кайлу с двумя сменными остриями и здоровенную ло-пату – грести уголь. Со всем этим хозяйством поспешаю за остальными. Без конца спотыкаюсь, каска слетает у меня с головы, лопата валится из рук, а тяжеленная лампа бьет по ногам.
Бригадир расставляет нас по лаве, каждому выделяет «пай». Дает задание: рубить из пласта уголь на глубину два метра и грузить его на конвейер. Ловко показывает, как именно это делается, и куда-то исчезает. Первым делом вешаю лампу на стойку. Лопату кладу в сторону, ведь сначала надо нарубить угля. А конвейер уже трясется и грохочет, напоминая, что мне пора начинать. Получаться стало не сразу, но часа через два я уже вру¬бился в пласт на нужную глубину и погрузил уголь на конвейер. Товарищ рядом со мной тоже управился. Я совершенно выдохся, но горжусь, что в первый же день выполнил норму.
Откуда ни возьмись – налетел наш бригадир; бранится, орет на нас – идиоты, самоубийцы! Мы не поймем, что случилось. А тот ругается вовсю, еще и рус¬скими известными словами. Кричит, скорее стойки и доски сюда – крепить кровлю, из-под которой мы добыли и выгребли уголь. После бригадир выгнал нас из лавы на штрек. И там объяснил, что мы натворили: кровля могла обрушиться и всех нас там похоронить. А откуда нам было знать? Впечатляющий урок мы получили: первая смена в шахте могла стать и последней.
Кстати сказать, обещание свое наши наниматели не выполнили: домой мы попадем еще не скоро...
«Фрейлейн» Витька
Еще до то¬го, как нас привезли в Макеевку, в здешнем лагере была группа са-модеятельности. Комендант Макс Зоукоп начал подбирать художественную бригаду. Но вот беда: в пьесах есть женские роли, а где нам взять исполнительниц?
В школе я всегда пел в хоре. К тому же у меня чистое лицо, бриться приходится всего раз в месяц. Решено, буду играть дам! И вот еще что важно: всем «артистам» разрешили не стричь¬ся наголо!
Сегодня выступаем в первый раз. Наш парикма¬хер смастерил из моих коротких волос завитушки. Художник сцены покрасил мне ноги коричневой краской, а черной провел еще сверху донизу швы, будто я в чулках. Теперь должно получиться!
Оркестр играл отлично, в зале радостный шум и аплодис¬менты. Офицеры с женами сидят в первом ряду и тоже ап¬лодируют. Только политрук не доволен. «Мало вам неприятностей в шахте, где ¬пленные работают вместе с украинскими женщинами, – ворчит он, – так вы еще наряжаете мужчин в женские одежды, подрываете дисциплину!» Вскоре грим с ме¬ня снимают, и я опять становлюсь самим собой – двадца¬тилетним парнем.
Мариуполь
С тех пор, как мы находимся в «нормальном» лагере, свои 600 граммов хлеба получаем каждый день. И без всяких очередей, в которых приходится стоять местным жителям. Жизнь налаживается, но все наши мечты – о возвращении в Германию.
Уже март. Мы с Максом празднуем мое двадцатилетие вдво¬ем. Что ни день, то новые слухи: кто-то уверяет, что Сталин распорядился отправить всех пленных домой до 31 декабря 1948 года. А то вдруг всем, кто родился или жил в Берлине, велят зарегистрироваться. Им выдают новое обмундирование, и они строем покидают лагерь. Вернувшись из плена, я узнал, что берлинцы действительно поехали домой. Это Ульбрихт уговорил Сталина отпустить их.
В конце августа по лагерю разносится долгожданнная новость: пора готовиться к отправке на Родину! Полит¬рук на инструктаже хвалит нас за хорошую работу, за дисциплину в лагере; объясняет, что везти нас через Польшу всех разом опасно: там на железной дороге бывают нападения вооруженных банд. Поэтому решено отправлять нас группами по 100-150 человек на судах из портов Черного или Азовского моря. Так мы попали в Мариуполь. «На несколько дней, пока не будет укомплектован корабль». Никто из нас даже предположить на мог, что ожидание растянется на целый год.


Девять человек, меня в том числе, назначили работать при управлении лагеря. Я уже могу читать и писать по-русски, и Natschalnik берет меня в «от¬дел труда и нормирования».
Чем я только ни занимался за эти че¬тыре года! Рисовал плакаты, обивал кирпичи, был каменщи¬ком и штукатуром, строил дорогу, монтировал фонарные столбы, чистил уборные, работал на шахте забойщиком и подручным слесаря, играл женские роли на сцене – и вот те¬перь я «нарядчик». Моя новая обязанность – распределять людей по цехам и разным работам.
Хозяйство у нас большое: военнопленные трудятся на Мариупольском металлургического заводе им. Ильича. Цеха работают днем и ночью. Я разрываюсь между конторой и заводом: надо привести в порядок запущенную документацию и всегда знать, что происходит в цехах. А еще мне выдают пропуск, чтобы я мог передвигаться по территории.
Нина
Этот ноябрьский день я не забуду никогда. Я искал начальника электриков. На улице холодно, я замерз и забежал на заводскую электростанцию. Начальника нашел в энергодиспетчерской – в комнате, где две молодые женщины записывают показатели со щита в какие-то формуляры. Меня усадили за стол, да¬ли чашку крепкого чая. Михаил Михайлович диктует мне, кто из рабочих ему нужен. Пока я записываю, начальник беседует с женщинами, и я слы¬шу, что их зовут Нина и Нелли. У Нины темные волосы с мед¬ным отливом, очень красивое лицо и ясные голубые глаза. Ничего, что я на нее так часто смотрю? Со мной что-то про¬исходит, я ощущаю какую-то никогда не испытанную преж¬де симпатию к ней. Снова и снова стараюсь поймать ее взгляд, когда она отворачивается от пульта...
Целый день не вы¬ходит она у меня из головы, я уже размышляю, как мне по¬пасть сюда еще раз, чтобы не бросалось в глаза, что это толь¬ко из-за Нины. Это любовь меня поразила, что ли?
К счастью, предлог зайти на электростанцию у меня вскоре появляется. Подхожу к двери, сердце коло¬тится так, что вот-вот выскочит. Господи Боже, сделай так, чтобы Нина была здесь и чтобы она заметила мои чувства! Стучу в дверь, никто не отвечает. Открываю дверь и вхожу, Нина и Нелли там! От растерянности и возбуждения едва бормочу оправдания. Девушки усаживают меня пить чай. Нина расспрашивает про меня и про лагерь: сколько мне лет, когда попал в плен, знаю ли, что с семьей. Я охотно рассказываю, она с интересом слушает.
Но пора и честь знать. Нина пошла провожать меня к двери. И тихо сказала: «Do poslezawtra!» Послезавтра! Неужели она заметила, как я на нее смот¬рел, как ловил каждое ее слово?! Это замеча¬тельно, я хочу обнять каждого, кричать на весь мир: «Нина, я тебя люблю!»
Я хорошо понимаю, что нам нельзя бросаться в гла¬за: это опасно и для Нины, и для меня. Мы договариваемся о «сигналах». Например, уронить ка¬мень, подходя к двери, так чтобы Нина могла услышать. И если «воздух чист», Нина мне откроет, а если дверь останется закрытой, значит, они с Нелли не одни. Еще Нина показывает большой желез-ный шкаф. Туда можно спрятать полушубок, а то и спрятать¬ся самому, если неожиданно придет кто-то посторонний. Не могу описать свои чувства, я просто счастлив, очень счастлив, ужасно счастлив!
Новый 1949 год
Новогодняя ночь – особенная! Ноч¬ная смена собирается отметить праздник. В литейном цеху изготовили что-то вроде колокола, русский крановщик помог подвесить его перед механическим цехом. Если по этой штуке ударить кузнечным молотом, слышен глухова-тый, но сильный звук. И в полночь раздался праздничный звон. Русские рабочие тоже выходили из цеха посмо¬треть и послушать. Показался и покачал головой даже на¬чальник литейного цеха.
А я пошагал на электростанцию. Не всегда можно понять, как у Нины меняются смены, но я очень надеюсь – а вдруг имен¬но сегодня, в новогоднюю ночь, я смогу быть вместе с ней! Я подошел к двери, достал камень, уронил и подвигал его ногой во все стороны, чтобы было громче... И дверь распахнулась! Нина в шубе и меховой шапке бросилась ко мне, обнимает меня и нежно целует. И тут же подхватыва¬ет под руку и тянет в сторону. «У меня есть время!» — шеп¬чет Нина, и мы чуть не бегом спешим к заводской амбула-тории. Там работает Нинина подруга Александра, она врач. У нее можно остаться на ночь, и никто не поме¬шает.
От волнения я даже не сумел помочь Нине раздеться; не просто от волнения, конечно, а потому что это в первый раз. А Нина помогает мне скорее сбросить с себя одежду и пер-вая ныряет под одеяло; я туда же к ней, моей Нине. Прижи¬маюсь к ней всем телом, целую ее в губы, в глаза, но что де¬лать дальше? Нина все понимает и осторожно берет дело в свои руки. Я счастлив и благодарю Бога за такой чудесный дар любви, за такую на¬граду после всех перенесенных мучений. Это же просто чу¬до – первая любовь, да еще в плену!
В лагере
У нас ощущает¬ся запах кофе! Неужели повар устроил сюрприз в честь Нового года? Все верно, это настоящий кофе, и каждый получает еще по куску сладкого пирога. Никто не понимает, как это воз¬можно. Но Макс Шик знает ответ: повар несколько недель копил запас муки и сахара, а каж¬дый из нас недополучал по десять граммов. Когда про¬дукты привозят на такую компанию (нас ведь в лагере две с лишним тысячи человек), этого никто не замечает.
...Наконец я остаюсь с Максом один и просто не могу удер¬жать события прошедшей ночи в себе. Не подробности, ко¬нечно, а про то, как Нина ждала меня на электростанции. Макс ничего не спрашивает, он только обнимает меня и просит не рисковать собой и Ниной. Потому что, если про женщину узнают, что у нее с пленным недозволенные отношения, ее стригут наголо и отправляют в штрафной лагерь, откуда она не выйдет много лет. Так что лучше три раза по¬думать, чем один – дать себя застукать.


