Освенцим. 2 истории удачных побегов.

[Neill]

Рудольф Врба и Альфред Ветцлер были первыми, кому удалось сбежать из Освенцима. И первыми, кто рассказал всему миру, что на самом деле происходит за воротами с надписью «Труд освобождает».

Рудольф стоял на платформе, морщась от холода, и смотрел, как к сортировочному тупику медленно подползает очередная скотовозка. Мыслей не было в его бритой, слегка кружившейся от голода голове. Неподготовленный человек, увидевший впервые то, что ему предстояло сейчас увидеть, принял бы это за ночной кошмар. Но для Рудольфа это был просто очередной рабочий день. День, который ему предстояло перетерпеть.

Поезд остановился, с него соскочили конвоиры и передали ключи офицерам СС, стоявшим на платформе. Те распахнули двери вагона и закричали лающими голосами: «Аллес раус! Аллес раус!» Все на выход! Из вагонов в облаках пара и зловонных испарений начали вываливаться люди. Тех, кто пытался захватить с собой свой багаж, били по рукам. Скотовозки были заполнены под завязку, по сто человек в каждом вагоне. Люди ехали восемь дней без еды и воды. Это были еврейские семьи, «депортированные» нацистами. Как ни странно, большая часть пассажиров этого страшного поезда были еще живы. Они стояли и щурились от яркого света. Их быстро разделили на две колонны: женщин, детей и стариков в одну сторону, мужчин — в другую.

Затем серьезный и брезгливый доктор бамбуковой палочкой отделил процентов десять работоспособных мужчин и процентов пять — женщин. Их отправляли в лагерь. Остальных увозили на «санитарную обработку» — в газовые камеры.

Год назад Рудольф вытянул счастливый билет. Он оказался достаточно сильным, чтобы работать. Теперь узнику в очередной раз предстояло доказать, что он еще не растерял свои силы и способен трудиться в составе подразделения «Канада».

Они были чистильщиками. После того как пассажиров скотовозки, способных двигаться самостоятельно, увозили с платформы, им предстояло вынести из поезда трупы, инвалидов и тех, кто не способен был встать. Их клали на платформу и шли сортировать багаж. Категорически запрещалось разговаривать с больными или оказывать им помощь. После того как все сумки были отгружены, подъезжал грузовик-мусоровоз, в который вперемешку относили живых и мертвых, взрослых и детей. Дальше, вооружившись тряпками и дезинфицирующими средствами, надо было отмыть вагоны и платформу от крови и человеческих выделений, чтобы не осталось никаких следов того, что здесь происходило. За один рабочий день Рудольф «сортировал» по нескольку составов.

Сортировочная платформа была расположена в так называемом внешнем периметре лагеря Аушвиц (Освенцим). Сюда приходила ветка железной дороги, здесь выполнялись дневные работы. Днем внешний периметр охранялся цепью сторожевых башен с пулеметчиками. Однако до заката все заключенные должны были быть пересчитаны и отправлены во внутренний периметр, огороженный электрической проволокой, рвом и еще одной цепью сторожевых башен, куда переходила охрана с внешнего периметра, когда там заканчивались работы.

Вечером у Рудольфа было немного свободного времени, и он отправлялся в гости к своему земляку Альфреду. Оба они были родом из Словакии, из маленького городка на окраине. Когда два года назад, в 1942-м, началась депортация еврейского населения, никто не мог представить, что на самом деле происходит. Люди ехали на новое место жительства, захватив хозяйственный скарб, сбережения, одежду. Все это сваливалось в огромную кучу сразу же по прибытии в лагерь, сортировалось и отправлялось на фронт или в бедные районы Германии.

Тех, кто прошел отсев, брили наголо, татуировали им на левой груди порядковый номер. У Рудольфа он был «юбилейным» — 28 600. Именно столько несчастных оказалось за этим забором до него. Он знал, что почти никто из них не выжил, так так крайне редко встречал более ранние номера.


Естественная убыль в Аушвице составляла 20–50 человек в день. Люди умирали от истощения, болезней и просто по нелепой случайности. Например, охранники лагеря во время работы во внешнем периметре на стройке какого-нибудь объекта очень любили послать новичка принести что-то, находивше еся за пределами ячейки десять на десять метров, которую запрещалось покидать. Едва человек выходил из этой зоны, ему в спину раздавался выстрел.