Трудно поверить, но в лагере – богослужение! Это первый раз в плену. Наш зрительный зал полон. Несмотря на все пере¬несенное, многие солдаты не по¬теряли веру в Бога.
Я помню, как на страшном пешем мар¬ше до Ченстоховой не раз усомнился в Господе Боге: как он мог допустить такую бесчеловечность? И вот я жив, влюблен, счастлив... Я благодарю Бога за все его дары. И уже сейчас страшусь того дня, когда нас освободят из плена, отправят в Германию, и я должен буду расстаться с Ниной.
11 марта 1949 года: я – совершеннолетний!
Всю неделю было очень много работы и я не смог увидеться с Ниной. А сегодня Макс принес мне с завода письмо с фотографией от нее: «Мой любимый, скоро твой день рождения, и я тебя поздравляю. Благословляю тот день, в который ты родился. И лучше дня в истории не бы¬ло, и природа никогда ничего не сделала разумнее. Хочу пожелать тебе: любить меня,почаще встречаться со мной, чтобы я любила тебя, и т. д. Я всерьез хочу, чтобы не касались тебя никакие беды. Я сделаю все, что зависит от меня, чтобы ты, мой хороший, был счастлив. И дарю тебе все, что у меня есть, – свое тело и свою душу. От тебя прошу одного – думай почаще о своем здо¬ровье и больше люби себя».
В этом письме нет обращения по имени и подписи тоже нет. Из осторожности оно написано чужой рукой. Фотографию Нины и это единственное письмо от нее мне удалось проне¬сти через все проверки. Я долго искал место, где бы можно было прятать фотографию и письмо, пока мне вдруг не при¬шло в голову – приклеить к карманному зеркальцу с задней стороны! Фотографию, правда, пришлось немного подрезать с краю, а листок сложить вчетверо, но с помощью кусочка картона и изоляционной ленты все получилось. И уж как там ни будет дальше, а по своей воле я с этим моим сокровищем не расстанусь!

Из письма брату:
15 мая 1949 г., Советский Союз
«Пусть дойдет к вам поскорей этот воскресный привет. Я только что вернулся с футбольного поля. У нас были гости из соседнего лагеря. К сожалению, наша команда проиграла 0:2. Тысяча приветов, целую вас. Ваш Вилли».
Сегодня был уже тре¬тий футбольный матч, и каждый, кто хотел, мог идти смот¬реть. Футбольная площадка в нескольких минутах ходьбы от лагеря, сопровождение – всего несколько солдат. Во вре¬мя игры часовых почти не было видно; может быть, среди зрителей, в гражданском? Хорошая была игра, без грубостей, и местный русский судья умело держал обе команды в рам¬ках. Футболисты из другого лагеря пошли после игры к нам, вымылись в душе, походили по территории. Многое их удивило. И то, что у многих наших – приче¬ски, а уж про мои рыжие кудри сколько было сказано. А как они были удивлены нашим театром! И большая столовая, и зрительный зал, и наш «зоопарк», живой уголок, – все это казалось им чудом. Даже столярная и механическая ма¬стерские, не говоря об ужине, которым их накормили. А был-то всего-навсего обыкновенный перловый суп. Гово¬рили, что у них в лагере постоянно одно и то же: капуста во всех видах.
День рождения Владимира Степановича
10 авгу¬ста у начальника лагеря Владимира Степановича юбилей, и лагерь, то есть мы все, подарит ему автомо¬биль! Что за «тележка» это будет? Максу известны все подробности, потому что он ко¬вал у себя на работе в кузнице детали для этой машины.
За забором лагеря свал¬ка металлолома: пришедшие в негодность, ра¬зобранные машины и другое железо. В этой куче наши умельцы отбирали разные детали, а потом из них мастерили легковой автомо¬биль. Самые большие трудности были с покраской частей кузова – ведь настоящий лимузин должен блестеть! Но и с этим справились, помог кто-то из русских офицеров. Осталось только отполировать его, а в ос¬тальном – машина уже на ходу. Эрвин Шипански, лагерный мастер на все руки, уже опробовал ее. Все это пока что держится в тайне, чтобы потом получился сюрприз.
Если правда, что в октябре мы по¬едем домой, будет действительно прекрасный прощальный подарок человеку, который сумел превратить лагерь в оазис человечности, сумел руководить им, быть нашим покрови¬телем в нелегкой жизни за колючей проволокой. Если срав¬нить с другими лагерями, сразу понятно, как много сделал для нас Владимир Степанович: лучшее, чем в других лагерях, пита¬ние, места общего пользования и санитария; зимняя одеж¬да для всех; репродукторы с музыкой и объявлениями в каж¬дой комнате; распределение по цехам по усмотрению бригадиров из пленных и благодаря этому – благо¬получное положение лагеря с финансами; оборудование ла¬зарета, выходные дни на тяжелых работах, почта от нас в Германию и к нам из дому...
...Сколько раз уже я ломал себе голову над тем, существует ли возможность не расставаться с Ниной, быть с ней вместе до конца наших дней. Остаться здесь после пле-на – или, может быть, увезти Нину с собой? Наивно все это, вот что... Ведь без разрешения властей она не может по¬ехать даже в другой город. Если бы хоть какая-ни-будь возможность для Нины поехать вслед за мной, когда меня отпустят из плена, – вот это было бы самое лучшее!
Говорит со мной сегодня Нина только об одном; она хочет ребенка. И не желает понять, что я не хочу оставить ее с ре¬бенком одну, оставить ребенка без отца. Объяснить ей это не удается, никакие доводы не действуют. «Хочу от тебя ре¬бенка, Витюша, вот и всё! Я и так давно знаю, что, если узнают про нашу любовь и встречи, зашлют нас в лаге¬ря в Сибирь, и никогда мы больше не увидимся. Я сначала тоже строила себе иллюзии, а теперь вижу, как оно есть на самом деле. А тебя я очень люблю и хочу держать на руках дитя от тебя!» И так час за часом, почти до полуночи. Наверное, сего¬дня я сдался.


Начальнику лагеря Владимиру Степановичу – 60 лет. Мы по¬весили объявление на красной доске и сообщили по лагер¬ному радио: всех, кто не на заводе, приглашают прийти на празднование.
Ночью Эрвин выкатил главный подарок на плац, его помощники живо сколотили укры-тие, чтобы не было видно, что за сюрприз там прячется. Плац полон. Комендант Макс Зоукоп отправился за нашим отцом-командиром, привел его, усадил в кресло на трибуне и сразу стал чи¬тать поздравление. А затем взорам собравших¬ся предстал отполированный до блеска легковой автомо¬биль, замечательное изделие в единственном экземпляре! Владимир Степанович так удивлен и растроган, что по его щеке сбегает слеза. Плац вовсю аплодирует и орет в тысячу глоток немецкое привет¬ствие юбиляру: «Многая лета, многая лета, трижды ему – ура!» Зоукоп ведет именинника к машине, Эрвин садится за руль, машина трогается с места и делает круг почета. Аплодисменты не умолкают... Потом Эрвин выезжает за лагерные ворота и ведет ма¬шину к дому Владимира Степановича. Офицеры вокруг нас оживленно обсуждают такое необычное и самостоятель¬ное «мероприятие» военнопленных. Что ж, мы здорово удивили начальника лагеря, он, что называется, потерял дар речи, только повторял: «Спасибо! Большое спасибо!»
Но мнения наших бывших солдат о подарке разделились. Одни обрадовались, потому что от души благодарны Влади¬миру Степановичу. Другие против любого подарка на-чальнику и преодолеть свою ненависть ко всему русскому уже не могут. Да, в плену мы хлебнули сначала немало ужа¬сов. В том числе, жестокость и ненависть русских ко всем нам, немецким солдатам, за разрушенные дома, за погиб¬шие семьи. Можно ли упрекнуть их за это? Но сегодня было положено начало другому: перестать не¬навидеть друг друга; стать снова людьми; об¬рести надежду, что войны никогда больше не будет.
Расставание навсегда
Полтора месяца мы готовили вагоны к отправке в Германию. Сначала им нужна была капитальная уборка – хотя бы дерьмо выскрести. Потом добывали доски, сколачивали нары, прочищали клозеты. Народ вышел, как на субботник, – домой всем поскорее хочется! Спросили «охранников», не хотят ли и они потру¬диться на общее благо. В ответ – такие любезности, каких раньше от этой публики слышать не приходилось. Макс знает от коменданта, что наш отъезд назначен на де¬сятое или двенадцатое сентября, нас отправляют партиями. Я до последнего дня не уверен, попаду ли в список тех, кто едет домой.
На заводе появились новые рабочие. Одна сверлильщица стала расспрашивать про лагерь: про условия там, сколько дают хлеба, какой суп. А про себя рассказала, что живет в лагере, там сотни жен¬щин, большинство вернулись с принудительных работ из Германии, и вот теперь опять... «А ты, – говорит, – пер¬вый пленный, с которым я здесь разговариваю, нам не раз¬решают».
Лагерь похож на растревоженный улей. Все торопятся, на плацу беготня, вещевой склад работает полным ходом – вы¬дают новое обмундирование. А старым барахлом тут же на-бивают автофургон, на котором в лагерь привозят хлеб. Приехал фургон со сладостями, печеньем, конфетами, шоколадом и с вином. Представляете себе, вино! Ну и раз¬ные прохладительные напитки, и хлебный квас, он немно¬го похож на пиво.
Последнее время нам выдавали получку, так что деньги у всех были. Некоторым вино не пошло впрок, их пришлось уводить и укладывать спать. Офицеры на это, можно сказать, не обращали внимания, буфет не за¬крыли, и он торговал, что называется, до последней бутыл¬ки. Хорошие проводы перед отъездом!
Но я не могу уехать, не попрощавшись с Ниной! Стоп, а су¬мею ли я найти ее домик от лагеря? От завода – еще нашел бы, но от¬сюда, да в темноте... Я двинулся вдоль рельс по направлению к заводу – он-то ярко освещен. Шел долго. Когда показалась первая улица, свернул в нее. Прошел еще немного, и – вот здорово! – опять железнодо¬рожный путь. Чувствую, что это та самая ветка, вдоль кото¬рой мы с Ниной пробирались от заводских ворот к ней до¬мой. Пошел вдоль нее и увидел издали ее домишко, его ни с каким другим не спутаешь. Стучу в дверь, колочу сильнее, и вот дверь приоткрыва¬ется, за ней – Нина! Увидела в щель, что это я, едва не за¬кричала: «Что случилось, мой любимый, почему ты но¬чью?» «Объясню потом, а сейчас одевайся скорей и пошли! – шепчу я. – Это мои последние часы в плену, я еду домой. Идем скорей, до рассвета можем пробыть вместе!»
Уж не знаю, сразу ли она поняла. Но мы уже шагаем к запасным путям, где стоит наш состав. Обратная дорога проще и быстрее, Нина здесь луч¬ше меня разбирается. Только теперь до меня дошло, как я опять рисковал: любой бы понял по моему мундиру, что я – пленный немец. Ладно, пронесло! И вот я уже устраиваю возле вагона, со стороны кукурузного поля, уютное «гнездо» из стеблей кукурузы, а укрыться мож¬но моим мундиром и Нининым пальто. Да и не важно все это, главное – мы проведем эти часы вместе!
Тихая ночь, с Азовского моря веет теплый ветерок. Я рассказываю Нине, как получилось, что меня внесли в список уезжающих. И как я отсюда добирался к ней, чтобы попрощаться... А Нина пла¬чет. От радости, что свиделись, от волнения? Или от груст¬ной неизбежности прощания?
Нежные слова сквозь слезы, последние объятия, и наступа¬ющий рассвет возвращает нас к суровой действительности. На путях, по ту сторону поезда, уже появляются люди. Еще один, теперь уже самый последний, поцелуй, – и я забира¬юсь в вагон, задвигаю за собой дверь. Состав трогается, и бурное ликование едущих доносится из всех вагонов. А Нина бежит вдоль кукурузного поля за поездом, я машу ей рукой, пока вижу ее. Прощание навсегда...
************************************************************************************************************************
Последний раз редактировалось Tessi 19 мар 2015, 02:47, всего редактировалось 3 раз(а).