Приятель Рудольфа, Альфред, работал в морге, где регистрировались все эти смерти. Это было одно из самых спокойных мест в лагере. Трупы складывали на полки без всякого охлаждения, и в бараке стоял стойкий неприятный запах. Офицеры СС сюда не заходили, поэтому земляки могли спокойно поговорить.
Смерть в своих самых жутких проявлениях была обычным фоном местной жизни.


Впоследствии во время допроса на одном из процессов над нацистами Рудольф Врба рассказывал о том, что ему пришлось увидеть в Аушвице: «В декабре 1942 года я шел по территории лагеря. У забора я заметил квадратные ямы внушительных размеров. Оттуда струился теплый воздух. Рядом никого не было. Когда я заглянул внутрь, то увидел много фрагментов обгоревших костей и детские головы. Почти нетронутые огнем детские головы. Тогда я не понимал, почему они не сгорели. Впоследствии выяснилось, что голова ребенка содержит гораздо больше жидкости, чем голова взрослого человека, и ей требуется больше времени и более высокая температура, чтобы полностью сгореть».

Процесс массового убийства в газовых камерах тоже происходил по оптимизированному сюрреалистичному сценарию. Осужденные на смерть до самого последнего момента не подозревали, что их ожидает. Измотанные и апатичные после долгих дней, проведенных в скотовозке, они послушно шли под конвоем в «предбанник», где раздевались догола, а для завершения иллюзии о том, что им предстоит мыться, получали по кусочку мыла и полотенце. Затем толпу загоняли в тесное герметичное помещение камеры. Чтобы люди набились как можно плотнее, у входа раздавались выстрелы, и задние ряды испуганно теснились. Огромные двери закрывались. Прижавшись голыми телами, осужденные некоторое время стояли в полной тишине. Их палачи ждали, чтобы температура внутри камеры поднялась до определенного уровня, при котором порошок-инсектицид Циклон Б ( По злой иронии судьбы изобретатель Циклона Б, который изначально задумывался как порошок от клопов и прочих вредителей, был евреем. Его звали Фриц Габер, в 1918 году он получил Нобелевскую премию по химии. После прихода Гитлера к власти Габер был вынужден эмигрировать из Германии. Многие члены его семьи погибли в газовых камерах фашистских концентрационных лагерей ) превращается в удушающий газ. Через 10–15 минут ожидания в потолке камеры открывали люки и люди в противогазах засыпали в них отравляющий порошок. Достаточно было пяти минут, чтобы он подействовал. Затем камеру проветривали, извлекали трупы и сжигали их в негасимых печах крематория.




Сидя в закутке между полками морга, Альфред и Рудольф обсуждали последние новости. Во внешнем периметре планировалась большая стройка. Сооружали новую железнодорожную сортировочную платформу, которая должна была обслуживать проект «Венгерская салями». В скором времени в Освенциме ожидали прибытия большого количества поездов из Венгрии. Строили новые печи, бараки и газовые камеры. Аушвиц выходил на невероятные мощности.


Рудольф, 19-летний юноша в затертой советской шинели, которая считалась тут самой завидной одеждой, сидел обхватив голову руками.
— Ты помнишь, как они говорили, что это переезд? Просто переселение... И люди спокойно грузились в поезда. Если бы нам тогда кто-то сказал, если бы предупредил о том, что здесь происходит... Ведь никто, никто во внешнем мире не знает.
— Как их предупредить? Ты же знаешь, что отсюда только один выход — через печь крематория, — отвечал 26-летний Альфред.




Как и в любом лагере, тут любили обсуждать тему побега. Однако за те два года, что Рудольф провел в стенах Освенцима, еще никому не удалось сбежать. Существовало две переклички: вечерняя и утренняя. Каждый раз всех заключенных, живых и мертвых, выводили или выносили из бараков и клали на землю рядами по десять. Таким образом конвоиры оперативно пересчитывали общее количество. Если кто-то отсутствовал, в лагере немедленно поднимали тревогу и начинали поисковую операцию. В этом случае охрана дежурила всю ночь во внешнем и внутреннем периметре, отряды засылали прочесывать окружающую территорию. Это длилось три дня, и еще не было случая, чтобы беглецов не нашли. Если они были живыми, их публично вешали на центральной улице между бараками. Если находили труп, его сажали у выхода из внешнего периметра и вкладывали ему в руку табличку с надписью «А вот и я».


Однако в лагере все же существовала специальная подпольная организация, которая постоянно разрабатывала планы побега. Альфред знал о ней и рассказал Рудольфу, что в настоящий момент как раз существует один очень рискованный, но очень эффективный план.

Для строительства новых венгерских бараков во внешний периметр завезли огромное количество деревянных щитов, которые надо было сложить в кучи. Люди, работавшие на разгрузке этих щитов, сложили одну из куч так, что в ней образовалась внутренняя камера на двух человек. Двум заключенным из тех, кто допускался к перемещению по лагерю (Рудольф как раз перешел из команды «Канада» на такую работу!), предстояло незаметно подойти днем к этой секретной куче и спрятаться внутри. Их завалят досками, а сверху положат табак, вымоченный в бензине, — он собьет со следа собак-ищеек. Три дня беглецам придется сидеть внутри, а когда на четвертую ночь снимут внешнюю охрану — бежать по течению близлежащей реки в сторону Словакии.


Рудольф и Альфред понимали, что они смертельно рисковали. Был ли риск оправдан? Прожив два года в лагере, они достигли кое-каких позиций и могли рассчитывать выжить в этом аду. Впрочем, никаких гарантий жизни в лагере смерти не было — например, эпидемия тифа унесла почти 80 процентов населения женских бараков в Освенциме. Никого из заболевших и не думали лечить. Всех, кто выказывал малейшие признаки заражения, сразу же отправляли на «дезинфекцию» в газовую камеру.


Побег, хоть и в охваченную войной Европу, избавлял от ежедневных ужасов смерти. К тому же на карту были поставлены жизни сотен тысяч человек в Венгрии. Итак, основательно посовещавшись за полкой в морге, друзья решили использовать этот шанс.
7 апреля 1944 года, перед закатом, по лагерю Биркенау (Аушвиц II) разнесся вой сирен. Двое заключенных не явились на вечернюю перекличку! Они будто провалились сквозь землю. Три дня и три ночи территорию лагеря тщательно прочесывали двести собак. В соседние деревни и леса были разосланы поисковые отряды. Тщетно.

Тем временем Рудольф и Альфред, скорчившись, сидели в своем укрытии. В лагере они привыкли к скудному рациону, и голод не был проблемой. Сложнее было с водой и с затекшими руками и ногами. К тому же волнение и жажда почти не позволяли им спать. К вечеру третьего дня они услышали голоса над головой.
— А что если они спрятались в этой куче? — говорил один из конвоиров другому.
— Да ладно, тут с собаками ходили раз десять, наверное! — отвечал его товарищ.
— А все же! Давай посмотрим?
Замерев и взяв наизготовку заранее запасенные ножи, Рудольф и Альфред приготовились к разоблачению. Догадливые немцы принялись разбирать деревянные щиты. Они сняли один слой, затем второй. Между ними и беглецами оставался последний тонкий слой дерева. И тут по лагерю опять завыли сирены.
— Их поймали! — закричал один конвоир другому, и они тут же ушли смотреть.

Однако сирены означали всего лишь отмену поисков. Рудольф и Альфред не могли поверить своей удаче. Однако они еще не знали, насколько им на самом деле повезло. На рабочую площадку спустились сумерки. Настало время выбираться наружу. Беглецы долго растирали затекшие руки и ноги и наконец попытались сдвинуть деревянный щит над головой. Тщетно. Тела, совсем ослабевшие за три дня бессонницы, голода и волнения, не слушались хозяев. Они были замурованы в своей импровизированной камере. Однако узники не зря пережили когда-то переезд в скотовозке и все сложности лагерной жизни. Они не хотели сдаваться. В течение трех часов друзья сантиметр за сантиметром сдвигали деревянную панель на расстояние, достаточное для того, чтобы протиснуться наружу. И наконец свобода!
Только выбравшись на поверхность, они осознали, какую огромную услугу оказал им дотошный немецкий конвоир. Без этой неожиданной помощи нечего было бы и мечтать о том, чтобы вырваться наружу.