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №2

Сообщение Vittel » 19 мар 2015, 01:51

Спасибо, интересно было почитать
Про "мой дедушка тоже воевал" уже пересказала всем, кто находился рядом :hihi:
У всех есть внутренний ребёнок
А у меня в самом нутре
Жил с детства средних лет мужчина
Усталый сгорбленный алкаш


Со мной на ты

Vittel
 

Сообщение №3

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 02:00

У меня какой-то глюк: не вижу ни фотографий, ни выделенных жирным шрифтом заголовков. Это только я вижу, или у вас та же проблема?
Написала модератору.

Добавлено спустя 52 секунды:
Vittel писал(а) on 19 мар 2015, 01:51:Про "мой дедушка тоже воевал" уже пересказала всем, кто находился рядом

Да, трагическое и смешное в жизни рядом... ))

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №4

Сообщение Vittel » 19 мар 2015, 02:04

Tessi писал(а) on 19 мар 2015, 02:03:У меня какой-то глюк: не вижу ни фотографий, ни выделенных жирным шрифтом заголовков. Это только я вижу, или у вас та же проблема?

у меня то же самое, не отражает
У всех есть внутренний ребёнок
А у меня в самом нутре
Жил с детства средних лет мужчина
Усталый сгорбленный алкаш


Со мной на ты

Vittel
 

Сообщение №5

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 02:27

Vittel писал(а) on 19 мар 2015, 02:04:у меня то же самое, не отражает

Cтранно.

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №6

Сообщение Vittel » 19 мар 2015, 02:29

а, во, там где фото - надо убрать тэги URL
У всех есть внутренний ребёнок
А у меня в самом нутре
Жил с детства средних лет мужчина
Усталый сгорбленный алкаш


Со мной на ты

Vittel
 

Сообщение №7

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 02:32

Vittel писал(а) on 19 мар 2015, 02:29:а, во, там где фото - надо убрать тэги URL

Фотографии с теми же тегами было видно почти до самого конца...
Я пыталась уже сделать правку, тогда сайт вообще зависает. Но попробую еще раз.

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №8

Сообщение Vittel » 19 мар 2015, 02:34

Изображение
попробовала без url
У всех есть внутренний ребёнок
А у меня в самом нутре
Жил с детства средних лет мужчина
Усталый сгорбленный алкаш


Со мной на ты

Vittel
 

Сообщение №9

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 02:38

Отрывок из передачи "Жди меня" о встрече Вилли Биркемайера и Нины Тарасенко.
Изображение

http://poisk.vid.ru/?p=12#
(выберите на странице по ссылке историю под названием "НОЧЬ В КУКУРУЗЕ"
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Ночь в кукурузе

Изображение

Эта история началась в 1948-ом: немецкий солдат, военнопленный, полюбил украинскую девушку, и она ответила ему взаимностью. А потом они расстались – больше чем на полвека.
Вилли Биркемайер попал в советский плен за несколько месяцев до окончания войны. Русский солдат вывел из колонны военнопленных немецкого летчика, на кожаной куртке которого он заметил рыцарский крест, и на глазах у остальных расстрелял из автомата. В тот момент Вилли решил, что его недолгая жизнь закончилась. Но 16-летнему парню не дано было предугадать, что именно в плену он встретит свою единственную любовь, девушку по имени Нина. Недаром друзья называли его счастливчиком!
Вилли повезло трижды: его не убили на фронте; он попал в плен на Украине, избежав испытания сибирскими морозами; родители наградили его крепким телосложением, так что работа в шахте оказалась ему под силу. Война близилась к концу, а он, чумазый, как заправский горняк, вместе с украинцами и русскими добывал уголь, считая дни до возвращения домой. Потом Вилли перевели в Мариуполь, в лагерь №7280. «К тому времени я уже говорил по-русски и даже мог писать и читать, – вспоминает он. – Мне дали работу в конторе. У меня был пропуск, я мог выходить за пределы лагеря, и вот однажды на электростанции, в помещении, полном каких-то лампочек и приборов, я увидел двух девушек. Одна из них так мне понравилась, что я не мог оторвать от нее взгляда. Ее звали Нина. Я был военнопленным, а она – советской женщиной, комсомолкой. «Это невозможно!» – сказал я себе… Но через час под пустячным предлогом снова зашел к ней. Видимо, она тоже что-то почувствовала. Потому что она проводила меня до двери и сказала: «До послезавтра». И я возликовал! Но таким же острым было и разочарование: целых два дня ждать! Как их пережить?!»
Часы тянулись бесконечно. Вилли понимал, насколько опасно для обоих это «приключение». Но не пойти не смог. Нина открыла дверь, обняла его... 64 года спустя Вилли помнит их первое свидание. Влюбленные встречались почти 10 месяцев – всегда урывками, тайком. Вилли поджидал Нину даже в трансформаторной будке. «По полтора часа стоял, боясь шевельнуться, – рассказывает он. – Или током убьет, или кто-нибудь увидит». Они не говорили о женитьбе, им бы никто не позволил этого сделать. Они просто любили друг друга.
Изображение
Близкая подруга Нины утверждает, что они были очень красивой парой: она – маленькая хрупкая брюнетка, он – высокий голубоглазый блондин. И вот вам пример настоящей женской дружбы: девушки знали, к кому Нина бегает на свидания, но не выдали ее!
Приказ о возвращении военнопленных на Родину пришел в сентябре 1949 года. Лагерный врач составила список тех, кто едет первым эшелоном, фамилия Биркемайер стояла чуть ли не первой. Вилли был в отчаянии: он так мечтал вернуться домой, но как жить без Нины?! Ночью он сбежал со станции, пробрался к дому возлюбленной, постучал в ее окно. Она сразу все поняла и не стала задавать лишних вопросов. Только накинула платок и шагнула с ним в темноту.
Вагоны, вагоны – длиннющий состав на путях. С одной стороны платформа, охранники, с другой – кукурузное поле. Там и провели свою последнюю ночь немецкий паренек Вилли и украинская девушка Нина. Незадолго до рассвета Вилли осторожно забрался в вагон. Вскоре состав тронулся. «Нина шла по кукурузному полю. Это было последнее, что я видел и запомнил», – говорит Вилли.
В январе в Германию чудом пришла весточка от Нины. «Мое желание исполнилось, – писала она. – Если я не могу сохранить тебя, то хочу сохранить маленький кусочек тебя – маленького Виллюшку или маленькую Ниночку». Последние строчки Вилли разобрал с трудом – мешали слезы. Это было единственное письмо от Нины, послания Вилли оставались без ответа. Но он не успокаивался. В 1975 году Вилли приехал в Россию. Он давал очень много интервью и в каждом упоминал о Нине Тарасенко, ездил по тому адресу, где она когда-то жила... Но никого не нашел. Наконец, использовав все другие возможности, Вилли Биркемайер написал в передачу «Жди меня». И ему снова, как когда-то в молодости, отчаянно повезло – Нина нашлась!
«Когда Вилли получил приказ возвращаться в Германию, я уже знала, что беременна, – рассказывает Нина Ильинична. – Поэтому мне было очень тяжело с ним расставаться». Долгие годы она молчала о своей любви и только после звонка из программы рассказала всю правду дочери Татьяне и внукам.
Оставшись одна, Нина словно надломилась: не могла спать, есть, все время плакала. Роды были преждевременными, трудными. Нина ослабела так, что не смогла работать. В 1949 году ей пришлось уволиться с завода и уехать из Мариуполя к родным. Через некоторое время она вышла замуж и всю жизнь была благодарна своему мужу, который помог ей выстоять и вырастить дочь. Но любила она всегда только одного человека – Вилли.
Нина и Вилли встретились в Москве на съемках передачи «Жди меня». Вилли Биркемайера сопровождал его сын, который по русскому обычаю троекратно обнял и поцеловал любимую женщину своего отца. Дочь Нины Ильиничны, Татьяна, осталась дома, чтобы подготовиться к встрече гостей. С бабушкой приехал 19-летний внук Саша, такой же рослый вихрастый мальчишка, как и немецкий солдат Биркемайер шесть десятков лет назад. Когда Нина и Вилли обнялись, годы как будто отступили, а любовь вернулась. Да она, судя по тому, как эти двое смотрели друг на друга, и не уходила никогда!