Полной грудью вдыхая запах оттаявшей земли, друзья пробирались вдоль русла маленькой речки. Они ориентировались по страничке из детского атласа, которую им передали друзья, работавшие на сортировке багажа.
Самое главное состояло в том, чтобы избегать дружелюбных с виду домиков в деревнях. Местные поляки были давно выселены, на их месте прописались немецкие переселенцы из самых агрессивных слоев. Патрульные эсэсовцы давно научили их обращаться с беглецами самым жестоким образом. К счастью, друзья знали об этом по историям предыдущих побегов. Стоило заключенным обратиться за едой или помощью — и их сразу же сдавали.
Однако у Рудольфа и Альфреда была вода из местной речки, а это уже неплохо! Один раз им удалось укрыться в лесу от немецкого конвоя. Другой раз — добыть еды, настоящей деревенской еды: молока и яиц! И это после двух лет, проведенных на жидком реповом супе и очень плохом хлебе...

Ближе к Карпатам беглецам еще раз повезло: им повстречался партизан, который знал все местные тропинки и сумел перевести их через словацкую границу без проблем и лишних приключений. 21 апреля 1944 года Рудольф и Альфред в первый раз за два года спали на белых простынях в настоящих постелях в словацкой деревушке Скалайт.
Местный фермер помог им установить контакт с еврейским доктором из соседнего городка, а тот записал их отчет о лагере Аушвиц. Невероятно подробный отчет, с описью всех поездов, которые Рудольф очищал во время своей работы в подразделении «Канада», с перечнем всех смертей, которые Альфред зарегистрировал во время своей работы в морге. Это было первое сообщение о холокосте, первая правда об Освенциме и о том, куда на самом деле отправляются поезда с «депортированными» евреями. Доктор послал отчет в еврейскую общину в Братиславе.

Однако отчет не смог сохранить жизни венгерских евреев. Дело в том, что еврейская община Венгрии в этот момент как раз вступила в переговоры с нацистской Германией об обмене «крови на товары». Гиммлер предложил пощадить большую часть венгерских евреев в обмен на поставки грузовиков и прочего обеспечения для немецкой армии. Из-за этих переговоров отчет об Освенциме, хоть он и дошел до еврейской общины Венгрии, не был опубликован, чтобы не испортить сделку. Однако Германия нарушила свои обещания, и 450 тысяч венгерских евреев были уничтожены в печах концентрационных лагерей.
Рудольф и Альфред не смогли выполнить свой гуманистический план, но сумели сами вырваться из лагеря смерти. Впоследствии они будут выступать свидетелями на антифашистских процессах, по их истории будет написана не одна книга.


Рудольф стал профессором фармакологии в Университете Британской Колумбии в Ванкувере. Он получил мировую известность как исследователь сахарного диабета и рака.

Альфред реализовал себя как журналист и писатель. Под псевдонимом Йозеф Ланик он написал книгу «Чего не видел Данте».



Анатомия татуировок Освенцима
Порядковый номер заключенных сначала татуировали на левой груди, затем стали выбивать на предплечье. В 1944 году он доходил уже до 180 000. Номер сопровождался маленьким тре угольничком, цвет которого имел специальное значение.

Красный — политические заключенные.
Зеленый — криминальные авторитеты.
Черный — тунеядцы, антисоциальные элементы.
Розовый — гомосексуалисты.
Фиолетовый — члены религиозных сект, пацифисты, которые преследовались в нацистской Германии.
Красно-желтый — двумя наложенными треугольниками, составляющими звезду Давида, обозначали евреев.


взято отсюда http://funik.ru/post/89847-istoriya-per ... -osvencima

[Neill]

Добавлено спустя 1 минуту 13 секунд:
Бывший узник вспоминает дерзкий побег из Освенцима


НОВЫЙ ТАРГ, Польша – с каждым шагом, приближавшим его к воротам, Ержи Билецки все больше думал о том, что будет застрелен.
Это случилось 21 июля 1944 г. Билецки среди бела дня шел со своей еврейской подругой Цылей Цыбульской по мостовой Освенцима в украденной форме СС.
Колени подгибались от страха, но он всеми силами старался сохранить жесткую выправку, идя по длинной гравийной дорожке к сторожевому посту. Немецкий часовой нахмурился, разглядывая его поддельный пропуск, и некоторое время, показавшееся вечностью, разглядывал их обоих – после чего он произнес заветные слова: "Ja, danke" -- да, благодарю – и выпустил Ержи и Цылю из лагеря смерти на свободу.
Среди узников Освенцима ходила поговорка о том, что единственный выход из него – через трубы крематориев. Эти двое оказались в числе немногих, кому удалось выскользнуть через черный ход.
23-летний Билецки воспользовался своим относительно привилегированным положением в качестве поляка- католика, говорящего на немецком языке, чтобы организовать дерзкий побег для его еврейской любимой, которая была обречена на смерть.
"Это была великая любовь", – вспоминает Билецки, 89 лет, в интервью, которое он дал в своем доме в 55 милях (85 километрах) от Освенцима.
"Мы строили планы о том, как поженимся и проживем вместе всю жизнь".
Билецки было 19, когда немцы арестовали его по ложному подозрению в том, что он был участником сопротивления, и в апреле 1940 года его доставили в лагерь с первой партией арестованных – все они были поляками.
Ему присвоили номер 243 и отправили работать на склад, где изредка перепадавшие дополнительные крохи еды давали слабую надежду на выживание.
Это было за два года до первого потока еврейских арестантов, начавшегося в 1942 году. Для большинства евреев дальнейший путь был прямиком в газовые камеры соседнего Биркенау, но некоторым из них выпала участь принудительного труда в ужасающих условиях, который, однако, позволял отсрочить смерть.
В сентябре 1943 года Билецки был направлен на зерновой склад. Один из заключенных как раз знакомил его с обстановкой, когда внезапно открылась дверь, и вошла группа девушек.
"Мне показалось, что одна из них, симпатичная черноволосая девушка, подмигнула мне", – рассказывает Билецки с широкой улыбкой, вспоминая эту сцену. Это была Цыля – которую как раз направили зашивать мешки для зерна.
Их дружба переросла в любовь, так как работа на складе время от времени давала возможность для более тесного знакомства.
В воспоминании, которое она описала в 1983 году своих мемуарах об Освенциме, Цыбульская говорит, что, встречаясь, они рассказывали друг другу о своей жизни, и "каждая эта встреча была по-настоящему важным событием для нас обоих".
Цыбульская вместе с ее родителями, двумя братьями и младшей сестрой были отправлены в январе 1943 года в гетто Ломца на севере Польши, откуда их привезли в Освенцим-Биркенау. Ее родители сразу же погибли в газовых камерах, а ее саму с братьями отправили на работы.
К сентябрю 22-летняя Цыбульская осталась единственной живой из семьи , с номером 29558, наколотым на левом предплечье.
По мере того как их любовь расцветала, Билецки разрабатывал дерзкий план побега. От своего польского товарища по несчастью, работавшего на вещевом складе, он тайком получил полный комплект униформы СС и пропуск. Пользуясь резинкой и карандашом, он изменил имя офицера в пропуске с Роттенфюрер Гельмут Штелер [Rottenfuehrer Helmut Stehler] на Штайнер [Steiner] на тот случай, если часовой окажется знаком со Штелером, и заполнил его, добавив, что узник выпускается из лагеря для прохождения полицейского допроса на ближайшей станции. Он собрал немного продуктов, бритву для себя, а также свитер и туфли для Цыбульской.
Затем он посвятил ее в свой план: "Завтра придет человек из СС, чтобы отвести тебя на допрос. Этим человеком буду я".
На следующий день Билецки надел трофейную униформу, пришел в барак прачечной, куда была переведена на работу Цыбульская. Обливаясь потом от страха, он потребовал у немецкого надзирателя выпустить женщину.
Билецки вывел ее из барака и пошел по длинной дорожке к одному из боковых выходов, где на посту стоял сонный немецкий часовой, беспрепятственно позволивший им пройти.
Страх быть застреленным сопровождал и его первые шаги на свободе: "Я чувствовал боль в позвоночнике в том месте, где ожидал получить пулю", – говорит Билецки.
Но когда он оглянулся, часовой спокойно сидел в своей будке. Они дошли до дороги, а затем свернули в поля и спрятались в густом кустарнике до темноты, с наступлением которой двинулись дальше.