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Ангелы-хранители для «рыжего из Вестфалии»

История любви Вилли Биркемайера и Нины Тарасенко не оставила наших читателей равнодушными. Что было потом, после их встречи в Москве? Этот вопрос я задала Вилли, и он недолго думая пригласил меня в гости.

На встречу с Вилли Биркемайером я собиралась, как Красная Шапочка: напекла пирожков, прихватила с собой походную фляжку. Дело в том, что три дня назад, 11 марта, ему исполнился 81 год – негоже ехать на день рождения с пустыми руками.
Мы увиделись в первый раз – до этого только телефонные разговоры да книга «Оазис человечности №7280/1», которую Вилли прислал мне после публикации его истории в нашем журнале. В книге он рассказал о том, как будучи 16-летним мальчишкой попал в плен, как выживал и взрослел, как встретил там свою первую любовь.
Чувство, которое я испытывала в первые минуты нашей встречи, невозможно передать словами: мне казалось, что я знаю этого человека всю жизнь. Всю ЕГО жизнь! Тем более что глаза Вилли, удивительно молодые, то и дело «возвращали» меня к тому «рыжему из Вестфалии», о котором я совсем недавно читала. «Будем считать, что мне «18 наоборот», – смеется Вилли.
Он уже давно не рыжий и далеко не мальчишка, но остался удивительно открытым и доступным. Вилли из скромности умалчивает, что состоял в переписке с писателем Солженицыным, женой президента России Людмилой Путиной, которых мемуары военнопленного Биркемайера подкупили своей честностью, – и с таким же удовольствием он отвечает на письма простых читателей. Вилли встречается с министрами, послами, режиссерами, банкирами – и с той же готовностью жертвует своим временем и здоровьем, читая (бескорыстно!) главы из книги в немецких школах, церковных приходах – везде, где люди хотят знать правду о войне. Но об этом попозже. Сначала, конечно, о встрече, которую Вилли ждал 52 года.

«Я искал Нину всю жизнь, – рассказывает Вилли Биркемайер. – Сам ездил туда, где она жила, встречался с людьми. В милицию не обращался – боялся ей навредить. В 2001 году я написал в передачу «Жди меня». Полгода мы перезванивались, пока однажды сотрудники редакции не пригласили меня на съемки. Ну, я и поехал. Мария, моя жена, отправила вместе со мной сына – чтобы я в Москве никаких «глупостей» не натворил. Франк поехал с удовольствием, он никогда не был в России. 3 дня мы гуляли по Москве, и я не подозревал, что Нина уже едет на встречу со мной. В среду пришли в Останкино, мне шепнули: «Вас ждет сюрприз!» И опять я не догадался. В студии я должен был рассказать о Нине. Меня почему-то попросили говорить по-немецки, хотя я до сих пор не забыл русский язык. Ну вот, я рассказал о своих поисках, и тут ведущий Игорь Кваша говорит: «Мы тоже искали Вашу Нину. Посмотрите на экран». Я увидел знакомые улицы, Мариупольский завод им. Ильича, где мы работали, потом маленький городок недалеко от Днепропетровска, где Нина родилась, какие-то женщины делились воспоминаниями... И вдруг я увидел мою Нину! Я сразу ее узнал».

Надо сказать, что Нину Ильиничну звонок из редакции «Жди меня» испугал. Ее спросили, хочет ли она встретиться с человеком, с которым рассталась в 1949 году. Женщина, которую КГБ полжизни держало под колпаком, подумала, что «органы» опять взялись за старое, и отказалась. Потом ей позвонил Игорь Кваша и все объяснил. «Мне очень хотелось увидеть Вилли, – рассказывала позднее Нина Ильинична, – но и у него, и у меня уже сложившиеся судьбы. Зачем все ворошить?» Когда Вилли узнал об этом – обиделся. «Я ни на минуту не забывал о тебе, – сказал он Нине, – перед отъездом 2 часа просидел в церкви, молил Бога о нашей встрече!»
Нина с внуком приехала в Москву. Все, что говорил в студии Вилли, она видела за кулисами. Когда пришла пора выходить, ноги перестали ее слушаться. Вилли сразу же заметил ее волнение, обнял и заслонил от камер. «Больше чем полвека я не видел мою Нину. Но когда взял ее руки в свои, подумал, что этих лет не было», – признался он.
А потом? Потом у них было 42 часа. И надо было успеть за это короткое время рассказать о пятидесяти годах жизни. Они говорили, говорили... Поехать на Украину Вилли не смог – не было визы. Франк, его сын, уже хотел взять в аренду машину, придумывал, как бы пересечь границу. Но Вилли и Нина договорились созваниваться, писать друг другу. Прощание было невыносимо тяжелым. Внук Саша буквально на руках нес бабушку к такси, чтобы отвезти ее на вокзал – сил на еще одно расставание у нее не осталось. Вилли вернулся домой. Чтобы лишний раз не расстраивать жену, которая всегда была против поисков и тем более против встречи, он звонил в Мариуполь то от сына, то от дочери. «Немецкие» дети Вилли по телефону познакомились со своей русской сестрой Татьяной, которая совсем недавно узнала о том, кто ее родной отец.