"Идти через поля и лес было очень утомительно, особенно для меня, не привыкшей к такой быстрой ходьбе", – рассказывает Цыбульская в своих записках об Освенциме, опубликованных в книге Билецки "Кто спасет одну жизнь..." , написанной на польском языке.
"Поскольку мы держались в стороне от населенных пунктов, нам пришлось переходить через ручьи, – пишет она. – Если вода стояла высоко... Юрек переносил меня на другую сторону".
В какой-то момент она почувствовала себя слишком усталой, чтобы идти дальше и попросила его оставить ее.
"Юрек ничего не хотел слышать и все время повторял: "Мы убежали вместе и будем идти дальше вместе", – вспоминает она, называя Ержи его уменьшительным польским именем.
Девять ночей они шли под покровом темноты, направляясь к дому дяди Билецки в деревне под Краковом.
Его мать, которая жила в этом доме, была вне себя от радости, увидев его живым, хотя и сильно исхудавшим после четырех лет в Освенциме. Однако, будучи католичкой, она была категорически против его женитьбы на еврейской девушке.
"Как вы будете жить? Как вы будете воспитывать детей?" – вспоминает Билецки ее негодование.
Чтобы уберечь ее от случайных нацистских патрулей, Цыбульскую спрятали на ближайшей ферме. Билецки решил спрятаться в Кракове – они надеялись, что это судьбоносное решение повысит их шансы на то, что нацистам не удастся схватить их. Пара провела вместе свою последнюю ночь в саду под грушевым деревом, прощаясь и строя планы на встречу сразу же после войны.
Когда в январе 1945 года советская армия вошла в Краков, Билецки уехал из города, где он прятался от преследования нацистов, и прошел 25 миль(40 километров) по заснеженным дорогам, чтобы встретиться с Цыбульской на ферме.
Он опоздал всего на четыре дня.
Цыбульская, не знавшая о том, что местность, где она пряталась, была освобождена тремя неделями раньше Кракова, бросила ждать его, решив, что ее "Юрасек" либо мертв, либо забыл про их планы.
Она села на поезд в Варшаву, рассчитывая найти своего дядю в Соединенных Штатах. В поезде она встретила еврея Давида Захаровица [David Zacharowitz], отношения с которым в итоге завершились женитьбой. Они направились в Швецию, а затем в Нью-Йорк к дяде Цыбульской, который помог им открыть свое ювелирное дело. Захаровиц умер в 1975 году.
В Польше Билецки со временем завел собственную семью и работал директором школы для автомехаников. У него не было никаких сведений о Цыбульской и никаких возможностей для того, чтобы найти ее.
В своих записках Цыбульская рассказывает, что многие годы после отъезда из Польши ее преследовало желание увидеть свой родной дом и найти Юрека, если он был жив.
По чистой случайности ее желание исполнилось.
Разговаривая со своей польской домработницей в 1982 году Цыбульская поведала ей историю своего побега из Освенцима.
Женщина была шокирована.
"Я знаю эту историю, я видела в Польше передачу про человека, рассказывавшего, как он вывел свою девушку-еврейку из Освенцима", – сообщила Цыбульской ее домработница, вспоминая рассказ Билецки.
Она узнала номер его телефона и как-то ранним утром в мае 1983 года телефон в квартире Билецки в Новом Тарге зазвонил.
"Я услышал, как кто-то смеется – или плачет – в трубку и женский голос произнес "Юрацку, это я, твоя маленькая Цыля", – вспоминает Билецки.
Через несколько недель они встретились в аэропорте Кракова. Он принес 39 красных роз, по одной за каждый год, который они провели в разлуке. Она часто навещала его в Польше, и они вместе побывали у памятника жертвам Освенцима, в семье фермера, приютившей ее, и во многих других местах, останавливаясь вместе в гостиницах.
"Любовь начала возвращаться", – говорит Билецки.
"Цыля не раз говорила мне: оставь свою жену, поедем со мной в Америку", – вспоминает он. - "Она долго плакала, когда я сказал: послушай, у меня такие прекрасные дети, у меня есть сын, как я могу так поступить?"
Она вернулась в Нью-Йорк и написала ему: "Юрек, я больше не вернусь", – вспоминает Билецки.
Они больше не встречались, и она не отвечала на его письма.
В 2002 году Цыбульская умерла в Нью-Йорке.
В 1985, Институт "Яд-Вашем"( Yad Vashem) в Иерусалиме вручил Билецки награду "Праведник народов мира" за спасение Цыбульской. Рассказ о побеге и его завершении, опубликованный на Интернет-сайте института, полностью соответствует сведениям, которое Билецки сообщил "The Associated Press".
"Я очень любил Цылю, очень" – сказал Билецки. – Иногда после войны я плакал от того, что она не со мной. Она снилась мне ночью, и я просыпался в слезах.
"Судьба все решила за нас, но я, не задумываясь, поступил бы так же еще раз."


отсюда http://www.sem40.ru/index.php?newsid=213673

[GalinovMost]

У меня все-таки в голове не укладывается этот ужас, начала читать и не смогла. Как представлю детишек...

[Neill]

У меня все-таки в голове не укладывается этот ужас, начала читать и не смогла.

Весь день читаю ((( Полезла искать инфу про один летний лагерь, а там среди фото... совсем не те фото. Пошла по ссылкам. Столько новых и новых фактов за один день... Сохраняю пока ссылки, невозможно всё сразу, сознание физически не принимает.

[Nathaly]

Читала книгу полячки, которой удалось пережить Освенцим, кажется, так и называется "Как я выжила в Освенциме"
Она описывает ещё 2 побега, но там не известно, что с людьми дальше стало. Сама она бежала, когда эвакуировали последних узников при наступлении нашей армии.
Меня в её рассказе очень поразил тот факт, что узники получали посылки. Конечно, не из СССР и евреи под вопросом, но она пишет про себя, про своих подруг-полячек. Что были посылки и они их действительно получали!
А из второго рассказа меня поразила мама героя.
Мы только вчера с подругой спорили по поводу предложения ввести в немецких школах изучение Майнкампф. Я говорила, что ужасы фашизма, нацизма и расизма дети могут изучить по фильмам, книгам и съездив на экскурсию в Аушвиц для особо не понятлиаых. После этой статьи я поняла, что есть люди, для которых это бесполезно. Сын такое пережил и мать все равно против еврейки

[GalinovMost]

Nathaly, я скачала, но никак с духом не соберусь за неё взяться

[Neill]

Сын такое пережил и мать все равно против еврейки

Мне показалось, что в данном случае причина не в том, что девушка - еврейка, а в том как соединить верующего иудея с верующим католиком.
Для меня чистый случай безнадёжности - Мадлен Олбрайт.

Добавлено спустя 4 минуты 57 секунд:

Освенциме"
Она описывает ещё 2 побега, но там не известно, что с людьми дальше стало.

Один из случаев был почти идентичен второму здесь, с разницей в месяца полтора. Только с трагическим финалом, решила не выкладывать в этой теме, не нарушать "позитив" Кину ссылку попозже.

[Nathaly]

Сын такое пережил и мать все равно против еврейки

Мне показалось, что в данном случае причина не в том, что девушка - еврейка, а в том как соединить верующего иудея с верующим католиком.
Для меня чистый случай безнадёжности - Мадлен Олбрайт.

.

фашисты тоже евреев не на чистом месте уничтожали, у них тоже идея была

Добавлено спустя 2 минуты 21 секунду:

Сын такое пережил и мать все равно против еврейки

Один из случаев был почти идентичен второму здесь, с разницей в месяца полтора. Только с трагическим финалом, решила не выкладывать в этой теме, не нарушать "позитив" Кину ссылку попозже.

Это третий. А еще два случая- это когда женщина сбежала с "воли", когда их вывели за стену лагеря что-то на берегу реки делать. Героиня тогда сказала, что видела, как женщина утонула.
И второй- тоже женщина, помните, там надсмотрщицу за это до смерти избили?

[Neill]

Это третий.

получается так. я об этом http://kinomusyk.ws/forum/showpost.php? ... ostcount=1

тоже женщина, помните, там надсмотрщицу за это до смерти избили?

Нет, не помню, не попадалось ещё

[lelek]

не про побеги

Станислава Лещинска, акушерка из Польши, в течение двух лет до 26 января 1945 года оставалась в лагере Освенцим и лишь в 1965 году написала этот рапорт.

«Из тридцати пяти лет работы акушеркой два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг. Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных.

http://nyka.livejournal.com/14651238.html