В 1950 году Нина вышла замуж за хорошего друга, от которого не скрыла ничего. Александр помог ей воспитать дочь. «Лучшего отца я и представить себе не могла, – призналась Татьяна, которая ни разу не почувствовала, что она неродная дочка. – Он попал с инфарктом в больницу и хотел рассказать мне что-то важное, но я сказала ему: «Потом, папа...» Через 3 дня он умер, так и не раскрыв маминой тайны».
Телефонный диалог Нины и Вилли длился недолго. Однажды она позвонила и сказала: «Я не хочу и не могу жить без тебя». «Девочка моя, по-другому невозможно, – попытался успокоить ее Вилли. – Я не могу оставить жену». Полгода после этого разговора Нина не отвечала на его звонки. Потом все-таки сменила гнев на милость. Они говорили обо всем: вспоминали прошлое, обсуждали насущные заботы, рассказывали о детях и внуках. Но судьба отвела им только полтора года. Старший внук Нины – врач. В тот злополучный день он был у бабушки, и она пожаловалась, что плохо себя чувствует. Аркадий сразу же повез ее в больницу, но не успел – сердце Нины Ильиничны внезапно остановилось, она умерла в машине.
«Мы потеряли столько времени, – сокрушается Вилли. – Я много раз писал ей после возвращения из плена, она писала мне. Но наши близкие сделали все, чтобы эти письма никогда не были прочитаны. Чтобы не навредить Нине, я должен был писать на адрес ее тети, а та уничтожала письма из Германии. И я думаю, то же самое делала моя мама. 5 лет она ждала своего мальчика из плена, а теперь какая-то русская «матка» его уведет?!
В 1953 году умер Сталин, и мы ждали, что «железный занавес» откроется. Но ничего не происходило. Отец уговаривал меня взяться за ум, завести семью... Я женился, в 56-ом родилась дочь Христиане, затем сын Франк. А я все надеялся и искал. Ну как я мог забыть про Нину? Ведь она же растила моего ребенка!».

Вилли овдовел 3 года назад. Теперь его семья – это дети, внуки, правнуки. Со своей украинской «родней» он познакомился в 2006 году, когда гостил в Мариуполе у Татьяны. На мой вопрос, было ли у него ощущение, что эти дети и взрослые – родные люди, Вилли ответил: «С первой минуты! Еще в аэропорту я почувствовал – это моя дочь! И знаете, Татьяна очень похожа на мою бабушку. Бывает же так!» В октябре 2007-го Татьяна сама приезжала в Herne, а в мае прошлого года Вилли отправился на Украину. «9 мая... В школе, где учится мой правнук, как раз проходили уроки Мира, и я пошел вместе с ним, – улыбается Вилли. – Приехало телевидение, дети рассказывали о войне, читали стихи. И тут правнук достает мою книгу и с гордостью заявляет: «А мой дедушка тоже воевал!» Бедный парень, он даже не сообразил, что я был на другой стороне! Ведь дедушка не может быть злодеем...» Со своей украинской семьей Вилли общается регулярно, 1-2 раза в неделю разговаривает с дочерью. Нынешней зимой заболел воспалением легких, так она звонила ему каждый день. Но как только дела пошли на поправку, Вилли Биркемайер снова развил кипучую деятельность.

Немецкая кинокомпания Zeitsprung и российский "Мосфильм" собираются снимать по его книге художественный фильм под названием «Запретная любовь» («Eine unmögliche Liebe»). Главную роль – то есть его самого – в фильме будет играть один из известнейших немецких актеров Маrio Аdorf. А Нину? Вилли попросил, чтобы это была украинская или русская актриса и чтобы она хоть немного на нее походила.
Я спрашиваю Вилли, почему он вообще взялся писать мемуары. «Я не собирался ничего писать, – ответил он. – После возвращения из плена записал страниц двадцать и забросил это дело. Когда умерла моя мама, я нашел в ее бумагах 22 письма и 33 открытки, которые посылал домой. А однажды мне в почтовый ящик подбросили книжку бывшего немецкого военнопленного. Она была написана с такой ненавистью к русским! В каждой женщине он видел потаскуху; начальство и лагерная охрана, по его словам, ненавидели немцев и жаждали крови; питание было таким, что не стали бы есть и собаки. Речь шла о том же времени и о тех же краях. Я должен был ответить! Не сомневаюсь, что в каких-то лагерях условия были хуже, чем у нас. Но ведь были и оазисы человечности, как наш лагерь. Нам помогали выживать! А садисты и подлецы есть у каждого народа. В лагере Дембица нас дубинками гоняли на плац – но не русские солдаты, а «свои» же пленные немцы. Не спорю, от «энкавэдышников» тоже доставалось, чудом выжил... Или вот еще пример: когда я попал в плен, русский солдат снял с меня ботинки, и я шел по льду босиком, кое-как обмотав ноги тряпками. Но спасла мои ноги, да и жизнь, русская медсестра, которая осматривала меня в очередном лагере. Она молча принесла мне обувь. Я с благодарностью вспоминаю даже тех, кто в цеху просто жал мне руку или подкармливал домашней едой – ведь это было по тем временам опасно! Я написал книгу, чтобы рассказать правду и помочь людям лучше понимать друг друга». С той же целью В. Биркемайер организовал в 80-х годах Общество германо-советской дружбы между городами Бохум и Донецк, а затем с его легкой руки стали побратимами Херне и Белгород.

Вилли пошел на войну подростком, слепо верившим фюреру. Он был убежден, что немецкая армия несет народам Европы освобождение от коммунистической угрозы. Как удалось ему не сломаться, когда одним махом были разрушены его идеалы и сама жизнь повисла на волоске? «5 января 1945 года я написал маме первое письмо, – вспоминает Вилли. – Меня определили на зенитную батарею подсобным. Но ничего героического я совершить не успел: через несколько дней мы, голодные и брошенные новобранцы, оказались в плену. А домой я вернулся только через 5 лет. Первые, самые страшные месяцы мне помог пережить мой друг Вальтер Цвинер. Он всегда подбадривал меня, хотя сам был ранен. В лагере мне заменил отца Макс Шик из Дюссельдорфа, без его советов я бы, наверное, пропал. Еще один Макс, толькоЗоукоп, староста лагеря военнопленных: его умение ладить с советскими начальниками сделало нашу жизнь терпимой. И еще – начальник лагеря Владимир Степанович: он заботился о нас, прикрывал от НКВД. Благодаря ему у нас никто не умирал от голода, больных выхаживали в лазарете, существовали даже театр и футбольная команда. Мы работали «от темна до темна», но за своей пайкой хлеба не стояли в километровых очередях, как местное население. Эти четыре человека помогли мне выжить, они, можно сказать, мои ангелы-хранители. Им я посвятил свою книгу. В плену я очень много думал о том, что увидел и узнал, иногда мне даже бывало стыдно, что я немец. Не озлобиться, лучше понять Россию мне помогло еще и то, что я очень быстро выучил русский язык. В Киеве, где я работал каменщиком и штукатуром, у меня был сосед. Он показал мне буквы и всегда говорил: «Даже если ты знаешь, который час, все равно спрашивай у русских. Не утыкай глаза в землю, как это делают другие пленные, а читай каждую вывеску». На стройке я пытался разговаривать с одной украинкой, которая не боялась общаться со мной. Однажды мы работали на Крещатике, вдруг подъехала черная «Чайка», из которой вышел Никита Хрущев и начал спрашивать, как нам, военнопленным, живется. Я его понял».

Напоследок я спрашиваю Вилли о планах на будущее. «Мой календарь заполнен до отказа, – смеется он. – Знаете, какое удовольствие приносят мне чтения в школах? Хотя иногда бывают такие вопросы, что хоть стой, хоть падай. Например, где мы в лагере заряжали мобильный телефон или как можно 5 лет прожить без мяса. Но эти дети умеют думать! Они слушают мой рассказ и вдруг понимают, что старше меня – того Вилли, который каждый день был готов к смерти. И тогда совсем по-другому оценивают свою жизнь».
На коленях Вилли устраивается его любимица, кошка Никита. Ее подарила отцу Христиане через несколько дней после смерти мамы. По словам хозяина, Никита необыкновенно умна (ну разве только по-русски говорить пока не научилась). Она присматривает за Вилли и оберегает его покой. Получается – еще один ангел-хранитель. Не много ли на одного «рыжего из Вестфалии»? «В самый раз!» – смеется Вилли.

Изображение

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Война и мир: оазисы человечности.

Изображение

Вальдорфская школа Oberberg пригласила нашего давнего знакомого Вилли Биркемайера для встречи со старшеклассниками. История этого удивительного человека потрясла школьников.

Общение с этим человеком для меня всегда радость. Но сегодня я особенно волнуюсь: мы с Вилли Биркемайером, автором книги «Оазис человечности», едем на встречу с учениками Вальдорфской школы в Gummersbach (NRW). Вилли читает отрывки из книги, а я вглядываюсь в их лица, пытаясь понять, какое впечатление производит история 16-летнего мальчишки, почти 5 лет проведшего в советском плену, на молодое, «подключенное» к компьютеру поколение. С первых же минут – шок! Вилли рассказывает о том, как пытаясь освободить раненую ногу, он в давке и темноте толкал спящего рядом солдата, а утром обнаружил, что боролся с трупом. В зале, где собралось около 120 учеников из 9-11 классов, повисает напряженная тишина. Они представляют на месте Вилли себя, и эта картина поражает даже самых скептически настроенных школяров.

– Зачем ты это делаешь? – спросила я Вилли перед началом чтения. Мне известно, что в свои 81 он колесит по стране не ради денег. Все гонорары господин Биркемайер перечисляет на благотворительные цели. Сегодняшний, например, адресован Детской онкологической клинике города Белгород, которой помогает Общество немецко-российской дружбы, организованное в Herne много лет назад все тем же неугомонным Вилли.
– Часть моего сердца осталась в России, и я буду счастлив, если с моей помощью наши народы станут лучше понимать друг друга, – улыбается в ответ он. – Молодежь имеет право знать правду о том, как это было. Война – это ужасное бедствие, но и на войне можно найти оазисы человечности, каким стал для меня Мариупольский лагерь, последний из шести, мной пройденных. Я ничего не придумываю. Я просто рассказываю, как боролся за жизнь, как скучал по маме, как нашел настоящих друзей, как встретил в плену свою первую любовь, а потом, после возвращения в Германию, искал ее 52 года. И знаешь – я уверен, что дети, которые слушали мой рассказ, начинают по-другому воспринимать жизнь, ценить ее. В школах, где я читал свою книгу (а их уже больше 150), никогда не случится то, что в Германии называют Amoklauf. Гарантирую!

«Это просто чудо, что мы можем пообщаться с участником войны, – считает один из руководителей школы, учитель немецкого языка и истории Йохен Фрич. – Свидетелей тех событий становится, к сожалению, все меньше, а нашим детям такие встречи необходимы».
Надо сказать, что Вилли – очень интересный собеседник. Особенно нравится ему отвечать на вопросы школьников. «Однажды меня спросили, как мы в лагере заряжали мобильные телефоны, – смеется он. – Но в целом ребят интересуют действительно серьезные вещи. Например: когда я, убежденный член гитлерюгенда, начал сомневаться в словах фюрера? Каким оказалось истинное лицо русских «иванов» – так называемых Untermenschen? Что дал мне опыт плена? Согласитесь, эти и подобные им вопросы говорят о том, что наше молодое поколение способно думать».

После встречи с Вилли я тоже решила задать 10-классникам Freie Waldorfschule Oberberg несколько вопросов. Вот что ребята на них ответили.
Считаете ли вы тему войны и борьбы с фашизмом актуальной?

Давид: «Эта тема актуальна и в наши дни, потому что до сих пор есть организации неонацистов».
Надя: «В некоторых странах о фашизме спорят открыто, но для Германии это табу-тема. Хотя я считаю, что об этом нужно говорить: на ошибках нужно учиться, а не прятать их с глаз долой».
Зимон: «Я считаю, что эта тема больше не актуальна. Есть много людей, которые не воспринимают идеи фашистов всерьез, они думают и ведут себя иначе».
Лаура: «Меня эта тема очень интересует, и мне очень жаль, что мы в школе ее недостаточно изучаем. Мои оба дедушки были призваны на фронт и до сих пор рассказывают о войне. Мне как немке стыдно, что Германия развязала обе мировые войны».

Какое впечатление произвела на вас история Вилли Биркемайера?

Юлия: «То, что ему довелось пережить в русском плену, по моему мнению, ужасно. Лично я даже не могу представить, чтобы я такое выдержала».
Давид: «Рассказ Вилли Биркемайера произвел на меня огромное впечатление. Я едва могу представить, как этот человек смог выдержать такие жестокие испытания (голод, побои, холод). Сам я, честно говоря, без еды даже 2 часа продержаться не могу. У Вилли удивительный характер. Здорово, что он передает свои знания другим людям! После его рассказа я намного лучше смог представить те времена»
Каролин: «История Вилли не только поразила меня, но и позволила увидеть жизнь людей во время войны. Теперь я испытываю еще большее уважение к людям, которые выдержали все испытания».
Надя: «Рассказ Вилли заставил меня задуматься о том, с какой легкостью одни люди уничтожают других. Это ужасно! Успокаивает только то, что не все люди такие».

Вам столько же лет, сколько было Вилли, когда он попал в плен. Если бы такое случилось с вами, ради чего вы постарались бы выжить?

Мальве: «Я бы боролась за жизнь ради моей семьи и друзей, надеясь на лучшее будущее».
Килиан: «Мне было бы тяжело осознавать, что моя семья горюет обо мне. Но в то же время мечты о том, что однажды я смогу вернуться и обнять родных, стали бы большой поддержкой».
Паула: «Честно говоря, не знаю. Чтобы жить, я наверняка цеплялась бы за самую ничтожную мелочь – надежда умирает последней!»
Надя: «Я думаю, что поставила бы перед собой цель, которая не позволила бы мне сдаться. Я бы боролась за жизнь для того, чтобы однажды вернуться к моей семье и друзьям».
Патрик: «На месте Вилли я бы не выдержал. Мне давали бы силы только мысли о доме».
Арвед: «Я очень люблю жизнь, поэтому изо всех сил боролся бы за нее. Но прежде всего, я сделал бы это ради моих родных и друзей».

Эмма Райнхардт, классный руководитель и учитель русского языка, приятно удивлена результатами встречи: «Мы с ребятами обсуждали визит Вилли Биркемайера, и их мнение было как никогда единодушным: его история необычна, интересна и очень познавательна. Мне хотелось бы поблагодарить автора книги «Оазис человечности» за то важное, что он делает для молодежи! Благодаря таким «оазисам» мы можем надеяться на мир в нашем доме».

Изображение
Последний раз редактировалось Tessi 19 мар 2015, 20:06, всего редактировалось 1 раз.

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №10

Сообщение Совёнка » 19 мар 2015, 06:55

Разобрались? Было у меня подозрение что теги слетели из-за того, что превышено было количество символов, у нас 60тысяч стоит, а я стратовом посте 67… я, хотела разбить на два сообщения, но телефон столько не кушает :sorry:

Кстати, может текст частями под спойлеры убрать, вроде как главами? Потому что очень интересно, но читать не удобно... И страницу долго проматывать :secret:

Картинки только под спойлером не увеличиваются...

Добавлено спустя 5 минут 25 секунд:
Если там уже кончилось право на редактирование, можете заново оыормленный текст опубликовать, я или Neill поставим этот тест в первый и последующие посты, а лишние скроем.

Чтобы сообщения не склеивались, в окне стандартного ответа можно соответсвующую галочку поставить
Изображение
Жизнь - удивительная штука: дырки на шкурке у кошки находятся ровно там, где у кошки глазки
Во всём виноваты Путин, Бог и глобальное потепление (с) один таксист

Совёнка
 

Сообщение №11

Сообщение GalinovMost » 19 мар 2015, 10:29

Tessi, спасибо огромное за потрясающую историю!
я трачу время как монетки
нелепо буднями звеня
а может это время тратит
меня

GalinovMost
 

Сообщение №12

Сообщение tarakashka » 19 мар 2015, 11:51

Tessi, такая история...я прослезилась даже. Спасибо. Понравилось выражение про Мариупольский лагерь "оазис человечности".
[+]
"Сейчас такое время: человечность принимают за слабость, а сволочизм и легкую степень дебилизма — за волевой и сильный характер."©

tarakashka
 

Сообщение №13

Сообщение Alameda » 19 мар 2015, 12:00

Спасибо, очень интересно! Лишний раз убеждаешься, что жизнь в сто раз непредсказуемее и удивительнее любого кино или книги.
хочу жить в домике у моря
у моря счастья и любви
вдруг сверху голос че мешает
живи


Открывающий двери в сказку
Изображение

Alameda
 

Сообщение №14

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 12:53

Совёнка писал(а) on 19 мар 2015, 07:01:Разобрались?

Разобралась, спасибо! :)
Вчера после нескольких попыток правки высветилось, что максимально допустимый объем текста превышен. С помощью сообщений от Vittel удалось его разбить, и всё появилось.

Добавлено спустя 54 секунды:
Совёнка писал(а) on 19 мар 2015, 07:01:Чтобы сообщения не склеивались, в окне стандартного ответа можно соответсвующую галочку поставить

Спасибо за подсказку. Я не знала, что с этими "склеиваниями" делать. ))

Добавлено спустя 1 минуту 29 секунд:
tarakashka писал(а) on 19 мар 2015, 11:51:Понравилось выражение про Мариупольский лагерь "оазис человечности".

Да, казалось бы, какой в лагере оазис?...

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №15

Сообщение Чертик » 19 мар 2015, 13:27

Спасибо большое за эту историю жизни прекрасного человека, было очень интересно. :flower: :flower: :flower:

Чертик
 

Сообщение №16

Сообщение Нюська-мамуська » 19 мар 2015, 13:34

я в последнее время очень сентиментальная. "Жди меня" не смотрела, т.к. реветь не хотела по итогам передачи.
На себя прикинула такую ситуацию - грустно. Я бы не хотела узнать, что такое прощаться с любимым навсегда :cry:
А еще очень жаль, что встретившись, они всё равно расстались. Я наивная, жду хэппи эндов :(

Нюська-мамуська
 

Сообщение №17

Сообщение Vittel » 19 мар 2015, 13:36

Нюська-мамуська писал(а) on 19 мар 2015, 13:34:А еще очень жаль, что встретившись, они всё равно расстались. Я наивная, жду хэппи эндов :(

:beer: ещё и так классически...ты же понимаешь, у меня жена :hang: бедная Нина
У всех есть внутренний ребёнок
А у меня в самом нутре
Жил с детства средних лет мужчина
Усталый сгорбленный алкаш


Со мной на ты

Vittel
 

Сообщение №18

Сообщение Франchessка » 19 мар 2015, 14:28

Cпасибо за рассказ.

Франchessка
 

Сообщение №19

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 19:58

Киев. Крещатик. Фонари, установленные вдоль улицы, - дело рук Вилли и его бригады военнопленных.
Когда он смотрел репортажи с Майдана и видел раскуроченную мостовую, свернутые фонари, - чуть не плакал.

Изображение

Лагерный театр. Вилли - блондиночка слева.

Изображение

Вилли с мамой после возвращения из плена.

Изображение

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №20

Сообщение Tessi » 19 мар 2015, 20:02

Нюська-мамуська писал(а) on 19 мар 2015, 13:34:А еще очень жаль, что встретившись, они всё равно расстались. Я наивная, жду хэппи эндов

Жизнь сложнее классических мелодрам.
Нина и жена Вилли ушли из жизни раньше него. А он, оставшись один, очень страдал без них.

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №21

Сообщение И.В. » 31 мар 2015, 20:00

ДЕвушки у меня такой вопрос... Вы не знаете, книга на английский переведена? У нас в футбольном клубе есть папа, чей дядя был в русском плену подростком, тоже в Германию вернулся в 50-х. И ему теперь очень интересно почитать книгу.
Вообще, они - немцы из-под Саратова и ему очень хочется съездить на родину отца (сам он родился уже в Канаде). Только русского он не знает, немецкий - слабый, а на английском мало материалов о немецких поселениях на территории СССР и их судьбе. Но если ему кинуть сайтов на немецком - он справится. Не поможете с сайтами? Может какие клубы или фонды все еще работают?
Все мои посты исключительно мое личное мнение.

И.В.
 

Сообщение №22

Сообщение Tessi » 01 апр 2015, 02:38

И.В. писал(а) on 31 мар 2015, 20:00:Вы не знаете, книга на английский переведена?

К сожалению, не нашла упоминаний. А спросить сейчас уже некого.

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №23

Сообщение dixja » 04 апр 2015, 21:54

Спасибо за продолжение.Как жаль что увидел Ваш пост с опозданием. Часто перечитываю "Оазис..."
Изображение
Вот эти фонари на Крещатике. Просто удивительно как всё в мире переплетено и взаимосвязанно.

dixja
 

Сообщение №24

Сообщение Tessi » 05 апр 2015, 02:24

dixja писал(а) on 04 апр 2015, 21:54:Вот эти фонари на Крещатике.

Спасибо!

Tessi
 
Автор темы

Сообщение №25

Сообщение dixja » 14 июл 2019, 20:56

Можете обновить ссылку на видео?

dixja
 

След.

Вернуться в История

  • Последние обсуждения

Кто сейчас на конференции

Сейчас эту тему просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1

При полном или частичном использовании материалов дачного форума обязательна активная прямая ссылка.
Uptime по данным Ping-Admin.Ru - сервиса мониторинга доступности сайтов Top.Mail.Ru Яндекс.Метрика
Права на часть смайликов принадлежит порталу http://www.kolobok.wrg.ru
Прокрутить вверх
Прокрутить вниз